Неделя Черного Солнца должна раскрыть и развить тезисы переведнного предисловия к Liber Nigri Solis: как уже сказано, от Парцифаля и Хильдегарды Бингенской, от Дюрера и Гете и до Шеллинга и Новалиса, до Юнга и Хайдеггера. И начнем мы с Дюрера: его "Меланхолия I" - пожалуй, одна из самых любопытных и расхожих гравюр, в которой много чего можно подозревать - но черное солнце? Хотя видеть там комету (которую Кингсеп вместе с Сатурном фактически приравнивает к иноформам Черного Солнца) любят очень часто, все равно необходимо сначала понять общий замысел мастера.
"Меланхолия I" - один из трех главных шедевров Дюрера, созданный в его самодельной технике; очень любопытно прислушаться к толкованию его образного ряда, озвученному искусствоведом и историком культуры Паолой Волковой.
Согласно ему, в гравюре можно увидеть три уровня познания: нижний посвящен познанию материи, предметам ремесла - идеально вытесанному шару (создать который значило стать мастером в ремесле), рубанку, кошелю с деньгами. Средний - интеллектуальному познанию - письму, чтению, математике (кристалл слева - воплощение теоремы Авиценны), даже алхимии.
А высший - контакту с Непознаваемым, Божественным: магией (магическая таблица, кое-где ее называют одной из форм магического квадрата Юпитера, способного излечить меланхолию), неумолимым временем, высшим правосудием, смертью (колокол, звонить в который будут из-за края гравюры).
И именно на том уровне, но слева - летучая мышь и нечто сияющее - звезда? комета? солнце? Нечто непознаваемое и божественное, но не в окружении регалий упорядоченного и возвышенного, а рядом с несущей несчастья грязной тварью, рядом с меланхолией, в дикости, тех самых "наиболее архаичных" пластах, части "примордиального бессознательного", о которых также писала Кингсеп.
Но завершающий штрих - это, конечно, строка из "Меланхолии" Теофиля Готье, описывающая этот сияющий шар как великое солнце, чьи лучи отражаются от моря - полностью черные: "reflects the rays of a great sun, all black/Reflechit les rayons d'un soleil tout noir".
Что ж, эту гравюру Волкова называет автопортретом Дюрера как мастера; но, быть может, это автопортрет той части его собственного "примордиального бессознательного", в которой это также и портрет каждого из нас? И тогда сияние этого черного солнца, притягательный хвост этой кометы - мучительные и сладостные чары горизонта познания, недостижимого и манящего тех, кто собран под звездой ангела Меланхолии: у кого есть крылья, но кто до поры до времени также должен связать себя всем тем, что наполняет низшие сферы.
