После войны практически в одночасье вся управленческая верхушка СССР обернулась людьми из далёкого прошлого. Это был парадокс: страна-победитель темпами плана Барбаросса отступала в далёкие и безнадёжные 20-е годы с их массовыми истеричными фальшивыми идеологиями. Ещё совсем недавно американская накачка тяжёлой индустрии, казалось, давала минимальный шанс хотя бы на материально благополучное существование. Но после войны СССР добровольно обрёк себя на периферийное прозябание, отказался от планов помощи, одновременно повесив на себя обузу аграрных восточноевропейских деспотий: изначально глупых и чванливых, да ещё и вдобавок пришибленных бессмысленным коммунизмом, сильно вчерашним и протухавшим опережающими темпами.
В мире поменялись все актёры и все векторы (кроме режиссёров театра теней), как у победителей, так и у побеждённых. Умер автор прорывного курса Рузвельт, отстранили сдавшего Империю Черчилля. Советские руководители, оставшись наедине с самими собой, в изумлении обнаружили себя зацикленными в программе-максимум большевиков, вершиной которых было взять власть. Взяли. А что дальше? Программа крутилась на том же месте. Победили в войне. А дальше что? Ни в первом, ни во втором случае никаких планов не существовало. Пятилетние же только ретушировали совершенную растерянность восстановлением промышленности вчерашнего дня за счёт старых немецких станков и краденных немецких же умов.
Ленин, как известно, закончил пэром нэпом (чего дурака-то валять?) сталинские гении расстреляли ленинградскую группу потенциальных реформаторов и закончили пылью ядерных испытаний.
Коммунизм, ещё в 30-е нужный создавшей его Британии для мирового рэкета, после ВМВ и ослабления Империи стал использоваться в качестве консерванта для половины мира, над которой Британия стремительно теряла влияние. Консервы были разные, но все имели явно сектантский привкус: если для СССР годился ленинизм, то Китаю сочинили маоизм. Это чтобы одинаково заряженные кильки в банке не сожрали друг друга, а, взаимно отталкиваясь, сохранились бы целыми до момента, когда банку настанет пора вскрыть. Религиозные учения обставлялись по всем правилам с томами заветов и политическими семинариями. Семинарии имелись в каждой школе и вузе в виде пионерских и комсомольских организаций. Всё же идеала шпионских инспираторов: семинария в каждой семье – достичь не удалось.
Советским, боявшимся всякого проявления внутреннего интеллекта, в 30-е годы удалось утолить интеллектуальный голод извне за золото, картины и голод реальный. Западные инженеры построили половину тяжёлой индустрии, и было бы полбеды, если бы это использовалось для разогрева своих интеллектуалов, но горы деревенских НИИ исправно рождали мышей темпами китайской борьбы с воробьями (и суть была, в общем, та же). Гуманитарное мышление вообще превратилось в предмет тайных знаний на кухнях. Не потерять себя в чёрной дыре советского времени немного помогали зачитанные до дыр дедушкины подшивки «Нивы».
В 20-е – 30-е СССР казался чудаковатым, но укладывался в общий межвоенный тренд с его полуфиктивными лимитрофами, дуракавалянием и экспериментами. Всеобщее избирательное право, эмансипация, сексуальная раскрепощенность, СССР – это был авангард, немного трэшевый, но конвенциональный. СССР признали не сразу, но и Джойса превознесли не вдруг. Френчевые Троцкий и Сталин смотрелись провокативно, но и клуб Гертруды Стайн жирел на контрастах. Белый кубизм, чёрный джаз, красный проект были причудливыми вещами одного порядка. Рядом с шедеврами Пикассо и Дали даже СССР мог выглядеть респектабельно.
Не то годы после Второй мировой. Херня на Западе куда-то мгновенно испарилась, люди протрезвели и занялись делом. Зарделись, из разряда: «это ж я по-молодости». А вот в СССР цирк продолжался: все позеленевшие от злобы кло(у)ны были те же и там же. Те же отжившие лозунги, та же косноязычная риторика, то же интеллектуальное нищебродство. И ни тебе стыда – ни совести.
И вот это уже стало перебором. У людей на руках 25, а требуют сдать ещё.
В главные враги были назначены вчерашние спасители и кормильцы США, – единственная страна, с которой никогда не было никаких конфликтов, а в тот момент – уже мировой лидер. Казалось бы, что может быть лучше? Мы отвоевали за них, они помогали, причём, бесплатно. Да это дружба! В жизни как? Лучший друг лузера пробился в министры, зовёт в гости: хватай его за рукав и... Пофартило же, ребята! Прицепиться к локомотиву – и вперёд. Лейся, песня. Но то в жизни, на этом свете. А то в СССР, на том.
