МИР ИСТОРИИ и КУЛЬТУРЫ

Молодой священник вёл первую службу в новом приходе. Выучил все молитвы, отрепетировал движения, даже голос поставил — уверенный, спокойный. Но когда дошло до Причастия, он произнёс слова «приимите и ядите» так, будто раздавал хлеб нищим. Механически. Обыденно. Прихожане молчали. Старушка в первом ряду отвернулась. Через неделю настоятель вызвал его на разговор: «Ты не понимаешь, что делаешь. Это не раздача еды. Это момент, когда хлеб перестаёт быть хлебом». Он думал, достаточно знать текст и порядок действий...

Она сожгла триста человек. Её сестра — тысячи. Но «Кровавой» назвали только одну. Почему? Когда Марии было семнадцать, отец велел ей прислуживать младенцу. Не навещать. Не играть. Прислуживать. Младенец — её сводная сестра Елизавета, дочь Анны Болейн, той самой женщины, из-за которой мать Марии, Екатерина Арагонская, лишилась короны и титула. Генрих VIII не просто развёлся. Он объявил двадцатилетний брак недействительным. Марию — незаконнорождённой. Екатерину сослали в сырой замок, где она умерла, так и не увидев дочь...

Студентка медвуза заказывала печать на диплом. Выбрала картинку с интернета — жезл, две змеи, крылышки. Красиво. Через два дня преподаватель вызвал её в кабинет. Показал на печать: "Это кадуцей. Символ торговли. Вы хотите торговать людьми или лечить их?" Она не знала разницы. На сайте медуниверситета висел кадуцей. В американских сериалах — кадуцей. Даже на упаковке бинтов — кадуцей. Логично было выбрать его. Но оказалось: символ медицины — посох Асклепия. Одна змея, никаких крыльев. Кадуцей — это Гермес, бог торговли и хитрости...

Она повторяла фразу на вепсском уже третий раз. Внук смотрел на неё с вежливым недоумением. «Бабушка, я не понимаю. Давай по-русски?» Ей было семьдесят три. Он — единственный, кто ещё мог услышать язык, на котором говорили её предки четыре тысячи лет. Но он уже не слышал. В голове у неё крутилась мысль, которую она не могла сформулировать ни на одном языке: как объяснить, что исчезает не просто набор слов, а способ видеть мир? Что вепсский язык различает оттенки леса, которых нет в русском, и называет...

Она читала Данте три года. Университет, филологический, специализация по итальянской литературе. Знала наизусть куски из «Ада», могла процитировать Беатриче, объяснить символику чисел. На защите диплома профессор спросил: «Почему Данте назвал это комедией?» Она начала про жанровые конвенции Средневековья, про противопоставление трагедии. Профессор остановил её на третьем предложении. «Вы три года изучали текст и не поняли главного. Комедия — потому что у ада есть выход». Она училась читать структуру...

Археолог полгода готовил доклад о религии Вавилона. Изучил сотни табличек, составил схемы, запомнил имена. На конференции его спросили: «Почему один и тот же бог то главный, то второстепенный?» Он замялся. Коллега из зала подсказал: «Политика». Грант ушёл другому. Он думал, что боги — это про веру. Оказалось — про власть. Жрецы меняли пантеон как министров в кабинете. Город возвысился — его бог становился верховным. Город пал — божество отправлялось на периферию. Вавилон набрал силу — Мардук из младшего божка превратился в космоустроителя...

Она правила двадцать лет. Построила экономику, отправила торговые экспедиции в Пунт, возвела архитектурные чудеса. А через двадцать лет после её смерти наследник взял резец и методично стирал её имя со стен храмов. Почему? Хатшепсут была дочерью фараона Тутмоса I. В XV веке до нашей эры это означало только одно: ты выйдешь замуж за брата и родишь наследника. Династические браки внутри семьи — норма для XVIII династии. Никакой романтики, только математика власти. Она вышла за Тутмоса II. Он правил недолго и оставил сына от другой жены — Тутмоса III...

Он дважды чуть не утонул в детстве. Боялся воды до 22 лет. А в 33 года отправился через Тихий океан на девяти брёвнах, связанных верёвками. Без гвоздей, без мотора, без радара. Семь тысяч километров открытого океана. Почему? 1947 год. Перу. Порт Кальяо. На причале стоит конструкция, которую портовые рабочие обходят с недоверием — девять бальсовых брёвен, связанные пеньковым канатом. Посередине хижина из банановых листьев. Прямоугольный парус. Никакой обшивки, никакого киля. Это даже не лодка — это насмешка над здравым смыслом...

Египетские пирамиды хранят тела фараонов. Внутри — коридоры, камеры, саркофаги. Логика понятна: величие после смерти, вечный дом для правителя. А зиккураты Месопотамии? Пустые. Никаких захоронений, почти никакого убранства. Только крошечное святилище на самой вершине. Зачем строить семиярусную башню высотой с современное здание, если внутри — ничего? В начале третьего тысячелетия до нашей эры шумеры начали возводить странные сооружения. Несколько ярусов, каждый — усечённая пирамида. Террасы, окрашенные в разные цвета...

Башню в Абу-Даби построили с наклоном 18 градусов специально. Инженеры год высчитывали угол, укрепляли фундамент, программировали каждый сантиметр. В Пизе колокольню три века пытались выпрямить — безуспешно. Почему один наклон называют шедевром, а другой — ошибкой? В 1173 году итальянский архитектор Боннано Пизано заложил первый камень колокольни. Мраморная красавица должна была стать гордостью города: восемь ярусов, высота под 57 метров, звонница на вершине. Грунт казался надёжным — глина, песок, стандартный тосканский пирог...

Она готовилась к экзамену по истории религии две недели. Учила патриархов, пророков, события. Но когда профессор спросил: «Что означает выражение "двенадцать колен израилевых"?» — она ответила: «Двенадцать частей тела». Пересдача через месяц. Логика была железная. Колено — это часть ноги. Израильтяне — древний народ. Двенадцать — священное число. Где-то в голове всплывало что-то про символику, про мистику цифр. Профессор кивнул, записал что-то в ведомость. Только взгляд был не злой — жалостливый...

Он мог построить карьеру любому музыканту в Вене. Мог открыть двери перед кем угодно. Но собственного сына держал в черном списке и не пускал на престижные площадки. Зачем отец топил собственного ребёнка? Иоганн Батист Штраус в 1825 году был на взлёте. Ему 21 год, свой оркестр, концерты идут один за другим. Он женится на Анне, дочери владельца венского кабачка. У них рождается сын — тоже Иоганн. Отец учит детей музыке, но ставит железное правило: скрипку — никому. Можно фортепиано, можно флейту. Скрипка — табу...