– Николай Максимович, а ученики в Академии русского балета им. А.Я. Вагановой где больше хотят работать, в России или за границей? Они же делятся, наверное, своими желаниями...
– Да, конечно, но сейчас очень все изменилось. Раньше у нас не было интернета, у нас не было этих сплетен, было все очень закрыто, мир в театре был закрыт и мы не знали многих вещей. А сейчас – они еще в школе, а уже знают, кто с кем и где, все всё знают. Потому они заранее просчитывают ходы.
И я, наблюдая за карьерой некоторых, кто при мне выпустился, вижу, что они по-другому мыслят. Ну, во-первых, они рекламировать себя начинают еще «с пеленок», у нас такого не было. Когда я впервые появился в телевизоре – я был заслуженным артистом и не первый год. Да, мне было мало лет, но я был уже очень известный артист в театральном мире. А эти люди, не станцевав ни одного спектакля или один спектакль и то плохо... у них уже посты какие-то, советы, как свести мозоль, как накрасить глаз и так далее. Для меня это ад.
– Некоторые ученики Академии «жалуются»: почему их не готовят к трудностям, которые их ожидают в театре?
– А что они хотят, чтобы я им что показал? Как доносить? Я, например, это все не приемлю. Меня мама так воспитала, у нее была чудовищная фраза, если я начинал жаловаться, она сразу говорила: «Доносчику – первый кнут». Если бы я на кого-то стал жаловаться, меня бы первого выпороли. И я знаю с детства – жаловаться нельзя.
К каким трудностям? К тому, что они должны работать с утра до вечера? Я не знаю школу, где бы танцевали больше, чем в АРБ. Репертуар, с которым выпускаются выпускники АРБ, за последние семь лет – я могу сказать, нигде в мире такого репертуара нет.
Единственная особенность нашей школы, у нас классический балет во главе, на Росси – это оплот классического танца и никогда по-другому при мне не будет. Я не скрываю, я классический танцовщик и я очень люблю современный репертуар, но без классической школы, без классической подготовки ничего в современном репертуаре первоклассно исполнить невозможно.
– Николай, а как вы понимаете, что ребенок талантлив?
– Раневская еще говорила, что талант как прыщ, он садится на человека и не поддается осмыслению. Когда я работал в Академии еще только первую неделю, мы готовили «Щелкунчика» и я несколько девочек выделил в кордебалете. Все эти девочки в итоге стали сейчас солистками Мариинского театра, все. Невольно глаз падает.
Я думаю, что во мне было самое главное, когда я был ребенком? Да, конечно, способности, ножки, подъем, шаг, это все прекрасно, то, что у меня была удивительная координация и музыкальность – тоже, это редкость, но я очень заметный сам по себе человек. Я никогда не мог списать тихо, например. Я хочу быть незаметным, хочу тихо достать шпаргалку, а только меня и видно. У меня есть способность появиться на сцене и на меня обращают внимание. Но эта способность есть у тех людей, которых в итоге жизнь выносит на видное положение.
Это было и у Плисецкой. Она мечтала бы пройти незамеченной, но ты невольно на эту женщину в толпе обратишь внимание.
Когда в Москве появился первый «Макдональдс», это Пушкинская площадь. Все серое, все такое нерадостное – и вдруг рыжая буква «М» и там разноцветные стаканчики, чизбургеры, гамбургеры и так далее. В этот ресторан стояли часами. И я стою в этой очереди со своими одноклассниками, а на этой площади уже тогда начали люди торговать чем-то.
И какие-то женщины продавали фиалки, это была весна. И вдруг в этой толпе идет очень пожилая дама. Я помню только одну вещь, что вся эта толпа, вся эта площадь, она была вокруг этой дамы, которая тихо вышла из перехода и купила цветы. А мы стоим в очереди и я понимаю, что не могу оторвать глаз от этой женщины. И я кому-то из своих одноклассниц говорю: «Кто это?», а она мне отвечает: «Ты что, с ума сошел – это Марина Семенова». Все были серые, а на нее как будто направили луч, пока она шла, как на сцене.
Вот у людей, которые кем-то являются, в них что-то есть такое. И таких детей тоже сразу видно. Пестов говорил, что солистов в классе видно по тому, как он кладет руку на станок, он всегда на это обращал внимание. Солист просто так за станок не берется, в детстве.