Слились.
Финалом политики нелепого противостояния стало экономическое совещание 1952 года в Москве, где битком набитый танками, но слаборазвитый в интеллектуальном отношении СССР предложил впрячься в международную оглоблю СЭВ, призванную противостоять локомотиву зарождавшегося умного ЕЭС. И ладно бы предвосхитили скорое противостояние ЕЭС с США и выступили бы за одну из сторон: всё хлеб. Но нет, как в межвоенье остались болтаться между двумя центрами силы. Чем межвоенное пьяное шатание для СССР кончилось - помним. Тогда помнили ещё лучше.
Чтобы играть на противоречиях, нужно быть целым Александром I. А налицо были всё какие-то сотые доли.
Пока был жив Сталин, ещё можно было пыжиться победным духом, но уже через 8 лет распахнулись глаза на то, что страна проигрывает темпами неслыханными, а профанация и туфта переполнила все чаши терпения. Выяснилось вдобавок, что «генералиссимус» оставил по себе десятки миллионов военных и послевоенных жертв, разрушенную и так и не восстановленную страну с отрицательной (то есть, направленной в прошлое) креативностью. Вдобавок, нужно было, мля, отпускать ещё и немцев.
Растерянность советских аппаратчиков видна из реактивных попыток догнать и перегнать, дать отпор, зеркально ответить. Лишне долго говорить, что оборонительная безыдейная стратегия не сразу, но неизбежно приведёт к поражению от инициативной группировки. Это знает любой средний полковник. Но переполненный маршалами СССР остервенело оборонялся (а что, кто-то нападал?) по всему культурному периметру (т. е. экономическому, финансовому, научному, производственному и пр. и др.) гигантскими силами, расходуя все ресурсы на годы вперёд и нигде не ведя реальной проактивной деятельности из-за отсутствия собственного видения будущего. Всё, что предлагалось – это свято верить в коммунистическое завтра. Хихикали даже в Зимбабве.
Чехарда сельского триумвирата с постепенным выделением Первого секретаря не понимала, за что хвататься: упадочно и убыточно было всё. Хрущёв организовал два длительных турне к врагам – сначала на военно-техническую выставку в Британию, потом на выставку товаров народного потребителения в США. Толку, разумеется, не было и быть не могло (как и от бульдозерной выставки, куда набились жадные шестидесятники с эстетическим менталитетом тех же 30-х, но опоздавшие к раздаче крупных европейских слонов).
Сыграть на противоречиях ума не хватило. В сущности, и выторговать было нечего, так как нечего было продавать: какие излишки при плановой экономике?
На экспорт шло всё то же имперское наследие: от культурных ценностей до балета и Толстого. Это в партер. Скатертью-дорогой повалили на галёрку статистов славистов и шестидесятники. Но уже зерно шло на импорт. В ответ на реальные пинки и подначки со всех сторон религиозный ботан огрызался показать кузькину мать и никогда её не показывал.
Огромная популярность Советского Союза в странах третьего мира генерировалась не самим СССР, а злобным противостоянием Британии и США, когда люди повсеместно искали альтернативу империалистическим хищникам, тем более что с социалистического михрютки можно было бесплатно содрать три шкуры помощи в обмен на суесловную абракадабру.
Полбеды, если бы марксизм был игрой, паролем доступа для своих (все понимали, что это бред), нет же – к нему предлагалось относиться всерьёз и строить экономику с бесконечными подпорками, как историки строят историю. Но если от перекошенной мифологии древнего Рима никому, в общем, ни жарко ни холодно, то от экономики архаичного социалистического мира мороз продирал даже в Африке.
Нежелание отказаться от заскорузлой мертворождённой марксистской доктрины с прилагающимся нетерпимостью, грубостью и хамством, делало все союзы радиоактивно-токсичными с коротким периодом полураспада, и накручивавший витки Жугдардэмидин Гуррагча демонстрировал Монголии пятнадцать закатов в сутки.
Великолепные шокирующие достижения в космосе только подчеркнули отсталость архаичной системы. Максимально засекреченная отрасль стала ещё одним государством в государстве, поглощавшем ресурсы и выдавливавшее по каплям пустопорожний телеканал «Орбита», безответственные метеосводки и насмерть засекреченную картографию. При том, что возможностей и потребностей создать индивидуальную спутниковую связь, навигацию и нормальное ТВ было хоть отбавляй. Но советские засекретили всё мало-мальски прорывное, и даже безобидный туризм на космодромы обычным людям, оплатившим из своего кармана и ближний космос и дальних вохровцев, был категорически запрещён. (Кривая шарашкина контора проваливала не только космические прорывы, и родина лазеров все лазеры закупает.)
