В этот период произошло несколько трагических случаев, которые показали, как мимолётна грань жизни от смерти, и насколько должен быть умным Командир, если он хочет соответствовать своей должности. Хотя я и не выступал уже ни в каких соревнованиях по боксу, поскольку медицина наложила запрет на этот вид спорта для лётчиков, тренироваться никогда не прекращал. Среди наших матросов-механиков нашёлся один, у которого оказался 1 разряд по боксу. Звали его Игорь, мы подружились и большую часть времени тренировались вместе прямо на аэродроме. Как-то Игорь провожал меня в ночной полёт, мы перекинулись парой слов, и я полез по стремянке в кабину, потом повернулся вниз, посмотрел на него и подумал: «Что-то вид у него усталый. Надо бы сказать, чтобы пока я летаю полтора часа, поспал бы там за капониром, недалеко от места, где мы тренировались. Там рядом неплохую лежанку кто-то соорудил». Но предстоящий сложный полёт на полигон как-то вытеснил из сознания эту мысль, и я решил: «После этого мне предстоит ещё один полёт, вот тогда и скажу». Игорь мне махнул рукой: «Счастливо, Командир!» Я махнул рукой в ответ: «Пока…»
А когда прилетел, узнал страшную новость, Игорь прилёг отдохнуть прямо в высокую траву за нашей стоянкой и уснул. А через полчаса на соседнюю стоянку подъехал топливозаправщик ТЗ-22. У водителя матроса-первогодка с первого раза правильно подъехать к самолёту не получилось. Он стал сдавать задом и наехал на Игоря. Тот умер мгновенно. Когда я об этом узнал, хотелось «выть белугой» - как же так, ведь всего час назад он был жив, и ведь если бы я ему сказал: «Отдохни за капониром» - он бы точно был жив… Но увы, что произошло, уже не исправишь, хотя бы довести до остальных, чтобы не повторять таких ошибок в дальнейшем…
НЕЛЕПАЯ СТРЕЛЬБА
Следующий случай: служили у нас в эскадрилье два друга – матросы Сергиенко и Шпаковский. И у второго была нехорошая детская привычка, наставлять незаряженный карабин на кого-нибудь и щёлкать курком, делая вид, что стреляет. Мы его раз предупредили, два, что «палка раз в год и та стреляет», потом наказали по строевой линии, «пропесочили» на комсомольском собрании. Он вроде осознал, прекратил. Но как оказалось, не на долго. Когда они стояли в карауле, Шпаковский сменившись с поста, зашёл в караульное помещение, а там Сергиенко в этот момент шутливо боролся с бойцом из предыдущей смены. Шпаковский заорал: «Прекратите, дайте отдохнуть», - а поскольку те продолжали бороться, выкрикнул угрозу, как он думал шутливую: «Не прекратите, буду стрелять». И с этими словами сдёрнул с плеча карабин и не заметил сам, как руки передёрнули затвор. Те встают, он наставляет ствол на Сергиенко, нажимает курок, думая, что произойдёт обыкновенный щелчок, как это бывало у него ранее, а тут вдруг звучит выстрел. Пуля попала прямо в лоб, матрос скончался на месте. В результате, одного на кладбище, второго в «психушку», т.к. «крыша у него после всего происшедшего поехала».
Можно было этот случай предотвратить? Можно. Если сразу насторожиться и не допускать этого матроса к службе, связанной с несением оружия. Или в крайнем случае, не оставлять его одного без присмотра…
СТАНОВЛЮСЬ АСОМ или МЕРЕСЬЕВ №2 (тот, правда, без ног летал, а я без "головы")
Третий случай - он напрямую связан с лётной работой. Дело в том, что у Командующего Сергея Арсентьевича Гуляева был «личный» самолёт ИЛ-28 за №100. Мы его так и звали – «сотка». Командующий на нём летал по аэродромам, пока здоровье позволяло. Периодически на самолёте, как и на всех типах летательных аппаратов должны производиться разные регламентные работы, профремонт, капремонт и пр. На аэродроме Донское, где базировался вертолётный полк, был ещё авиационный завод, куда гоняли самолёты со всего Советского Союза. И вот как-то раз «сотку» Командующего на 100 часовые регламентные работы поручили перегнать нашему заместителю командира эскадрильи майору Хотяновичу, это который нам «капитанов» присвоил. А в Донском очень сложная полоса. Там всего 600 метров бетонки, откуда обычно вертолёты летают, а остальные 1400 метров «железка».
