Утверждение ледниковой теории связывают с именем швейцарского палеонтолога Луи Агассиза. Вчитаемся в строки его труда «Исследования ледников» (1840), потрясшего научный мир того времени:
«Появление чудовищных ледниковых покровов означало уничтожение всей органической жизни на земной поверхности. Территория Европы, которая перед тем была покрыта тропической растительностью и населена огромными слонами и гиппопотамами, внезапно исчезла под бескрайними массами льда, погребавшего всё – равнины, озёра, моря, возвышенности. Наступило безмолвие смерти»[1].
Современный вариант теории Великого оледенения не считает нарисованную Агассизом картину хоть сколько-нибудь правдоподобной и настаивает на постепенности изменений, происходивших в связи с наступлением ледникового периода. Оледенению всегда предшествовало похолодание. Биосфера успевала перестроиться через несколько промежуточных этапов. Но всё это как бы – неизбежная дань принципу актуализма. А в основе всё-таки – колоссальный природный катаклизм, пусть и растянутый во времени.
Идею о том, что северные широты Европы переживали эпоху оледенения на равнинах, высказывали разные естествоиспытатели задолго до Агассиза, начиная с последней четверти XVIII века. К Агассизу же прислушались больше, чем к другим, потому, видимо, что ему довольно скоро удалось в ходе личного знакомства привлечь на свою сторону двух мировых геологических авторитетов первой величины. Одного из них мы уже знаем – это Лайель. Другой – давний оппонент Лайеля, его соотечественник, катастрофист Уильям Бакленд.
Профессор Оксфордского университета Бакленд (1784-1856) прославил себя ещё в 1823 году фундаментальным трудом «Реликвии Потопа». В нём он на богатейшем фактическом материале показывал действие всемирной катастрофы, которую он отождествлял с известным событием, описанным в Библии. Лайель же в своих «Основах геологии» возражал Бакленду, доказывая, что многочисленные «свидетельства Потопа», прежде всего – экзотические валуны, были отложены не водами Потопа за один раз, а айсбергами, причём в течение длительного времени, когда уровень морских вод был выше. Эта теория переноса крупного обломочного материала на дальние расстояния от мест его формирования была названа дрифтовой. О том же, что океаны когда-то заливали большие пространства нынешних материков, учёным в то время было уже хорошо известно по находкам на суше останков рыб и других морских организмов.
Случилось же в итоге так, что и Бакленд, и Лайель, хотя и не сразу и не одновременно, согласились с мнением Агассиза: считать многие геологические образования следами древнего оледенения. Почему? Во-первых, наверное, швейцарским учёным была собрана весьма убедительная по тем временам доказательная база. А обоих английских учёных интересовала всё-таки, прежде всего, истина. Во-вторых, к 1840 году, когда Агассиз приехал в Англию специально для консультаций с обоими авторитетами, и Бакленд, и Лайель начали сомневаться: а точно ли их гипотезы описывают все имеющиеся геологические формы?
Гипотеза Агассиза выглядела весьма правдоподобной. Почему бы не предположить, что когда-то ледники могли занимать большее пространство, чем ныне? Новая теория удовлетворяла и примиряла обоих: и катастрофиста, и актуалиста. Первому явно импонировало то, как Агассиз представлял себе наступление ледникового периода – мы уже приводили красноречивую цитату. Второй же не видел в ледниковой теории серьёзных противоречий принципу актуализма. В самом деле, ледник – это не Всемирный потоп, а реально существующая в наши дни стихия. В былые эпохи ледник оставлял те же самые следы, что и в наше время, по которым его присутствие можно надёжно определить.
Так версия Великого оледенения осуществила синтез прежнего катастрофизма с новым актуализмом, инкорпорировав первый во второй. И в таком виде дожила до наших дней.
Правда, общепринятый сейчас сценарий Великого оледенения существенно отличается от взглядов Агассиза, но современная наука, оставаясь в целом на позициях актуализма, допускает и возможность природных катастроф – от фактов никуда не денешься. Возможно, неправильным будет само обозначение некоторых явлений как катастроф. Всё совершается с той или иной степенью вероятности. Например, падение метеорита – катастрофа ли это? Хотя ещё в конце XVIII века наука напрочь отрицала «суеверие, будто с неба могут падать камни» (Парижская академия наук даже приняла по этому вопросу в 1795 году специальное постановление), сейчас мы знаем, что это происходит регулярно с некоторой статистической вероятностью.
Так, мелкие метеориты падают на Землю ежедневно во множестве. И даже те, которые достигают земной поверхности, не успев сгореть в атмосфере, обычно не влекут своим падением никаких жертв и разрушений. Но чем крупнее метеорит, тем реже он падает на Землю, и тем наша статистика даёт всё более крупные сбои.
Отдельные события в истории Земли (например, вымирание динозавров) некоторые учёные склонны объяснять таким последствием от падения очень крупного метеорита, как «ударная зима». Тогда масса пыли от сверхмощного взрыва надолго перекрывала солнечным лучам доступ к земной поверхности… Не есть ли это явный отказ от актуализма в пользу катастрофизма? Но о том, что крупные метеориты действительно могут «редко да метко» попадать на большие планеты, свидетельствуют огромные кратеры на Луне и Марсе – ближайших к нам небесных телах. Да и на самой Земле обнаружены многочисленные астроблемы, оставленные «небесными гостями» в былые времена. Крупнейшей из них является Гудзонов залив. Нам неизвестна другая возможная причина подобных геологических образований, кроме падения очень большого метеорита. Следовательно, такие «катастрофы» следует включить в перечень факторов, формирующих облик нашей планеты. И это нисколько не отрицает актуализма.
