Найти тему
Arzamas

Что читать об импрессионизме

Оглавление

Главные тексты для понимания художников и их картин. Из курса № 52 «Приключения Моне, Матисса и Пикассо в России».

Огюст Ренуар. Лягушатник. 1869 год. 
© Wikimedia Commons
Огюст Ренуар. Лягушатник. 1869 год. © Wikimedia Commons

«Импрессионизм. Письма художников. Воспоминания Дюран-Рюэля. Документы»

-2

Сборник текстов, составленный крупнейшим ис­сле­дователем и истолковате­лем импрес­сиониз­ма середины прошлого столетия Лионелло Вентури (фран­цуз­­ское издание 1939 года). В его основу положен архив Поля Дюран-Рюэля — дилера и пат­­рона импрессионистов, благодаря которому члены этого движения нашли не только дорогу к публике, но и преданных собирателей. Помимо ме­муа­ров предпринимателя, который сочетал рис­кованную бизнес-политику с энту­зиа­стиче­ской защитой своих подопечных, здесь можно прочитать пись­ма худож­ников к Дюран-Рюэлю и из первых рук узнать, как им приходи­лось бороться за существование в ге­роические годы движения, а также материалы француз­ской критики, позво­ляющие ощутить меру неприятия, с которой столк­нулись импрессионисты в начале своего пути.

Лионелло Вентури. «От Мане до Лотрека»

-3

По-итальянски и по-французски этот сборник эссе вышел в 1950 году и неожи­данно быстро был переведен на русский (издан в Москве в 1958-м); он стал од­ной из первых ласточек перемены отно­шения к импрессионизму и постим­прес­­­сионизму, которые для советской идеологии 1930-х — начала 1950-х го­дов воплощали упадок буржуаз­ного ис­кус­ства. В этом отношении Вентури оказался очень удачной фигурой: в политических баталиях середины столетия он зани­мал отчетливую анти­фашистскую позицию и, на взгляд непосвященно­го чита­теля, разделял традиционное романтиче­ское понимание творчества художника как интуитивного процесса. Поэтому он оказался востребован в интеллектуаль­ном климате оттепели: идейная генеа­ло­гия ученого, восходящая к итальянско­му философу-неокантианцу Бенедет­то Кроче с его убеждением в абсолютной автономности художественного твор­чества, оставалась вне восприятия обыч­ного советского читателя. В своей кни­ге Вентури построил иконостас апосто­лов современного искусства, которых объединяло внимание к живописи как таковой, реализующей неповторимую творческую индивидуальность мастера и решающей свои специфические зада­чи. При этом все приходящее извне — политика, наука, религия, любая внеш­няя теория — искажает художественный результат. Несмотря на то что искус­ствознание последних десятилетий развер­нулось в направлении, противопо­ложном Вентури, его книга все еще остается незаменимым введением в искус­ство импрессионистов и постимпрессионистов для тех, кто хочет понять твор­ческую индивидуальность его главных мастеров.

Джон Ревалд. «История импрессионизма», «Постимпрессионизм»

-4

Как и эссе Вентури, две книги немецкого ученого-эмигранта (1946 и 1956 года), на­шед­шего вторую родину в Америке, стали краеугольными камнями героичес­кого мифа модернизма. Происхождение новой живописи представлялось в нем как исто­рия борьбы немногих выдающихся художников с отовсюду обступаю­щи­ми их косностью и рути­ной. Итогом этой долгой битвы стало искусство середины ХХ века, отринувшее посторонние для подлинного творчества задачи воспроизведе­ния действительности, занимательного для пуб­ли­­ки рассказа, идеологической или религиозной пропаганды. Книги Ревалда скру­пу­лезно выстраивают историю борьбы веду­щих мастеров импрессиониз­ма и постимпрессионизма за творческое самоутверждение и зрительское понимание. Причем если Вен­тури говорит больше о произведе­ниях, то Ревалд скорее сосредоточен на людях и их взаимоотно­импрешениях. Создан­ный Ревалдом захватывающий рассказ о траги­ческом мятеже нескольких гениев, основанный на колоссальном объеме неиз­вестных ранее источников, которыми автор щед­ро делится с читателем, до сих пор служит отличной фак­ти­ческой основой для подробного знакомства с импрес­сионизмом и постим­прес­­сио­низ­мом. Но чита­тель должен иметь представление и об ограни­ченно­сти Ревалда. Например, он склонен преувели­чивать единство импрессиони­стов, которые в его книге све­де­ны к восьмерым мастерам, и педа­ли­ровать негативное отношение к ним жур­налистики — в дей­ствительности же среди французских критиков всегда были тонкие и последо­ва­тель­ные ценители мятежников. Искусство за предела­ми узкого круга рево­лю­ционеров предстает как нерасчленимый темный фон для группы гениев, а общественные проблемы творчества находятся на далекой периферии инте­ресов ученого. Именно над решением этих вопросов задума­лось следующее поколение исследователей импрессионизма и постимпрессио­низ­ма.

