Найти тему
АРТИКЛЬ

Почему писсуар Дюшана одновременно искусство и не-искусство

В 1917 году произошло одно из самых ключевых событий в мире искусства и философии: Марсель Дюшан представил свой «Фонтан» в нью-йоркской студии Альфреда Стиглица. Обычный фарфоровый писсуар, подписанный «R.Mutt» (Р. Дурак). 

«Фонтан» впечатлил даже авангардистов и стал самым обсуждаемым произведением искусства XX века. Общество Независимых Художников отвергли работу Дюшана, несмотря на правила, согласно которым, если художник оплатил взнос, то экспонат должен быть выставлен. На протяжении века «Фонтан» оставался одним из самых спорных художественных объектов. Философ Джон Пассмор назвал его «образцом озорства в художественном мире», однако всё равно многие продолжали относиться к нему чересчур серьёзно. 

Несомненно, «Фонтан» не был простой шуткой. Дюшан не зря остановил свой выбор именно на писсуаре. За этой затеей стояло нечто большее, чем желание нарушить правила. Нечто, что позволило этому произведению внести существенный вклад в философию. 

Комментаторы часто отмечают влияние «Фонтана» на концептуальное искусство. У этого самого «агрессивного» шаблона, как выразился Роберт Хьюз, безусловно сильное наследие. Согласно мнению сотни искусствоведов, в 2004 году он признан одним из самых важных произведений искусств XX века. Писсуар заставил пересмотреть традиционное видение искусства многих художников: от Энди Уорхола до Йозефа Бойса и Трейси Эмин. Вместо полотен и скульптур залы наводнили коробки от губок для мытья посуды Brillo, неубранные кровати, лампочки, подключённые к лимону: обычные объекты, некоторые шаблонные, вырванные из их привычной среды обитания и помещённые в галереи искусств. Искусствовед Роберта Смит выразилась следующим образом: «[Дюшан] упростил творческий акт до рудиментарного уровня: к одному интеллектуальному, порой случайному решению — называть тот или иной объект или деятельность «искусством». И как мы увидим, выбор Дюшана не был случайным, но Смит полагает, что «Фонтан» заявил, если это может быть искусством, то им может быть всё. 

Исследователи считают «Фонтан» яркой демонстрацией перехода искусства от эстетики к мысли. Как отметил философ Ноэль Кэрролл, работой Дюшана можно наслаждаться даже если вы её не видите, чего нельзя сказать о пёстрых картинах Анри Матисса или благородных скульптурах Барбары Хепфорт. 

 Энди Уорхол и коробки от губок Brillo
Энди Уорхол и коробки от губок Brillo

Эти традиционные идеи, как мы увидим, оказали важное влияние на «Фонтан». Но они не настолько глубоки. Они рассматривают «Фонтан» в качестве искусства насмешки: своего рода интеллектуальная шутка, которая подтолкнула художников издеваться и насмехаться над более академическим искусством. Наше объяснение силы художественного произведения гораздо более спорное: мы полагаем, что «Фонтан» — искусство настолько же, насколько не-искусство. Это то, чем он не является — и вот почему он то, что он есть. Другими словами, работа создаёт истинное противоречие, которое называется диалетейя (dialetheia). «Фонтан» не только вдохнул жизнь в концептуальное искусство, но и предоставил нам необычный и интригующий концепт: произведение искусства, которое не совсем произведение искусства; обычный объект, который не совсем обычен.. 

Как это возможно? Давайте начнём с очевидного: «Фонтан» Дюшана действительно был писсуаром. Не картина или скульптура — хотя это интересная тема для философских вопросов — обычный писсуар. Существовало много визуально неотличимых писсуаров, которые выпускались в той же производственной ветке. И что немаловажно, Дюшан не имел никакого отношения к проектированию или созданию экспоната, который стал сырым материалом для его художественной работы. Он всего лишь подписал писсуар и демонстрировал его в качестве произведения искусства. 