Так мы называем железные листы с дырками, которые ложатся на землю и не дают ей проваливаться под весом самолёта. А это ни много ни мало – 20 тонн. Поскольку «железка» с дырками, сквозь неё всегда прорастает трава, из-за чего она плохо видна с воздуха, но самое главное – в дождик на ней нулевой коэффициент торможения. Короче, в такую вот сложную погоду майор Хотянович садится, выкатывается с полосы, а там дальше «буераки», и «слегка» ломает самолёт Командующего. Гуляев «топал ногами». Хотяновича как-то быстро уволили с армии, возраст как раз подходил, а по Авиации издали приказ: «К посадке всех самолётов, прилетающих на Балтику, на аэродром Донское допустить только двух лётчиков: подполковника Кондрашова В.С. и капитана Чечельницкого В.В. – т.е. меня.
Но поскольку «не царское это дело» - самолёты гонять с аэродрома Храброво, где мы дислоцировались, на аэродром Донское, где был завод, комэска возложил это дело на меня. Тем более, что сам перелёт занимал от 2,5 -3-х до 7-8 минут, в зависимости от старта. Мы после взлёта не только шасси, но и закрылки не убирали. В общем, так прошло около полгода, и надо «сотку» Командующего снова на завод гнать. Естественно, сделать это должен командир эскадрильи – по рангу положено. А всю неделю стоит дождик, мелкий такой, еле заметный. Видимость, нижний край облачности – всё вроде позволяет делать перелёт, но полоса-то мокрая, а значит коэффициент торможения «никакой», и Владимир Стефанович как опытный лётчик («старый зольдат – умный зольдат) этот перелёт откладывает по той или иной причине. А Командующий каждый день на утреннем докладе интересуется, как самолёт, где самолёт? А его заму, генералу Лецис приходиться «краснеть» и в понедельник поступает со Штаба авиации «циркуляр» - привожу дословно, потому что генерал Лецис лично отдал приказ оперативному дежурному довести по телефону до меня его слова: «Поручите это дело Чечельницкому, он перегонит».
Т.е. мне дали понять, что на меня «вся страна смотрит». А в понедельник погода такая же, если не хуже, дождик и ещё усилился, уже и видимость, и нижний край облачности к минимуму аэродрома подходит, да и полоса ещё какая мокрая. Блин, но на меня же страна смотрит. «Летим», - сказал я, и штурман, целый майор, Дмитриченко Владимир Аниканович, комиссар эскадрильи, бесстрашно полез в кабину. Мы с ним даже заход толком не обговорили. В итоге и я, и он, совершили такую глупость - для лётчиков объясню. Взлетаем, не убирая шасси и закрылков, идём по курсу взлёта 2 минуты, выходим в точку в море, а потом левым разворотом доворачиваем на посадочный курс Донского, довыпускаем закрылки в посадочное положение, и пройдя только один Ближний привод (Дальнего там с этим стартом просто нет – море), производим посадку. И всё это в облаках и дождике 300 на 3. Был бы я «умный» или хотя бы опытный, я бы над стартом прошёл, «понюхал погоду», а потом бы и сел со второго захода. Нет, блин, стал я садиться с первого.
Система ОСП, если её так можно назвать, всего один привод. Короче, вываливаюсь с облаков, впереди 600 метров бетонки «маячят» так это смутно. А до неё ещё 1400 метров железной полосы где-то начинаются, а где – абсолютно не видно. По науке, мне начало полосы должны щиты створные указывать, но поскольку вертолётчикам это не надо, их давно никто не обновлял, ни красил, да я их из-за дождя и не увидел. Грамотное решение – это уйти на второй круг, осмотреться, но «на меня же страна смотрит» и я произвожу самую авантюрную посадку в своей жизни. Я сажусь туда – не знаю куда. Я абсолютно не вижу под собой полосы, есть там «железка» или нет, или она начинается дальше, а подо мной мягкий грунт и трава. Я вижу только, что в створе светится сквозь лобовое стекло белый кусок бетона где-то впереди.
Выравниваю, наугад произвожу посадку и «чудо» - шлёпаюсь 50 метров от торца полосы (это по докладу радиста). Щенячий восторг – угадал, начинаю тормозить, эффект нулевой, самолёт мчится как на «салазках». Я к такому оказался просто не готов. Про импульсное торможение, которое мы когда-то применяли на льду, я просто забыл. На огромной скорости выскакиваю на бетон, и понимаю, что сейчас буду за полосой, где уже побывал Миша Хо. После чего его сразу отправили на «дембель», блин, а мне туда ещё рано, выслуги не набрал, чем кормить семью, когда выгонят с армии??? Вот такая «куча» мыслей у меня мгновенно пронеслась в голове, и поскольку есть «конкретное предложение» - надо что-то делать, я не ломая «фантазию», полностью зажал тормоза.