Или взять, например, огромное цунами, обрушившееся 25 декабря 2004 года на многие страны, расположенные по берегам Индийского океана. Жертвами этого стихийного бедствия стали тогда 130 тысяч человек. Конечно, это катастрофа, если судить о событии в гуманитарном измерении. И известные нам летописи не знают ничего подобного, если только в широко распространённом мифе о Всемирном потопе не отразилась память человечества о явлении той же природы, только более грандиозном. Но выбивается ли она из обычного ряда событий, совершающихся на Земле? Теперь мы знаем, что такие катастрофы могут происходить, а летописи человечества, очевидно, слишком коротки для того, чтобы оценить примерную вероятность подобного события. То, чтó для коротких промежутков времени выглядит как случайность, в рамках бóльшей временнóй протяжённости выступает как статистическая
Гипотеза Великого оледенения, оперируя большими единицами времени и признавая постепенность происходивших изменений, внешне не посягает на принцип актуализма. Сами-то ледники ведь есть. А больше их или меньше – это параметр количественный, а не качественный. В этом контексте Великое оледенение представало не избыточной сущностью неизвестной природы, вводимой для объяснения событий прошлого, а неизбежным следствием из множества эмпирических фактов одного ряда – наличия образований, которые могли быть объяснены воздействием ледника. И всё-таки не будем забывать о важной психологической основе ледниковой теории к моменту её оформления – о широком распространении в науке того времени парадигмы катастрофизма.
Почему я так подробно остановился на обстоятельствах рождения этой гипотезы? Потому что она служит любопытным примером того, как научная теория, постепенно модифицируясь, серьёзно уходит в дальнейшем от взглядов своего создателя. Настолько, что её современные приверженцы уже не рискуют ссылаться на его авторитет. А сама гипотеза продолжает жить своей жизнью и успешно процветать.
Начнём с того, что в той науке, в которой он являлся признанным специалистом – палеонтологии – Агассиз напрочь отрицал появившуюся в 1859 году эволюционную теорию Дарвина. Более того, Агассиз стал одним из родоначальников воинствующего антидарвинистского креационизма[2]. Но это ладно. Ведь ошибочные высказывания учёного в одной области знаний вовсе не обязательно умаляют его заслуги в других областях.
Однако обратим теперь внимание на то, как Агассиз презентовал своё открытие:
«Представляется очевидным, что вся Юра в прошлом скрывалась под огромными ледниковыми массами. Эти массы представляли собой часть ледникового щита колоссальных размеров, который покрывал Европу, достигая на юге Средиземного моря. Подо льдом оказывалась и большая часть Северной Америки»[3].
Но ведь Агассиз не имел в тот момент в своём распоряжении никаких фактических данных по Северной Америке, а также для того, чтобы утверждать, что ледник достигал берегов Средиземного моря! Его утверждения на сей счёт были чисто умозрительной спекуляцией. И современный вариант гипотезы Великого оледенения не подтверждает его высказываний о том, что древний ледник покрывал всю Европу до Средиземного моря.
В дальнейшем, работая уже в Гарварде, Агассиз, после экспедиций в Южную Америку, стал утверждать,
«что древнеледниковый покров, занимавший Европу и Северную Америку, погребал под собой и материк Южной Америки»[4].
Это отвергают все учёные с того времени и вплоть до настоящих дней.
Но ведь высказывания Агассиза базировались на им же самим изобретённой методологии выявления ледниковых отложений. Получается, что методология была ошибочной?! Тогда какие основания верить его интерпретации тех находок в Швейцарской Юре, с которых, собственно, и началась вся ледниковая гипотеза?
Выходит, что Агассиз, по сути, эмпирически ничего не открывал, а лишь задал удобное направление научной интерпретации?! И в последующем геологи просто укладывали становившиеся известными факты в это ледниковое объяснение? Могло ли быть такое?
Мы ещё вернёмся к этим вопросам. А пока попытаемся прояснить, как современная наука объясняет периодические возникновения и разрушения обширных ледниковых покровов в широтах, ныне считающихся умеренными. Иначе говоря, как она объясняет эти резкие периодические изменения климата Земли. То, что они должны быть периодическими, учёным стало ясно ещё в середине XIX века, когда стали выделять следы как минимум трёх ледниковых периодов.
Продолжение следует
Примечания
[1] Цит. по: Дж. Имбри, К.П. Имбри. Тайны ледниковых эпох. ./ пер. с англ. – М.: «Прогресс», 1988. - С. 32.
[2] Т. Юнкер, У. Хоссфельд. Открытие эволюции / пер. с нем. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2007. – С. 119.
[3] Цит. по: Дж. Имбри, К.П. Имбри. Тайны ледниковых эпох. ./ пер. с англ. – М.: «Прогресс», 1988. - С. 28.
[4] Там же. – С. 46.
