Дебютное знакомство с творчеством Ларса фон Триера. Ощущение прочтенного двухтомного романа, спешно захлопнутого (как бы не откусили пальцы). Своей литературностью картина обязана ряду приемов. Так, декорации в фильме практически отсутствуют: дома намечены схематично, даже кусты крыжовника и собака нарисованы мелом на полу павильона. Пространство напоминает сцену, при этом у зрителя имеется возможность следовать за героями или наблюдать «город» с высоты. Если поначалу картинка на экране своей скудностью вызывает смешанные чувства, то спустя некоторое время уже невозможно оторваться. На протяжении трех часов зритель оказывается приклеенным к экрану, что происходит за счет воображения, при помощи которого он «дорисовывает» мир Догвилля. Данное воображение сродни тому, что возникает при чтении. Уже в середине фильма мы в состоянии представить и горные просторы, и огороженные кусты крыжовника, и аутентичный магазинчик матушки Джинджер. Примечательно, что для каждого зрителя существует свой Догвилль. Я вижу в этом кантовский идеализм: узнав идею, мы познаем и явление.
Кроме полета читательской-зрительской фантазии, литературная природа фильма отражается и в наличии рассказчика. Тон его повествования, чуть отстранённый, всеведующий, ассоциируется с рассказыванием сказки или поучительной истории. Он сообщает нам не только о действиях персонажей, но и о символичных переменах погоды и света. Его речь характеризуется простым языком, скудна на выразительность, и больше похожа на констатирование фактов и описание явлений. Я не нахожу ее естественной, как и диалоги между жителями Догвилля, однако она не раздражает, а порой кажется наивной.
Как и большинство романов, фильм разделен на главы. Они обозначены на темном фоне перед очередной сценой, а также содержат краткое описание или тему последующего действия. Любопытное решение, так как будучи посвященным в основную мысль, можно пройти мимо, но не остановиться и не рассмотреть детали просто невозможно. Создается впечатление, будто автор дает возможность «пролистать» скучные главы (которых, конечно, нет), это вовлекает читательский выбор. Примечателен классический композиционный строй и его нарушение к концу ленты: четко прорисованная экспозиция в прологе, завязка, кульминация. Развязка и эпилог отсутствуют, так как режиссер помещает кульминацию в самый конец фильма. Стоит отметить, что кульминация парадоксальна. Как элемент композиции, она предполагает самый напряженный момент в развитии сюжета, однако зритель, держа во внимании факт того, что это самый важный момент фильма, как бы эмоционально «выдыхает» и расслабляется на объективно жестоких сценах кульминации.
Стоит отметить, что присутствует и элемент закольцовывания сюжета. Рамочная конструкция реализуется в лае Моисея. С ним встречается беглянка Грейс и прощается королева Грейс, покидая вакханалию. Здесь же раскрывается и библейская семантика имени пса, ведь, согласно библии, имя Моисей связано со спасением. Мощный контраст считывается в начальной и финальной встречах Моисея и Грейс, однако же кое-что остается неизменным. А именно кость, о которой вспоминает героиня. Грейс украла у Моисея кость, спасаясь от голода, в этом была ее вина и она ее чувствовала. Пес Моисей оказался единственным существом в Догвилле, по отношению к которому Грейс чувствовала себя виноватой, или скорее, была в долгу. Именно честность и чувство долга, парадоксально утверждающиеся в Грейс в последней контрастной этим качествам сцене и подчёркивается главный смысл: в отношениях Грейс и пса Моисея была многим больше, чем в связи героини с жителями Догвилля.
Примечательно и то, что образ собаки является в значительной мере ключевым. Во-первых, само слово «собака» присутствует в названии города (ДОГвилль - «dog» - собака/пес). Во-вторых, важную роль в раскрытии характера главной героини, а также понимании других важных аспектов фильма играет образ пса Моисея, рассмотренный выше. Кроме того, образ собаки реализуется в сравнении, которое проводит отец Грейс в финале. Он сопоставляет некоторых людей с псами и отмечает, что проявление милосердия возможно только к преодолевающим первичное, биологическое начало и способным отвечать за свои поступки. Грейс принимает мнение отца, и последующие ее действия оказываются еще более мотивированными. Жители Догвилля так и не смогли преодолеть в себе животное начало, и их постигла гибель. Однако единственным выжившим оказался Моисей еще и потому, что будучи псом по своей природе, вне всяких метафор, он не обладал возможностью преодоления биологического, животного. Проявленное милосердие Грейс по отношению к Моисею порождает такой вот оксюморон: между псом и человеком сложились отношения человеческие, а между людьми - песьи.
Диалоги в фильме удивляют своей деревянностью, картонностью. Как и декорации, они бутафорские и скудные. Самый честный, правдивый и эмоциональный диалог мы видим только последние 20 минут фильма. Хочется отметить, что в картине, которую рисует и рассказывает фон Триер, проглядывается пастиш: стиль диалогов и персонажи как будто живут в диккенсовских рассказах. Подобное чувство недоверия к искренности героев я испытала при просмотре «Думаю, как все это закончить» Чарли Кауфмана. То есть порой складывалось впечатление, что за персонажей кто-то думает и говорит. Интересно, что это применимо и к речи Грейс к моменту ее утверждения в Догвилле. Конечно, этот факт разбивается о искренность героини в диалоге с отцом, слова Грейс больше не складываются в бутафорские выражения. Мне кажется, автор использовал данный прием, чтобы подчеркнуть ограниченность жителей Догвилля и вместе с тем их способность втягивать иное, подпускать ближе, казаться привлекательнее, как это делает любой хищник.
Автор акцентирует внимание на свете. Некий таинственный, подсвечивающий и якобы обличающий свет появляется в фильме дважды. Впервые Грейс видит «легкое изменение дневного света» на утро после спасения, она замечает: «Похоже, мы играем в какую-то игру». При этом впервые нейтральное отношение, сложившееся на основе экспозиции и завязки впервые сменяется неприятным. Возникают подозрительность и тревога. Второй раз свет появляется в финале фильма. Лунный свет знаменует окончательное решение Грейс, а также обозначает конец той самой игры - игры в милосердие.
Хотелось бы выразить огромную благодарность фон Триеру за жирную точку в конце. Даже не знаю, можно ли выразиться точнее, ведь финал не просто подытоживает мысли и чувства, а делает это с огромным наслаждением, усердием и безграничным удовлетворением. Катарсис: самые приятные ощущение случаются у зрителя во время самых неприятных сцен. Однако после той самой жирной точки и выключенного экрана последовала рефлексия. Я размышляла о том, что для меня выбор Грейс оказался больше понятен, чем нет. Делает ли это меня приверженцем ницшеанской теории? А автора? Почему действия Грейс кажутся менее отвратительными, чем поступки жителей Догвилля? Посмотрите и подумайте.