То есть, людям без позитивных идей не могло помочь ничто – ни атомный бум, ни железный БАМ, ни лазерный бим. Когда люди очухались от марксизма, нерушимый клубок союзных змей расползся по швам ещё одной технологии XIX века – национализму. (Её против других умные люди в России и придумывали.) Не помогли ни ракеты, ни победа в Великой Отечественной. Ладно бы – взорвался, погребя под собой конкурентов, нет, – схлопнулся внутрь пустоты из идеологической пены, которую пузырил 70 лет.
Это, конечно, закономерно. Нельзя в середине XX века жить по (чужой) технологии середины XIX, когда и был придуман социализм против имперских административных систем.
СССР так и не прекратил воевать (готовиться к войне) ни после ВМВ – и никогда, не имея к тому ни материальных, ни мотивационных ресурсов. Сразу после войны партийной верхушке это нужно было для некоторого успокоения верхушки военной, могшей осуществить реальный переворот: генералам отдавали внутренний сегмент власти, позволив строить карманное государство в государстве, начавшее быстро вырождаться в казарменные кормушки, заполненные потомственными карьеристами и лизоблюдами. Через четверть века это была гигантская ожиревшая неповоротливая структура с крепостными солдатами, лениво осваивавшими мытьё полов, стирку, пошив и частное строительство. Характерно: в императорской России солдат при поступлении на службу навсегда терял крепостное состояние и саму принадлежность к крестьянскому податному сословию, переходя в более высокий ранг. Советский призывник в крепостное состояние переводился, часто с крестьянскими обязанностями: извоз, стройка, картошка, свинарник. Уже не орудийная, но ещё прислуга.
Свой шанс СССР упустил в конце 40-х. Скажут: но в конце 70-х и начале 80-х он был уже очень даже ничего: в форме; вполне себе вегетарианский. Плакальщикам позднего огурчика-СССР напомню кое-что. В середине тех самых 80-х вождям перестройки пришлось призывать к необходимости повышения престижа ижненерного труда (без повышения з/п). Но это что... Был и другой призыв.
В 1985 в армию начали забривать поголовно всех студентов (кроме МГИМО). В рядовые гребли и учащихся вузов с военными кафедрами, и несчастных, получивших высшее образование в вузах, где её не было. Гребли подчистую, в учебных частях был полуторакратный перебор, не хватало банального чёрного хлеба. Последняя перед распадом Союза «казнь египетская» – смерть (интеллектуальных) первенцев – длилась 3 года. Это было извращение второго порядка: обычно студентов отправляли на картошку. Тут их сначала забрали в армию, а уже в ней отправили копать картошку. И для СССР, государства во многом фантомного, материализовавшегося напрямую из призрака середины XIX века, такая перверсия – норма, что для раннего, что какого. Интересно, что ответственные за это фантасмагорическое решение не названы и по сей день. Логично, что партию и тесно ассоциировавшийся с ней СССР никто не защищал. Да защитить и ума бы уже не хватило.
При появлении малейшей щели в границе инженеры свалили первыми.
А ведь это был низший интеллектуальный слой. О высшем и речи не было, так как его практически и не было.
В чём проблема СССР, унаследованная Россией? В отсутствии собственных интеллектуальных ресурсов, прежде всего, гуманитарных. Советские никогда не доверяли интеллектуалам, полностью подавив гуманитарное развитие в зародыше и загнав инженерные умы в шарашки, производившие внутреннюю валовую туфту. И правда, зачем тоталитарной секте мышление? Есть Маркс – ешь его. Свободой не пользовались даже сверхсекретные физики: какая свобода в закрытых тройными рядами колючки городах? Призванные охранять секреты советские спецслужбы породили такое дивное количество разномастных предателей, какое не снилось ни одной другой отрасли «народного» хозяйства.
В советских спецслужбах (что отражено в их названиях) нельзя обнаружить интеллекта, меж тем, как CIA и MI содержат слово Intelligence. Это, конечно, не случайно. И не потому, что интеллект сверхсекретен.
Сама по себе разведка реактивна, наивысший предел её – аналитика.
В то время как новые мировые сущности генерирует интеллект, то есть мышление иного градуса уровня, синтетическое. И это мышление на 90% гуманитарное. Оно вовсе не про то, как напоить, завалить и узнать. А о том, как придумать и внедрить.
Реагируя, никогда не угонишься. А синтезировать некому. Уже 100 лет.
Об этом как-нибудь в другой раз.