«The New Painting: Impressionism 1874–1886»

-5

В 1874–1886 годах в Париже состоялось восемь групповых выставок импрессио­нис­тов. Название это довольно условно: состав участников менялся; художни­ки, которых мы теперь знаем как импрес­сионистов, были среди них в мень­шин­­стве, а Эду­ард Мане вообще никогда не выставлялся на этих экспозициях. Тем не менее они были главными событиями, которые постепенно заста­вили обще­ство увидеть в импрессионизме альтер­нативу официальному образу на­цио­нальной шко­лы, который формировался еже­годными Сало­нами. К столе­тию последней выставки вашинг­тонская Национальная галерея искусства и Музей изобрази­тельных искусств Сан-Франциско организовали эпохальную выставку-исследование, каталог которой теперь входит в любой шорт-лист литературы об импрессионизме. Теперь это важнейшая фактическая и концептуальная основа не только для искусствове­дов, но и для читателя, который хочет расши­рить свои представ­ления. Экспо­зиция 1986 года собрала со всего мира произве­дения, представлен­ные на вось­ми выставках, таким образом реконструируя — пусть и не с абсо­лют­ной пол­нотой — то, что могли видеть относительно не­многочисленные посетители сотней лет раньше. Каталог выставки 1986 года, помимо произведе­ний, пока­занных в Вашингтоне и Сан-Франциско, включает каталоги всех вось­ми импрес­сионисти­че­ских экспозиций, но главное — статьи ведущих специа­ли­стов, которые анализируют каждую из них в контексте раз­ви­тия течения, трансформации его живописной проблематики, меняющегося положения перед лицом художественного сообщества и публики. В приложе­нии к катало­гу — сводная комментированная публикация рассеянных по пе­рио­­ди­ческим изданиям откликов французской критики 1870–80-х годов.

T. J. Clark. «The Panting of Modern Life: Paris in the Art of Manet and His Followers»

-6

Вентури и Ревалд противопоставляли импрессио­нистов — героических борцов с рутиной, подлин­ных живописцев — всей массе их современников. Им не было важно, какие социальные и экономи­че­ские структуры позволили импрессио­низ­му выжить и победить. Их не волновало, соотно­сил­ся ли очевидный худо­жественный радикализм с политическим радикализмом. Эти вопросы по­ста­­вила перед собой социальная история искусств, вышедшая на авансцену в 1960–70-х го­дах. К чи­слу ее безусловных лидеров принадлежит британ­ский марксист Ти Джей Кларк, многие годы пре­подававший в Калифорнийском университете в Беркли. Герой его тре­тьей книги о живописи XIX века — Эдуард Мане, но не в меньшей степени и Париж. Но не как город, а как материализо­ванное воплощение современнос­ти, сущность которой Кларк описывает как «спек­такль», вовлекающий в себя общественные слои и определяющий социальные практики. Этой категорией Кларк обязан радикальному французскому мысли­телю, автору книги «Общест­во спектакля» (1967) Ги Дебору, с кругом которого он соприкасался в Париже в 1960-х годах. Понятие «спектакля» позволяет ему выстроить тонкий анализ не столько того, как общество манифестирует себя в живописных произведени­ях, сколько того, как оно «проговаривается» через поэтику Мане, Дега, Моне, Сёра.

Для Кларка производными «спектакля» становятся принципиальная плоско­стность живописного пространства у Мане (качество, невероятно бесив­шее современных ему критиков) и намеренно неотчетливая, если не двусмы­слен­­­ная, репрезентация социальных групп. В этом отношении классическим при­мером тонкого анализа живописного произведения и реконструкции его исход­ных контекстов является глава об «Олимпии»: Кларк помогает понять различ­ные возможности восприятия полотна современниками, показывая, что имен­но двусмысленность, а не откровенность — двусмысленность, основопола­гаю­щая для «общества спектакля», — являлась наиболее действенным раздра­жи­те­лем в этом манифесте живописного модернизма. В то же время марксист Кларк не склонен проводить слишком явные аналогии между революционным харак­тером живописи Мане и импрессионистов и революционностью их соци­альной функции: они скорее принадлежат «обществу спектакля», чем противо­стоят ему. Концептуальный инструментарий помогает Кларку выстроить об­щую модель и найти Мане и его товарищам место в динамической системе постоян­но меняющегося общества. Собственно, одно из достоинств книги — именно ощущение движущегося процесса, для понимания которого зачастую важнее маргинальное, чем центральное: анализ Кларка строится не только на полот­нах, которые он рассматривает пристально и тонко, но и на секретных донесе­ниях шпиков, забытых театральных репризах или карикатурах из массо­вой прессы. Эта книга — сложное, но вознаграждающее чтение для того, кто хочет понять, как устройство картины может соотноситься с общественными моде­лями. Впрочем, и здесь Кларк скорее ставит сложные проблемы, чем дает прос­тые ответы.

