Одним из пунктов моего последнего вояжа по Греции стало посещение особняка Гениха Шлимана в Афинах, «Илио Мелатрона», как его не без пафоса называл хозяин.
Сейчас в стенах бывшего жилища семьи Шлиманов располагается Нумизматический Музей, но я, презрев содержание, хочу рассказывать вам о форме, то есть о самих залах и интерьерах, которые, как мне кажется, добавляют несколько ярких штрихов к портрету человека, открывшего миру Трою, Тиринф и микенские гробницы.
Биография Шлимана сама по себе похожа на викторианский приключенческий роман в духе «Копей царя Соломона»: сын бедного немецкого пастора становится успешным коммерсантом, миллионером, почти 20 лет живет России, обзаводится семьей, становится уважаемым членом петербургского общества, но в одночасье бросает всё и отправляется на поиски мифической Трои.
В 46 лет он разводится с первой женой Екатериной Лыжиной, женится на 17-летней красавице гречанке Софии Энгастромену и вместе с ней обнаруживает знаменитый «клад Приама», доказав всему узколобому научному сообщество, что гомеровский эпос — не просто вымысел и «сказочки». Еще через несколько лет он, руководствуясь сведениями, почерпнутыми из Павсания, находит шахтовые гробницы микенских царей с их невероятными посмертными сокровищами, в том числе «маску Агамемнона».
Свой афинский особняк он строит как монумент самому себе — помпезный, яркий, броский, отражающий характер хозяина и способный запечатлеть его достижения.
Росписи потолков и стен — это орнаменты и символы, скопированные с его троянских и микенских находок, да и сами эти находки в разных видах.
Особенно поражает потолочная роспись в одном из залов, где неоклассицистические амурчики — это сами София и Генрих Шлиманы, раскапывающие древние сокровища с помощью других своих пухлых розовощеких спутников.
Кстати, помимо прочего Шлиман сам нарисовал этюды картин для гостиных и залов, перерыл всю древнегреческую литературу в поисках подходящих цитат, чтобы украсить ими стены.
В книге «Греческое сокровище», основанной на письмах из афинского архива Шлиманов, Ирвинг Стоун, описывая «Илионский дворец» проводит такие размышления Софии Энгастромену:
«Софья с облегчением заметила, что их новый дом будет ниже королевского дворца. Она‑то знала, какую борьбу Генри выдержал сам с собой, чтобы выказать эту воспитанность. Генри страстно полюбил свой необыкновенный дом, он поможет ему снискать в Греции тот почет, о котором он так мечтал и который все не мог завоевать».
Наверное, я сентиментальна, но есть что-то трогательное в том, как этот страстно увлеченный античностью человек, которого в то время считали выскочкой, парвеню, старается обустроить свой дом-мемориал.
Там же у Стоуна:
"Железо для балок и чугунные решетки он заказал в Германии, там же для его будущего дворца ткали ковры. В Англии купил цемент, стекло и зеркала. Мрамор для пола заказал в Италии; он сам придумал римский орнамент и нанял итальянских плиточников из Ливорно, чтобы выложить этот орнамент. Кирпичи приехали из Аргоса…"
Но это — лишь одна сторона истории, причем немалая её часть написана рукой самого главного фигуранта и является не более чем красивым вымыслом, обличенным в форму дневников и писем.
Дело в том, что и автобиография Шлимана, и его археологические журналы, книги, и даже личные письма изобилуют неточностями, а многие факты и сюжеты либо представлены в самом выгодном для автора свете, либо наоборот обойдены вниманием.
Например, обнаружение «клада Приама» Шлиман описывает раз 6, в том числе в «Троянских древностях» и в «Автобиографии», и все описания противоречат друг другу.
Сегодня в научном сообществе принято Шлимана недолюбливать: копал варварски, фанатично искал следы эпических событий и по ходу разрушал настоящие памятники, громкий самопиар ставил выше научной точности и т.д., и т.п. Так оно и есть, не поспоришь, но, если честно, мне очень слабо верится, что хоть в XIX, хоть в XX веке, хоть сейчас, нашлось бы много других людей, способных вложить свои собственные миллионы в поиски каких-то странных вещей типа доказательств существования некоего древнего города.
Не то чтобы я переживаю за репутацию Шлимана, просто, как мне кажется, его тщеславие, гордость и жажда славы не особенно отражаются на нашей возможности сегодня видеть троянские находки в Пушкинском, а микенские в Афинском археологическом.
Ну и теперешний Нумизматический музей искренне советую вам посетить — реставраторы буквально по пикселям восстанавливали изувеченные интерьеры особняка. Тут с 1929 по 1934 годы располагался греческий Государственный совет, затем до 1983 — верховный суд.
Я разговорилась с одним из смотрителей музея, и он рассказал мне (и показал оставленные реставраторами для примера места на стенах), что все росписи были заклеены газетами, завешаны картинами, замазаны краской.
Особенно не поздоровилось по понятным причинам свастикам, изображения которых Шлиман нашел на троянской керамике и перенс в орнаментальное украшение дома в качестве символа удачи и процветания еще задолго до того, как ее подняли не флаг немецкие националисты.
Мозаичные полы тоже сильно пострадали, деревянные окна и двери были погребены под многочисленными слоями краски.
Последний этап реставрационных работ завершился совсем недавно, некоторые залы второго этажа были открыты только в 2007-ом.