На самолёте автомата «юза» нет. Лопается сначала одно колесо, судорожным движением педали удаётся не слететь с полосы вбок, лопается второе колесо, и дальше на паре передних колёс и ребордах основных ног шасси с «выпученными от ужаса глазами» я горделиво продолжаю пробег дальше... Еле-еле, ковыляя, заруливаю на стоянку, внутренне готовый к такому большому «про****ону», который мне ещё не вставляли! Шутка ли, самолёт Командующего поломать, (извиняюсь перед читателями, которые, ну это, с «интеллигентов»… но синонима к этому слову, что я выше произнёс, в русском языке я не нашёл), а техники меня чуть ли не на руках качать начали. «Молодец, Командир! Главное, что самолёт перегнал. А колёса – ерунда, их всё равно менять надо было. А то нас Командующий вопросами «задолбал», когда его самолёт сделаем? А самолёта-то нет, как мы ему ответим. А теперь всё в порядке, не переживай».
Короче, этот мой «героический подвиг» нигде в анналах истории авиации не значится. Я его первый раз озвучиваю, т.к. вчера по первому каналу Российского телевидения космонавт Алексей Архипович Леонов впервые озвучил официальную причину катастрофы МИГ-15 с Юрием Гагариным на борту, то значит и мне можно за давностью лет приоткрыть эту «страшную тайну». Чтобы «скрыть следы» мне даже предпосылку к лётному происшествию тогда не оформили, как это вообще-то положено было сделать, опять же не ругали, более того - благодарность или там медаль какую, тоже не выдали. В общем, как будто самолёт сам с аэродрома на аэродром перелетел. А всё для того, чтобы Командующего не расстраивать.
МАГАРЫЧЁВЫЕ ПОЛЁТЫ
Но с этого момента авторитет мой в Штабе авиации заметно вырос. Я это незримо чувствовал по условиям, в которых мне разрешали перегонять самолёты на завод. Кстати, испытательные облёты после окончания ремонта делал тоже я. «Магарычёвое» дело, я вам скажу. Сразу после посадки экипажу прямо под самолётом вручали три конверта без всякой росписи за них. На конвертах надписи: «Командиру, Штурману, Радисту», - открываешь и находишь в своём 22 рубля, у штурмана – 14 рублей, у радиста – 8». Цифры от счастья, что всё на «халяву» и без всякой бухгалтерии, могу перепутать, так что если кто из летавших на это дело скажет, что 2 рубля я кому-то зажилил, прошу простить. Но главное в другом, все конверты сразу сдавались радисту. Он закупал на всю сумму «шнапса», закусь, если на неё хватало денег, после чего заходили за руководителем полётов и бегом на берег моря, как говорят: «Опять нет повода не выпить»! «Лепота!!!» Вот тогда-то я и решил, надо подаваться в испытатели, у их такой «банкет» каждый день, наверно, бывает.
Я конечно от таких полётов «заматерел», и однажды это привело к трагедии. Был сильный штормовой ветер с периодическими снежными зарядами, но ветер был строго по створу полосы. Надо было перегнать самолёт, прилетевший к нам с Севера, и уже стоявший у нас неделю. А что такое простой самолёта? На заводе работа стоит, премию рабочим не платят, боеготовность флота страдает, самолёт не в строю. Поэтому, учли мой «авторитет», дали команду: «Перелетать».
Посадка была очень сложной, но осознанной, я уже «стреляный воробей был», хотя иногда хотелось ругаться матом. Самолёты часто прилетали с такими отказами, т.к. лётчики, зная, что всё равно на ремонт летит, отказавшие приборы не меняли, а мне без приборов потом приходилось так «корячиться», как и в том случае. Они – то на нормальный аэродром садятся, а я на тот, на который только по спецдопуску пускают. В общем, произвёл посадку. Помогло, что ветер снег сразу с полосы уносит и тормозить помогает. Заруливаю. Когда самолёт боком к ветру, понимаю, что ветер почти ураганный. Я сейчас не помню, какую цифру мне выдал РП при выдаче условий на посадку. Ему всё равно официально эту цифру озвучивать нельзя было, бо прокуратура бдит, да и если ветер по полосе, это в общем-то не так страшно, главное, подходить на скорости и обороты до посадки не убирать.