Robert L. Herbert. «Impressionism: Art, Leisure, and Parisian Society»

-7

Если Ти Джей Кларк объяснял искусство через общество, то другой представи­тель социальной истории искусств, американец Роберт Л. Херберт, рассказыва­ет об обществе через искусство. Им­прес­сионизм — первое художественное яв­ление, полностью приверженное современности: его сюжеты взяты, как прави­ло, из повседневной городской и пригородной жизни Парижа или тех мест, куда парижанин путешествует, чтобы отдох­нуть. В большинстве случаев пер­сонажи импрес­сио­нистических картин заняты не трудом, а более приятным времяпрепро­во­ждением: они фланируют по бульварам, сидят в кабачках и теа­трах, устраи­вают пикники, танцуют и купаются, гуляют по нормандскому пля­жу. Уже давно было замечено, что само импрессионистиче­ское видение (дина­мичное и нюансирован­ное), а также импрессионистическое живописание (дроб­ным быстрым мазком) есть результат нового мировосприятия, порожден­ного урба­низацией второй половины XIX века. Но этот общий процесс форми­ро­вал­ся огромным числом разнообразных социальных практик, которые в бо­ль­­шинстве случаев ушли в прошлое. Теперь без их понимания мы не сможем адекватно прочитать происходящее в полотнах художников второй половины XIX века. Роберт Л. Херберт увлекательно и подробно восстанавливает урбани­стический контекст импрессионизма — от генеральной реконструкции Парижа бароном Османом к новым социально-психологическим типажам и различным формам публичной жизни — театру, кафе-концерту, скачкам, паркам, пригоро­дам и морским курортам. После прочтения этой книги читатель узнает, стоит ли ходить в кафе-концерт с женой или с мужем, что такое «лягушат­ник» у Ренуара и Моне — и другие вещи, полезные для того, чтобы почув­ство­вать себя в Париже импрессиони­стов как дома.

«12 Views of Manet’s Bar»

-8

«Бар в „Фоли-Бержер“» (1881–1882) — последний шедевр Эдуарда Мане, мгно­венный снимок уголка знаменитого кафе-концерта — горячего тусовоч­но­го мес­та, где на время перемешивались совер­шен­­но несовместимые слои парижского обще­ства. Не портрет и не жанровая сцена; изображе­ние де­вушки, продающей напитки за барной стой­кой, застывшей в совершенно неуместной для вре­мени и места меланхолии. Эта бодлеровская по своей глубине и тонкости вещь зани­мает совер­шенно особое место даже в ряду произведе­ний Мане, знаменитого своим намеренным разруше­нием связного сюжетного повествования и созда­ни­ем изобразительных парадоксов, не всегда читае­мых зрителем благодаря завораживающей живописи. Вышедший в 1996 году в из­да­тельстве Принстон­ского университета сборник собрал статьи ученых, с име­нами которых связаны наиболее влиятельные методологии — от социаль­ной истории искусства (Аль­б­ерт Бойме) и психоанализа (Стивен Левин) до фе­ми­низма жесткого (Гризе­льда Поллок) и тонкого (Кэрол Армстронг). Здесь пред­ставлен обзор основных ана­ли­тических подходов к картине (Дэвид Кэр­риер), социально-психологичес­кий анализ главной героини (всех интересует вопрос, является ли она сама «това­ром»), привлечены различные, порой неожи­данные контексты, на­пример католическая иконография Девы Марии. В этом ряду осо­бенно выде­ля­ется бле­стящая статья Джека Флэма «Глядя в безд­ну» — тонкий, изощрен­ный и иро­нич­ный (по отношению к ряду влия­тельных предшествен­ников) ана­лиз живо­писной структуры полотна, поро­ждающей его смыслы.

Глеб Поспелов. Статья «О движении и пространстве у Сезанна» из сборника «Импрессионисты. Их современники. Их соратники»

-9

Статья выдающегося историка искусства Глеба Геннадьевича Поспе­лова была словно написана на полях его главной книги — исследования обще­ства «Бубновый валет» и поэтики русского нео­при­митивизма, который был многим обязан имен­но Сезанну. Советские идеологические кура­торы искус­ствознания всячески тормозили пуб­ликацию этого труда, увидевшего свет только в 1990 году («„Бубновый валет“. Примитив и го­родской фольклор в мо­сковской живописи 1910-х годов»). Статья о Сезан­не, вошедшая в текст моно­­графии, важна в то же время сама по себе, поскольку дает прекрасную возмож­ность наглядно ощутить новаторство живо­писи Сезан­на и характер ее претво­рения в творчестве русских сезанни­стов. Ана­лиз живо­писного пространства французского мастера и мозаичной факту­ры его полотен позволяет прийти к выводу, что отныне сюжетом произведений становится не изображаемое, а сам открытый для созерцающего процесс по­строе­­ния кар­тины: «Если воспри­нять классическую картину означало… пере­жить вместе с ее героями изобра­женное в ней событие, то ощутить полотно Се­занна в идеа­ле значит для зрите­льского глаза мазок за мазком пройти вслед за ру­кой и кистью художника весь путь становления его произведения». 

Составил Илья Доронченков

Больше материалов и лекций о том, как понимать живопись импрессионизма — в курсе Arzamas.