В статье «Искусство, философия и философия искусства» (1893) философ Артур Данто прекрасно описал, что именно произошло. Писсуар, как выразился Данто, «стал о чём-то» — не просто полезным предметом, он стал значимым объектом. Это всё из-за того, что он начал относиться к «миру искусства», как заявил Данто в одноименной статье 1964 года. Мир искусства, попросту говоря, это среда, в которой объекты могут получить новую способность: представлять из себя что-то за пределами их обычной функции. Они часть новой категории, «искусства», и несут послание, которое может отличаться от их функциональной или меновой стоимости, и от новой категории самой по себе (различие, к которому мы вернёмся позже). Этот самый известный аспект искусства, который глаз, как утверждает Данто, не способен «рассмотреть», не-визуальный аспект визуального искусства. Выражение, которое вовсе не репрезентация в привычном понимании: мимесис или копирование подобия какого-либо объекта. Например, на самых знаменитых полотнах Марка Ротко отсутствуют какие-либо объекты, но в них есть послание: благоговейное или возвышенное. С помощью мира искусства объекты выражают идеи и чувства иногда совпадая с ними, иногда — нет. 

 Трейси Эмин — «My Bed». 1999 год. 
Трейси Эмин — «My Bed». 1999 год. 

Идея не в том, что у объектов вне мира искусства нет послания — знаки общественного туалета на прямую говорят нам о чём-то. Дело в том, что, как только объект попадает в мир искусства, то может приобрести новое значение помимо его привычной функции. Художники не просто называют объект или демонстрируют его предназначение: они заявляют о чём-то. 

«Фонтан» Дюшана воплощает в себе заявление о самом искусстве. Вот почему, как мы увидим в дальнейшем, это настолько диалетеично. Данто приводит в пример губки Уорхола (художественные внуки писсуара Дюшана), утверждая, что они «сделали некое заявление об искусстве и включили в свою идентичность вопрос о том, что такое идентичность». Аналогичное можно справедливо сказать и о Дюшане, хотя необходимо понимать, что Уорхол сделал крайне реалистичные копии ящиков «Brillo» из фанеры, а не выставлял ящики, купленные в магазине; Дюшан наоборот: не создавал писсуар, он просто продемонстрировал его в новом контексте. 

Чтобы понять специфику послания Дюшана, необходимо обратиться к истории. В начале XX века визуальное искусство по-прежнему ассоциировалось с ремеслом: физическая трансформация краски, глины и так далее. Но в нём видели нечто большее: намёки на красоту, духовность или философские истины. Как подметил Пьер Бурдье в книге «Различение» (1979), художник работает с материей или без неё, чтобы продемонстрировать некоторые моральные, метафизические или эстетические виденья, который находятся намного «выше», чем обычная торговля или труд. 

«Фонтан» Дюшана стал полной противоположностью. Не существовало никакого очевидного ремесла, уж точно не по правилам изящных искусств. Писсуар разработали и создали согласно некому стандарту — функциональности, а не эстетичности. Дюшан не скрывал это, издеваясь на критиками, которые пытались обнаружить красоту в писсуаре. «Я ткнул их в пис... суар лицом, а теперь они приходят, чтобы восхититься им и его красотой», — заявлял он в 1961 году.

Что наводит на мысль, писсуар был «низменным» объектом: нечто, на что можно мочиться, несмотря на его прелесть или источник духовных истин. По словам Гомбрича, это была попытка «утереть нос торжественности и помпезности искусства с большой буквы И». Другими словами, в послание «Фонтана» скрыта насмешка: современные идеалы искусства. Он издевается, не пародируя изящные искусства, но противопоставляя себя: несозданное автором, уродливое, функциональное, вульгарное, повсеместное и так далее. 

 Йозеф Бойс — Capri Battery. 1985 год. 
Йозеф Бойс — Capri Battery. 1985 год. 

Это специфические послание крайне важно, поскольку оно оспаривает мысль, что искусством может быть всё, что мы назовем таковым. Как мы увидели, писсуар Дюшана был выбран не случайно. Очень специфические качества объекта определяют его вклад в послание. И это произошло в определённую историческую эпоху. Чуть раньше и «Фонтан» не был бы постижим в качестве искусства даже для авангардистов. Чуть позже, и он бы passé. Также не последнюю роль сыграло влияние Дюшана в мире искусства. То, что Бурдье называет «капиталом» в этой области.

Нельзя утверждать, что нечто — искусство только потому, что его так называют участники мира искусства. Скорее всего, они называют нечто таковым, потому что это нужная вещь, которая появилась в нужное время, в нужном месте и представлена нужным художником. 

