Брак стремительно летел под откос, не успев толком реализоваться. Наша на тот момент единственная дочь ещё не умела прилично ходить, когда я открыто призналась самой себе: чувств нынче нет. Стремились их вообразить, и даже получалось! - но, увы, теперь уже нет.
Есть идиотская жалость к себе самой, "обделённой" - и ко всем прочим участникам событий. К малышке, которая впитывает поневоле непонятно какой микроклимат семьи, к моим прозорливым родителям с их трезвой оценкой происходящего... К растерянному и подавленному супругу, который, кажется, честно пытался, старался, но ничего изменить не мог.
Семья рушилась изнутри, без внешних причин. Мы были не в том возрасте и социальном статусе, чтобы эти причины организовывать. Мне - хорошенько за тридцать, мужу и вовсе за сорок. Просто поняли, что мы друг для друга весьма случайные люди, что конструктив больше не проходит, что здоровой семьи - при всём желании её спланировать - не складывается. Говорили об этом.
Триггером стала моя замершая вторая беременность. После её прерывания муж выраженно замкнулся - но казался, в целом, невозмутимым. Я рвала на себе волосы, крича на весь мир: "Рождение ребёнка не отменили, его просто перенесли... на неопределённый срок." Я вдруг отчётливо поняла, что внутренний голос диктует мне: за эту мысль следует ухватиться.
Дочке был ровно год, когда я вышла на работу (финансовая независимость - очевидный плюс, тем более, что мы и по сей день представляем один коллетив...), установив удобный взаимодополняющий график нашего с супругом педагогического труда. Папа с ребёнком - это благородная картина, это возвысило в моих глазах мужчину, в оценке которого я утратила было всякую объективность. Вот такой спасительный якорь нарисовался в судьбе нашего семейства.
Я смотрела на то, как девочка взаимодействует с отцом. Я видела его человеческий рост, его личные открытия, его искренние улыбки по поводу малышки и её крохотных достижений. Я фотографировала их вдвоём, превозмогая слёзы. Слёзы душили, а я держалась... Стало понятно: надо перетерпеть.
Это мой путь, и другого мне не надо.
Отработала образцово-показательный учебный год - и родила сына, предварительно приняв на себя груз лечения от репродуктологов. Лечили на тот момент больше супруга, чем меня. Лечили, видимо, по делу... Решающим стал тот факт, что от лечения человек не отказался. Услышал меня - и принял с уважением моё начинание. Крепкий, доношенный юноша с девяткой-десяткой по Апгар сделал нас сильнее.
Двое детей, да ещё и с разницей всего в два года - это уже марка. Это повод для единомыслия. Конфликты шли косяком, и на это были свои причины... Но не они определяли на тот момент наше сознание. Связь через детей крепла с каждым днём! Мы совместно учились быть хорошими родителями для подрастающего тандема.
Трёхлетняя дочь пошла в садик, я вернулась к студентам, а мужу вновь перепала забота о годовичке. На этот раз - о маленьком мальчике, а это свой колорит! Малыш страдал астматическими бронхитами, отец освоил все тонкости обращения с небулайзером, истово увлажнял воздух в комнате при крупозных состояниях, выгуливал молодца по пять часов в день даже зимой. Периодически - активно и концентрированно преподавал, хотя моя нагрузка и востребованность была выше.
Были ли мы близки по-человечески именно как супруги? Не знаю. Не убеждена. Когда сыну сравнялось полтора года, я неожиданно для себя попала на терапию к космически одарённому психологу, психодраматисту. Бесплатно. Так получилось... Более чем на год.
Я писала тексты, формулируя в эссе всю подноготную своего существа. Психотерапевт вызывала на откровенность. Я музыкант, холерик, экстраверт: я привыкла быть предельно искренней. Муж понятия не имел, к кому я приходила после работы в течение многих месяцев...
Терапия приносила свои плоды, несмотря на изначальное противостояние и скепсис с моей стороны. Будучи с юности вполне самодостаточным и уверенным в себе человеком, я снисходительно принимала усилия специалиста. Психолог описывала мой случай в научной работе - и не скрывала этого. В этом была для меня некоторая значимость и дополнительная мотивация к исцелению. Но нет, на семейную терапию мы не претендовали.
Привычная формула "Изменить своё отношение к происходящему" - работала, ещё как работала. Чудесным образом, о разводе в беседах с психологом мы даже не упоминали.
Параллельно с коррекцией души, я приняла на себя протяжённое противоопухолевое лечение в репродуктивной сфере. Успешны были как гормональная терапия, так и полостная операция.
Я искала, искала и нашла СВОЕГО врача.
Я по-прежнему с ней.
Психотерапевт не могла не говорить со мной о сублимации. Эту тему мы поднимали всё чаще, когда моя доктор дала "зелёный свет" планированию третьего ребёнка. "Гармоничные отношения двоих" так и оставались для меня непознанной вселенной, в то время как деторождение вновь виделось доступным - после преодоления ряда тяжелейших факторов вторичного бесплодия. На этот раз... именно моих: я спокойно это приняла и поборола. Моим родителям данный период стоил многих седых волос...
В 36 лет я пополнила многодетный полк, в 39 упрочила свои позиции. Ещё двое сыновей, ещё две зубодробительные репродуктивные повести. Ещё два выхода на работу.
Мнение отца дорогого стоит: СОГЛАСЕН. Ведомый по своей природе, несмелый и не слишком инициативный человек встал неизмеримо выше мощных "самцов", которые, порой, размышляют: а нужен ли в семье очередной ребёнок - при том, что зачать его так просто в их случае...
Я не считаю свою четырёхдетную семью образцовой, а дочь и троих сыновей - абсолютно счастливыми людьми. Они заняты и талантливы, но в их психологии, закономерно, есть свои нюансы.
Многодетность стала для меня самоцелью, помогла мне сохранить равновесие в жизни. Сохранилась и ячейка общества, ставшая со временем несколько здоровее и честнее. О сепарации не может быть и речи - хотя понимаю, что это типичный вопрос приоритетов.
Для меня дети, в том числе и их количество - единица измерения счастья.
Жаль, что возраст (недавно отметила 41-летие) заставляет мечтать всё аккуратнее.
