Василий Максимов и Алексей Саврасов
XIX век российского искусства. Ближе к середине столетия на первый план выступает социальное, разговор о «язвах общества». То, что относится к другой области – жизни души, религиозному чувству, – нередко признается отжившим и вредоносным. Потом наступит XX век – с его революциями и разрушениями.
В работах разных художников того времени встречаются и отрицательные образы священства, и неприглядные сцены монастырской жизни. Наверняка все это присутствовало и в реальности, ведь Церковь – в земном своем воплощении – состоит из обычных людей. Но было ли это «типическим», главным в церковном и, в частности, монашеском устройстве жизни? О том, что это не так, можно прочесть, например, в очерке-воспоминании «Старый Валаам» Ивана Шмелева; история Оптиной пустыни XIXстолетия также говорит совсем о другом. Но самое важное: если человек пытается за сиюминутным, пусть остро-социальным, услышать Вечность, – он увидит настоящую правду. Ту единственную Правду, которой и живет по-настоящему Христова Церковь.
Так, некоторые художники в своих работах, сознательно или, порой, просто следуя за своим даром, смогли уловить и выразить живописными средствами главное: жизнь Церкви – в том числе монашескую – как путь в высоту.
Василий Максимов (1844–1911) принадлежал к когорте передвижников и тоже изображал «правду жизни» (в которую, кстати, несмотря ни на что, порой прорывается нечто большее, и в которой есть своя красота). В его работе «У ограды скита» первое, что привлекает внимание, – врата, контрастно написанные, а потому сразу зрительно читающиеся. И – лестница вверх, то есть вход и путь. Путь к свету, пробивающемуся там, наверху. И только потом уже взгляд обращается на фигуры людей: это пожилой монах у входа, встречающий мирянина, который делает шаг ему навстречу, и другой монах на лестнице. В данном случае художник не стремится показать истории конкретных героев – те словно растворяются в окружающем; более важным оказывается сама идея пути вверх, его возможности. В работе очень много зеленого – цвета жизни, причем не той, будничной, что осталась за рамками изобразительного пространства...
Тот же посыл – в работе Алексея Саврасова (1830–1897) «У ворот монастыря». Две женские, еле различимые женские фигуры и – обращающий на себя внимание зрителя, практически излучающий свет вход в обитель. В этом свете – ничего сверхъестественного: солнечный луч, вырвавшийся из-за туч. Только направляет его художник туда, куда считает нужным, и явление природы становится метафорой, намеком на другой, нетварный свет. Освещенный солнцем, тянущийся к небу храм с колокольней, радуга – все это контрастно противостоит другой стороне полотна, где чернота тучи… Прежде чем начать движение вверх по ступеням, ко входу монастыря, тот, кто стремится туда, должен перейти мостик. Он словно разграничивает ту самую суетную жизнь и светоносную тишину обители. Но зритель видит только мост – то, что находится по другую сторону, художник не показывает. Изображение воды здесь – не только намек на Воду Живую (а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4:14)), но одновременно – образ повседневной жизни, которую нужно перейти, чтобы начать движение вверх, к свету.
В следующей части мы расскажем о работах Михаила Нестерова и Николая Химоны.
Рекомендуем другие публикации нашего канала:
Сберёг всё, что Бог доверил
Игумен Рафаил (Симаков): «Я считал, что с помощью картин людям можно рассказать о Боге»
Слово владыки Феогноста в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского (18 июля) (видео)
