Объявление о частичной мобилизации в РККА осенью 1939 года вызвало у населения обычную для таких случаев реакцию: ажиотаж и скупка продуктов. Люди начали брать под контроль торговлю в близлежащих магазинах: составляли списки, проводили проверки, следили за соблюдением норм продажи товаров. «Общественный» и «рабочий» контроль задерживал людей, незаконно или в неограниченном количестве получавших продукты.
Во многих местах хлеб разносили по домам. «Учетчики» и «приносильщики» выделялись самими жителями, ими же и оплачивались. Такая «рационализация» торговли приводила к тому, что магазины фактически закреплялись за близлежащими улицами и кварталами. «Чужаки» — жители других улиц, кварталов или районов — в них не допускались.
Местное партийное и советское руководство в условиях кризиса также не забывало о себе. Была воссоздана сеть закрытых распределителей, аналогичных тем, которые существовали в период карточной системы 1928— 1935 годов.
Как правило, их роль выполняли закрытые столовые и буфеты, «нормы» в которых значительно превышали официально установленные. Товары брались из общих фондов, выделяемых Наркомторгом для данной местности. Так, в Сталинабаде с санкции СНК Таджикской ССР был создан закрытый распределитель, в котором на одного человека полагалось шерстяных тканей на сумму 342 рубля, в то время как на рядового горожанина — всего лишь на 1 рубль.
В условиях кризиса снабжения прежде всего страдали те, кто целый день был занят на работе. В сообщениях с мест нередко говорится о физическом истощении и усталости рабочих.
Местное партийное и советское руководство пыталось как-то нормализовать положение. Проводились бесчисленные собрания по вопросам снабжения. Обращались за помощью в соседние колхозы. Те, однако, сами бедствовали. Апеллировали в соответствующие наркоматы, в вышестоящие партийные и советские органы с просьбами выделить дополнительные фонды и ввести закрытую торговлю, или карточки. Но позиция Политбюро и СНК СССР была непоколебима: карточную систему не вводить, рационально использовать отпущенные фонды, привлекать местные ресурсы, но главное — давать план, а не то голова с плеч!
Оказавшись между молотом и наковальней, местное руководство действовало на свой страх и риск. Буфеты, столовые, магазины стали превращаться в закрытые распределите для рабочих и служащих, вводили пайковые нормы. При установлении СНК СССР норме отпуска хлеба в с крытой торговле 1—2 килограмма в одни руки», они редко где превышали 500 граммов в день на человека. Meстное партийное и советское руководство узаконило созданную инициативой людей систему списков.
Политбюро и СНК не только не признали уже повсеместно существовавшие карточки де-юре, но и активно боролись с их распространением. Это отразилось в мартовском (1940 года постановлении Экономсовета при CНК СССР «Об извращениях принципов торговли хлебом и другими продовольственными и промышленными товарами».
В мае 1940 года Прокуратура СССР возбудила дело по поводу введения в городе Кострове по распоряжению горисполкома карточной системы на хлеб. Экономсовет принял решение об ее отмене.
Осенью того же года Госторгинспекция организовала проверку торговли в 50 республиках, краях и областях. Проверка показала, что закрытое пайковое распределение, санкционированное местными партийными и советскими органами, существовало почти в 40 из них.
С окончанием советско-финляндской войны положение несколько улучшилось. Однако из-за роста военных расходов, дефицит и инфляция в стране росли. Неутешительные итоги положения подвел в канун нового, 1941 года нарком торговли Любимов в своей докладной записке председателю СНК СССР Молотову.
Он писал, что закрытое нормированное распределение, по сути карточная система, с санкции местных партийных и советских органов распространилось по всей стране. Любимов вновь поставил перед ЦК ВКП(б) и СНК СССР вопрос о введении карточной системы (хотя бы на хлеб), а также о снижении нормы продажи хлеба в открытой торговле с одного килограмма до 400—500 граммов в день на человека.
В ноябре нарком торговли Любимов отменил решение бюро Ворошиловского обкома ВКП(б) об организации в городах области закрытого распределения товаров по нормам значительно ниже тех, что были установлены Совнаркомом.
Политбюро ЦК и СНК, хотя и отказались узаконить карточную систему, но все же понимали, что надо принимать какие-то меры. Прежде всего Центр попытался обеспечить потребности тех групп населения, которые были непосредственно связаны с подготовкой к войне. В течение 1939 — первой половине 1941 года создается система закрытой торговли и общественного питания для начальствующего состава Красной Армии и Флота, рабочих и служащих военных строек и предприятий, угольных шахт, торфоразработок, нефтепромыслов, медных рудников, медеплавильных заводов, железнодорожного транспорта. Гарантированное снабжение было обеспечено союзному руководству (ЦК ВКП(б) и КПК, СНК СССР и его комитетам, союзным наркоматам и др.), а также сотрудникам органов НКВД.
Что касается остальной, и в то же время основной, части населения (крестьянство, рабочие и служащие «гражданских» и части военных предприятий, иждивенцы, интеллигенция, студенчество), то Политбюро ЦК и СНК СССР ограничились лишь принятием частичных экономических мер, направленных на ограничение покупательского спроса, а также уменьшение денег в обращении.
Богатый опыт СССР в области «отоваривания карточек» показал, что они не панацея от всех бед. Карточное распределение «замораживало» товарооборот, а следовательно, сокращало денежные поступления в бюджет, что в свою очередь вело к уменьшению финансирования народного хозяйства, росту задолженности по зарплате. В конечном счете требовались все новые эмиссии, которые усиливали инфляцию и обостряли дефицит. Таким образом, карточки превратились в тормоз экономического развития и рассматривались правительством как чрезвычайная мера.
Кроме того, руководство СССР не хотело признать, что социалистическая экономика не выдерживала нагрузок, вызванных милитаризацией страны и что «финская кампания» привела страну к кризису и карточкам.