В общем, зарулил, экипаж покинул кабины, я в журнал подготовки самолёта «кучу» замечаний записал. Обычно, мы многие замечания не записываем, говорим устно, но тут, дело принципа. Потом ведь после окончания ремонта мне же этот самолёт придётся облётывать. И только хотел сказать технику: «Чехлить самолёт не надо, снесёт, подождите стихания ветра», - но тут штурман меня в бок толкнул: «Командир, скорее, столовая закрывается, не успеем». Ну, обед – это дело святое. Не сказал я технику то, что должен был сказать, подумал, он и сам всё знает.
Едим борщ, вдруг доклад: «Только что матроса-механика, который чехлил самолёт, ветром с плоскости сдуло. Падая, он успел схватиться за антенну АРК, она оборвалась, и он темечком об бетон с 3-х метров. Скончался, не приходя в сознание. У меня ложка как кость поперёк горла встала. Слеза упала в тарелку, а я всё повторял: «Как же так? Ведь «ежу понятно», что в такую погоду нельзя чехлить самолёт. Нельзя слепо выполнять требования руководящих документов, которые обязывают технический экипаж, что при осадках нельзя оставлять самолёт не зачехлённым. Как же так? – повторял я. Но уже ничего нельзя было исправить…
Майор – это почти старший офицер.
Гарнизон Быхов, Белоруссия, меня только вчера перевели из 170-го в 240-ой мрап (морской ракетоносный авиационный полк), представили эскадрилье как нового командира, и на следующий день я сразу попадаю на строевой смотр дивизии, который проводит Командующий ВВС Балтийского флота Анатолий Иванович Павловский. Зрелище я вам скажу ещё то, когда значительно больше 1000 человек маршируют по полосе. Я впереди своей АЭ, прошли вроде хорошо, по крайней мере, «гороха не было» - так мы говорим, если строй печатает шаг, но чуть-чуть не одновременно. И вот тут меня отсутствие опыта подвело. Бывалые командиры, когда обстановка позволяет, сразу выходят из строя и идут рядом. И строй видишь, если что, рявкнуть можешь, и обстановку кругом обозреваешь. А я так и продолжал топать впереди, полагая, раз я чеканю шаг, то и подчинённые за мной тоже. «Размечтался, наивный!»
Только с полосы на рулёжку стали сворачивать, я впереди самозабвенно строевой шаг отбиваю, а моя эскадрилья, оказывается, уже «кто в лес, кто по дрова» шлёпает. Слышу сзади скрип тормозов. Оборачиваюсь, «Волга» Командующего. Из неё Анатолий Иванович вылезает, а за ним комдив, генерал Пироженко Иван Семёнович. Я сразу принимаю вид лихой и слегка «придурковатый», как того устав требует, когда обращается Начальник: «Эскадрилья стой. Товарищ Командующий, третья эскадрилья 240 мрап возвращается со строевого смотра. Командир авиационной эскадрильи майор Чечель…» Фамилию он мне до конца произнести не дал, перебив зычной фразой: «Я Вам строгий выговор объявляю»!
Я ему: «Есть, товарищ Командующий, строгий выговор», - молодцевато ответил я, отдавая честь.
Командующий ждал видно какой-то другой реакции, типа «За что? Или типа: Не надо, я всего первый день командую этим личным составом или я исправлюсь», - потому что он тут же, но уже более высоким тоном повторил: «Я Вам строгий выговор объявляю!»
На что я ещё более радостным тоном ответил: «Есть, товарищ Командующий, строгий выговор».
Мой ответ его опять озадачил, потому что он мне снова буквально прокричал: «Я Вам строгий выговор объявляю»!
Я ему не менее громко в ответ: «Есть, товарищ Командующий, строгий выговор». А сам подумал, может ему надо, как у нас техник Костя Немкин отвечал прямо из строя, когда комэска ему: «Я Вам строгий выговор объявляю». А тот в ответ: «А я не возьму…».
Тут у Анатолия Ивановича видно совсем терпение лопнуло: «Я Вам строгий выговор объявляю, Вы поняли? За низкую требовательность к подчинённым, строгий выговор», и бросил комдиву, - запишите ему в карточку». Генералы прыгнули в машину и «Волга» уехала, а мой строй покатил дальше. Я уже шёл сбоку от своей гвардейской, кстати, эскадрильи и размышлял: «Дисциплинарный Устав он генералов касается или только для офицеров действует, где говорится «командира в присутствии его подчинённых не наказывают. Это делается только в равной офицерской среде, а меня сегодня перед моими матросами 4 раза «поимели», как теперь авторитет нарабатывать?»
Да, блин, хорошо я в новой должности службу начал! Но кого не ругают, значит, на том поставили «крест», а мне, как оказалось ещё расти и расти…