Таким образом, мы можем сказать, что любой объект может быть искусством, но не обязательно: мир искусства — специфическая среда, которая увековечивает одних художников, послания и объекты, но обходит стороной других. Поэтому «Фонтан» — не искусство просто потому, что его называют «искусством». Это искусство потому, что Дюшан считал его таковым, подписал и выставил на обозрение, а его послание было принято и с течением времени признано членами мира искусства. 

Не стоит забывать о противоположном мнении: «Фонтан» — это не искусство вовсе. Сейчас это, конечно, не искусство, но сказать тогда, что это не искусство, это упустить одну важную мысль. Действительно, у писсуара на самом деле очень низкая эстетическая ценность, как заявил философ Морно Бердсли. Он вряд позволит пережить, то что Бердсли называл, «эстетическим переживанием», потому что у него нет примечательных качеств для восприятия. Но это не обозначает, что «Фонтан» — не искусство вовсе. В работе Дюшана большую ценность несёт в себе концепт, чем эстетика. Но такое решение возможно, потому что это искусство, потому что это часть мира искусства, и помимо прочего, это позволяет познать его эстетическую ценность. 

Немаловажно то, что в этой оценке присутствует и философская подоплека: «Фонтан» как объект искусства, содержит послание: это не искусство. Важный и часто упускаемый традиционными критиками момент. Фонтан вопит«Я не искусство», но делает это как продукт искусства. Он передаёт своё послание, отвергая все традиционные признаки категории искусства: красоту, мастерство, уникальность, художественную личность, наряду со стандартами назидания, экспрессию или эстетическое удовольствие. Это послание можно назвать «анти-искусством». Силу этой работе придаёт тот факт, что это не искусство, но в то же время искусство. 

Как нам теперь известно, Дюшан выбрал писсуар, потому что он не был совместим с основными идеями искусства начало XX века. Проще говоря: писсуар — не-искусство, которое обладает своим особым художественными посланием; и он есть искусство, которое само по себе послание. Конечно,в «Фонтане» могут содержаться и другие послания, например, то что современные идеи искусства неверны, что ремесло не главное в искусстве, что красота в искусстве не обязательна. Но писсуар мог нести такие сообщения только потому, что в мире искусства того времени, это не было искусством. 

Таким образом, вклад Дюшана в историю современного искусстваможно подытожить так: это одновременно искусство и не-искусство. Это очевидное и голое противоречие. Тем не менее, для многих из мира искусства, это предложение — явно или нет — истина. Вот почему «Фонтан» настолько завораживает, и почему ему посвящено так много эссе, художественных работ и посещают столько зрителей. Писсуар Дюшана привлекает так много внимания, потому что он взращен на диалетейи: истинном противоречии, которое традиционные логики считают невозможным. 

Диалетеизм — подлинное противоречие; точка зрения, оспаривающая то, что философы называют принципом непротиворечия, согласно которому одно и то же утверждение не может быть одновременно истинным и ложным. И хотя некоторые из них ставили под сомнение этот принцип в западной философии — больше всех отличился, возможно, Гегель — он оставался основой с тех пор, как Аристотель запутанно и сомнительно защитил этот принцип в труде «Метафизика». За последние 30 лет существенно прибавилось количество последователей диалетеизма. Особенно, это прослеживается в современной формальной логике (как мы понимаем её сейчас), и во всех инструментах, что поддерживают её. Сегодняшние оживлённые дебаты в этой области могут показаться удивительными, так как принцип непротиворечия настолько прочен, ибо построен на основе здравого смысла. Если животное — кошка, оно одновременно не может не быть кошкой. Это четверг или не четверг: он не может быть и четверг и не четверг в тот же день, здесь и сейчас. Но опасайтесь, как сказал Людвиг Витгенштейн, недостаточного количество примеров! 

В этом случае диалетеизм работает следующим образом. Категория объекта — «искусство». И в качестве искусства объект обладает посланием. В этом случае его послание о его собственной категории, которая утверждает наблюдателю — истину — «это не искусство». Диалетейя возникает тогда, когда послание требует ту же категорию, которую оно отвергает, искусство; и потому что этот отказ — послание внутри этой категории. Отказ от своего статуса в качестве художественного произведения то, что и делает его произведением искусства, которое он отвергает и так далее. 

