Найти тему
Записки белокнижника

Паустовский: Ненастоящая любовь

Оглавление
авален
авален

Никогда еще так не любил, как полюбил третью жену Татьяну

Когда Константин Паустовский влюбился в Татьяну (Евтееву) Арбузову, свою третью жену, то писал, что еще никогда так не любил:

Нежность, единственный мой человек, клянусь жизнью, что такой любви (без хвастовства) не было ещё на свете. Не было и не будет, вся остальная любовь — чепуха и бред. Пусть спокойно и счастливо бьётся твое сердце, моё сердце! Мы все будем счастливы, все! Я знаю и верю…

На первый взгляд кажется, что поэты и писатели всегда так говорят, что каждый раз это сильнейшее чувство, а потом все по новой, новая любовь, новая страсть. Но есть у меня несколько аргументов против таких мыслей о Константине Паустовском.

Вероятно, это было правдой, и союз с В.Навашиной был изначально обречен

Во-первых, Татьяна Арбузова была не намного младше писателя, разница в возрасте всего 11 лет. Во-вторых, он влюбился в нее, когда ей было уже за 40, что опять-таки говорит о том, что речь шла в первую очередь о необыкновенной духовной близости между ними. В-третьих, они жили вместе долго, более 20 лет. И четвертым аргументом будет мое личное и субъективное восприятие его переписки со второй женой в сравнении с трогательной и необыкновенно поэтичной перепиской с третьей женой

-2

В письмах ко второй жене Паустовский почти не пишет о любви

В письмах ко второй супруге - Валерии Владимировне Валишевской-Навашиной - Константин Паустовский предстал деловитым, обстоятельным. Он пишет о том, как у него дела, что нового, но про чувства, про любовь он почти не пишет, не пишет, что безумно скучает, что ему кажется, что все зря пропадает, вся красота вокруг, как он писал это потом Татьяне Евтеевой.

Я очень хорошо себя веду — мало курю, съедаю все, что дают, и даже сам вымыл голову на ночь. Гехт торо­пит меня,— он отнесет это письмо на почту,— все время кричит под окном. Целую тебя очень, очень <…>
Твой Па-па-па-па.

Прозвище, которое использует Паустовский, не очень нежное

Писатель использует ласковое прозвище, когда обращается к Валерии Навашиной, но оно какое-то не очень и ласковое. На мой взгляд, совсем не нежное, хоть и оригинальное. Вообще, никогда не любила таких прозвищ – мне кажется, их придумывают, когда чувствуют недостаток любви друг к другу. Но это моя личная точка зрения.

Зверунья-певунья, получил вчера вечером сразу два твоих письмеца,— оба сразу потому, что два дня мы про­вели с Мишей на Старой Оке (огромное озеро за Про­рвой) и только вчера вечером вернулись. Там было очень хорошо, около нас садились стаи журавлей (они уже улетают на юг), много разной рыбы.
На все письма я теперь отвечаю сейчас же, чтобы не огорчать Зверунью,— даже на самые незначительные. Вчера нослал письмо красноармейцу из города Керки в Средней Азии — он мне прислал очень хорошее письмо, ты его, должно быть, помнишь.
-3

Даже Крым не вдохновил писателя на поэтичные письма к жене

Так же поразило, что несмотря на то, что большая часть писем написана из сказочно красивого Крыма, писатель не вдохновляется пейзажами, чтоб написать лиричные письма Валерии. Несколько лет спустя, когда Паустовский будет писать письма Татьяне, его будет вдохновлять все – и снег, и морозы, и красота деревни.

Зверуня, сегодня с утра густой туман, на маяке звонит колокол, а в море всю ночь трубит какой-то заблудив­шийся теплоход. А вчера было жарко и Гехт даже ку­пался...
Пиши. Не куксись, не болей. Целую тебя и Серяка.
Маленькая Звэра,— вчера из Москвы совсем не было почты. Каждый раз, когда не бывает почты, почему-то де­лается неспокойно на душе. Последние дни я много рабо­таю — вчера на «американке» читал отрывок,— Роскин сказал, что единственный недостаток моего рассказа тот, что он безукоризнен и нет никакой возможности к чему-нибудь придраться.
Целую тебя очень. Пошепчи Серяку обо мне что-нибудь хорошее. Поцелуй его. Фунтика не очень наказывайте.
Звэрунья, уже очень давно не было писем, и я боюсь — не случилось ли чего-нибудь в Москве. Почему ты не пи­шешь? Почему не пишет Серый? Здоровы ли вы. Послед­нее, что я получил от тебя, была телеграмма от 21, а те­перь уже 26-е, и нет от вас пи слова.

И даже в минуту опасности, когда началась Великая Отечественная, а сам писатель оказался в тот момент на Украине, он пишет жене так:

Пока все хорошо, но даже если бы стало хуже и мы бы потеряли связь друг с другом — никогда, ни на одну минуту не теряй надежды и жди. Я, кажется, написал мрачное письмо, но сегодня мне особенно трудно без тебя.
Целую тебя крепко-прекрепко.

Возможно, эти отношения были изначально обречены, возможно, это была не та самая настоящая любовь, а больше обоюдный интерес, любопытство попробовать что-то новое, сильная страсть. Не было родства душ? Такие союзы всегда недолговечны. Влюбленные быстро прозревают и стараются выпутаться из уз.

Такие мысли возникли у меня при чтении писем Паустовского.