Итак, по согласованию с райкомом партии меня назначили заведующей сельского клуба, который пока не работал. Заведующий ушел на фронт. Вот тут-то и пригодился весь мой юношеский комсомольский задор и организаторские способности. Мне зарплату установили 400 рублей. В «Заготзерно» я стала работать только до обеда, а потом — клуб.
Собрала комсомольцев села, около 15 человек. Своими силами привели в божеский вид помещение клуба, сообразили занавески на окна и занавес на сцену, и дело пошло. В клубе закипела работа. В кладовой нашли кое-какие инструменты. Организовали оркестр (нашелся и дирижер), хор, несколько кружков самодеятельности (я вела кружок художественного чтения и танцевальный). Стали проводить вечера, организовывали для молодежи вечера танцев.
На наши концерты самодеятельности приходили жители всего села. Любили приходить в клуб молодые лейтенанты из воинской части, которые шли транзитом на запад и останавливались на день-два у нас в селе. Столовая была хорошая, да вот еще и клуб появился, и быстро стал знаменитым на весь район. Я даже премии получала от райкома комсомола. Клубом я руководила до самого отъезда, а это около 4-х лет.
Наступило лето. А это подспорье к еде. Грибы, травы, ягоды. Грибов было много, да ходить в лес было некогда. Холод и зима позади — выжили. От мамы и старшего брата известий не было. Бабушка болела, работать больше не могла. Содержание семьи полностью легло на меня, 17-летнюю.
В селе меня уважали и взрослые и дети. И вот я решила организовать молодежную бригаду для работы в колхозе. В бригаду я довольно легко набрала около 60 человек молодежи от 10-12 лет до 17-18 лет. Старшие были в других бригадах, состоящих, в основном, из женщин и стариков. Нас колхозное правление признало, как бригаду с соответствующими правами и множеством обязанностей. Работали мы с 6 часов утра и до темна. Работали и в поле, и в огороде, очень активно на сенокосе и уборке урожая. Даже мой 12-летний брат Володя работал помощником комбайнера.
За бригадирство мне начисляли один трудодень, да еще один трудодень зарабатывала не головой, а руками. Освоила все премудрости сельского труда, вершила стога, скирды (это очень ответственная работа — ведь стога и скирды должны стоять и осенью, и зимой; и ветры и дожди они должны выдержать). За заработанные трудодни мы получали 100-200 гр. зерна, часто плохого (хорошее сдавалось в «Заготзерно»). В сельском магазине кроме хлеба (150 гр. на одного человека), соли, и, иногда — мыла за все годы эвакуации мы ничего не получали. Голодали. Есть хотелось всегда: сладкого, жирного, но особенно – хлеба.
Довольно часто вызывали в райком комсомола, а это за 25 километров от села. Вызывали на какой-нибудь инструктаж или лекцию. Ходили пешком, иногда кто-нибудь подвозил на телеге или грузовой машине. Один раз, когда мы шли обратно еще с одной комсомолкой из села — в одной из деревень мы не нашли колодца и зашли в дом попросить воды. На кухне, на столе стояла большая миска с ароматными, только что испеченными пышками. Мы позвали хозяев. Никто не приходил. Тогда мы, не говоря друг другу ни слова, как загипнотизированные, схватили по одной булке и быстро выбежали на улицу. Всю деревню мы пробежали как на соревнованиях по бегу, и только когда оказались в поле, далеко от деревни, съели эти булки. Мы никогда не вспоминали об этом случае и никому не рассказывали. Было очень стыдно.
В это лето мне было от райкома комсомола и райкома партии особое поручение, о котором нельзя рассказывать. А дело было вот в чем. От западной границы, южнее Ленинграда на восток почти до Волги тянется полоска земли приблизительно в 100-200 километров шириной, которая не была заселена людьми. Это болотистые места, через которые можно было пройти раз в четыре-пять лет, когда лето было очень сухое. По этой полоске земли с запада на восток, как только началась война, убегали звери от войны, множество волков скопилось в этих болотах, они подходили к деревням и селам и причиняли много вреда.
Но не одни животные бежали от войны. По этой болотистой местности бежали и люди — дезертиры с фронта. И в Вологодской области вылавливали их. И вот, проводя такую операцию, обнаружили в болотах, где встречались довольно сухие места — селения, хутора, неизвестные Советской власти. Была организована бригада из пяти человек, в которую включили и меня. Мы должны были разыскать такие поселения людей, посмотреть, как они живут, и переписать их.
От села «Новленское», где я жила, это приблизительно за 30-40 километров в сторону юга. Предупредили нас, что это опасно. Дали нам лошадь с легкой телегой, еще одну лошадь запасную и один пистолет, и мы пошли – поскакали. Тайно от местного населения. Довольно быстро мы добрались до этого места и действительно обнаружили три хутора. Когда мы приблизились, людей нигде не было видно. Оказывается, что они нас заметили и попрятались. Навстречу нам вышел бородатый, крупный, красивый старик в обыкновенной, но очень хорошей крестьянской одежде. Он пригласил нас в дом, где и состоялась интересная, можно сказать, дипломатическая беседа.
В это время много людей разных возрастов стали заглядывать в окна дома. Одеты были все, и мужчины, и женщины, и дети и взрослые одинаково: в длинные холщовые рубахи. Мы узнали, что старик — глава, а на хуторах живут его сыновья с семьями. Они вели натуральное хозяйство, сеяли рожь, лен. Был и огород. В хозяйстве были очень хорошие лошади и несколько коров. Одежду и белье ткали сами. Жили сытно. Один раз в несколько лет хозяин со старшим сыном ездили в районный центр. Покупали сбрую для лошадей, соль, спички и другие самые необходимые товары на деньги, полученные за продажу мяса, которое привезли.
Самолеты над ними иногда пролетали, но на это они не обращали внимание. Что такое советская власть и что идет война они не знали (мы были уверены, что только старик-то знал). Вечером нас пригласили к столу и угостили вкусными мясными щами и молоком. А какой каравай был нарезан для нас огромными толстыми кусками. Ели мы деревянными ложками из одной деревянной миски. Так сытно и вкусно я за все военные годы больше никогда не ела.
Мы рассказали старику все, что нужно было, записали, сколько у него было лошадей и молодых парней. Надо было ложиться спать на разостланные на полу тканые дорожки — нам дали одеяло и подушки. Мы договорились по очереди не спать, дежурить. Ночь прошла благополучно. Утром мы уехали, а дед, который хорошо знал дорогу, провожал нас километров пять. Позже я узнала, что в том месте организовали колхоз. Лошадей хороших (а у них плохих не было) отобрали, нужны были для фронта. Парней забрали в армию.
20 век в воспоминаниях моей бабушки. Начало здесь.
© «Следы памяти», Рахманова С.А. Москва, 2020 г., автор: Рахманова Вера Михайловна