Можно предположить, что утверждение «Фонтан» — не произведение искусства — это ложь. Он просто несет в себе послание, что это не так. Таким образом, на знаке может быть написано «Это написано красным», в то время как на самом деле это написано чёрным цветом. Короче говоря: возможно, работа Дюшана просто неправильно говорит о себе? Может быть, она дразнит нас, говоря: «Я действительно не могу быть искусством». 

Но «Фонтан» может содержать в себе послание, что это не искусство только потому, что это не искусство — его вступление в мир искусства определяется его отказом от искусства. Если бы это было просто искусство в беспроблемном смысле — если бы, например, Дюшан нарисовал изображение писсуара маслом — оно не могло содержать в себе это послание. Это противоречит примеру со знаком, который является тем, что есть, потому что об этом говорит послание. Яркий пример— изображение трубки за авторством Рене Магритта. Оно буквально несет послание: «Это не трубка». В противоположность этой работе, у «Фонтана» нет никакого очевидного послания. Он передаёт свое послание, будучи тем, что он есть. Это не искусство — таким образом он передаёт свое сообщение. Именно поэтому — это искусство. Иными словами: противоречие наделяет «Фонтан» категорией искусства. И если бы в нём не было противоречия, это не было бы так интересно; и мы бы не обсуждали его. 

 Рене Магритт «Вероломство образов». 1928-29 года.
Рене Магритт «Вероломство образов». 1928-29 года.

Может показаться, что парадокс писсуара — это культурный бзик: что-то, что могло произойти только в странном мире современного искусства; но, на самом деле, его можно использовать в большем количестве паттернов: р, потому что это не является р

Пожалуй, наиболее часто обсуждаемым кандидатом на диалетейю среди логических парадоксов самоссылки — знаменитый парадокс лжеца («Это утверждение — ложно»). По-видимому подлинный аргумент, который заканчивается на противоречии в своей логической форме: р, и это не есть р. Парадоксальные рассуждения, с которыми связаны эти противоречия могут быть разных видов, но один из них имеет форму, о которой мы сейчас поговорим. 

Рассмотрим парадокс Кенига. Речь пойдет об ординалах (порядковых числах). Ординалы — числа, увеличивающиеся на известное количество чисел от 0, 1, 2, ... до бесконечности. После конечных чисел существует следующее число, а затем следующее число плюс один, и так далее. Важно отметить, что эти числа сохраняют свойство натуральных чисел, а т.е в каждой группе есть наименьшее число. Каково количество ординалов — это немного спорный вопрос как с точки зрения математики, так и философии. Но очевидно, что чисел гораздо больше, чем придуманных названий для них. Что можно продемонстрировать благодаря строгому математическому доказательству. 

Теперь, если существуют ординалы, которые не могут быть упомянуты по средствам языка, то, в силу свойств ординалов, среди них должны быть наименьшие числа. Рассмотрим фразу «наименьшее порядковое число, которое не может быть названо». Это, очевидно, относится к числу о котором идёт речь. Это число, которое одновременно названо и не названо. Но обратите внимание, что оно не может быть названо тем, что позволяло бы нам его называть. То есть, оно названо, потому что оно не названо: р — потому что это не р. Аналогичным образом, «Фонтан» — искусство, потому что это не искусство. 

Сходство между парадоксом писсуара и некоторыми парадоксами самоссылки предполагает вопрос о том, присутствует ли самоссылка в первом. Немного подумав, можно сказать, что да, присутствует. Художественное произведение включает в себя сообщение «это не произведение искусства», и отсылает к себе самому. 

Хотя не все диалетейи состоят из самоссылки, самоссылки, очевидно, наполнена ими. Традиционно обсуждения самоссылки были сосредоточены на устной или письменной речи. Наша дискуссия показывает, что они могут возникать и в визуальных сферах. Они, как и обычный язык, могут передавать информацию; информация может ссылаться сама на себя; и самоссылка способна породить парадокс. В этом гениальность Дюшана. Он нашёл способ представления объекта, который был бы одновременно и искусством, и не-искусством. Пришло время признать, что вклад Дюшана намного глубже и умышленно парадоксальней. 

Оригинальная статья: Aeon

Автор: Деймон Янг 

​Дата: 22 сентября 2016 ​

С подпиской рекламы не будет

Подключите Дзен Про за 159 ₽ в месяц