Хроники Великих Мудреней

Я смотрю на тебя. Это всё, что я, в общем, могу. Ты не знаешь. Но капелька пота по лбу побежала. На сегодняшний день мне и этого хватит, пожалуй. Ты почуял, и правая бровь обратилась в дугу. Я поверил. И верю поныне, но вера – абсурд, Подменить суеверием веру не так уж и сложно! Может быть, под сурдинку, и взнуздан давно, и стреножен, А тянувшие вверх скоро в жертву меня принесут? Непокорную гриву давно уже выела плешь, Геморрой распугал приключений брезгливые рати – Если вдруг да придёт и за мной молчаливый каратель, Я в желе обращусь, и меня ты за ужином съешь… Но пока ещё длинным рукам в суете не до блох. На повестке – неясно: терновый? Лавровый? Корона? Значит, будем считать по дефолту, что ты нам дарован; От того, чтоб мы в этом ошиблись – избавь тебя бог! Будь и впредь мужиком. Анекдоты рассказывай. Пой. Аккуратно груби. Будь, как мы, это очень приятно Населению нашей великой глуши необъятной. И, того... Не потей. Я всего лишь слежу за тобой.

С первых нот ополченской мелодии Разрывается сердце в груди. Вот она, настоящая Родина! Кто забыл, кто не знал – погляди. Не из шёлка и пафоса соткана, Из дерюги и ситца осин, И скрипит деревянными окнами, И ползёт по донецкой грязи. Это после – бои богатырские, И герои придут из былин. Но пожар начинается искрами, Будет воином в поле один. Основное эпохи течение Сносит валом преграды с пути, Но вначале встаёт ополчение И костями дорогу мостит. Может, были неправыми где-то мы, Но в тылу не кричали: «Доколь!» – Что должны, как положено, сделали. Ваша очередь. Мы – на покой. Если кто-то в победе отчаялся, В этом нашей не будет вины. Ополченский романс не кончается С окончанием странной войны. Ополченским набатом кончается Ожидание новой войны.

Мать говорила матери – Ей-же-ей, Ты продала за деньги своих детей! Ты же хабалка, не стыдно перед людьми? Биться должна была, лечь на порог костьми! Мать отвечала матери: – Ну, дела. Я себе не имущество родила. Воля своя и судьба у детей – своя. В клетке не держат свободного соловья. Мать возражала матери: – Дура, дрянь, Ладно, была бы война, а на это глянь, Правой дерутся – а левой кладут в карман! Продешевила ты, скинула задарма. Мать отвечала матери: – Ну и ну! Я не товары отправила на войну. И не держала за шиворот лет с семи, А выбирать их учила и быть людьми. Мать укоряла: – Бесчувственное бревно! Я бы себе изодрала лицо давно, Выла бы в голос, кровиночку потеряв! Ты же позорище жёнам и матерям! Мать отвечала матери: – Боль мою Я ни тебе, ни зевакам не продаю. Всё, что разорвано вклочья, лежит внутри. Если кому не нравится – не смотри. Место могилам выбрано хорошо: Сзади афганцы, рядом места ещё. Чёрные платья, одни на двоих черты – Рядом стояли матери у плиты.

Карминное поле. Стальная посадка. Ты больше не воин. Ты – с горки на санках, Всё ниже и, ну же, давай, не сдавайся, Куда же ты, друже, карабкайся, Вася! Взметает порошу задиристый ветер Тяжёлая ноша, но день ещё светел, Ещё раз промчаться по склону, не вздумай, Не дай до санчасти, пожалуйста, дуба! Взывает бабулино звонкое: "Васькя!" Задержишься – будешь лозиной обласкан. Не поздно, но кровь всё свежа под бинтами – Из Вовчика кто мужика воспитает? И хочется к бабке, в деревню, под стреху, На старенькой лавке под звёздами не х…, Братан, расслабляться, ещё не победа! Тут двадцать… пятнадцать… За десять доеду! Старуха с лозиной стоит у забора, Кричит, что есть силы: – Не вздумай так скоро! Появишься рано – быть жопе в полоску! Ты хрипло: – Да тут я! Не грохни повозку.

Только сопли и пыль. Километры соплей и пыли. Шесть часов на окоп, час огня, полчаса - поминки. Не рассказывай, Боже, потомкам, какими были Те, кто выжил. Страницы из книги сожги и выкинь. Мы - твою бога душу герои, и сказ окончен. Про такое снимают кино и романы пишут - Пусть поверят, мы помним, ты можешь, когда захочешь. Пусть не знают, что нас отбирали на шишел-мышел. Пусть играют в войну, перестав по ушедшим плакать, Чтоб когда подойдёт их черёд делать шаг из строя, Не услышав про пыль, что с соплями смешалась в слякоть, Также делали выбор, достойный былых героев.

Простое зло, знакомое давно, Плюёт в лицо и мерзко корчит рожи. А мы идём, поскольку всё равно Поделать с этим ничего не можем. Шагаем, преисполнены добром, Нагружены волшебными дарами, И злом на зло мы отвечать не в праве Мир лжив и груб, а мы – наоборот. Но почему нас пропускает зло, Когда ему мы глубоко враждебны? Торит нам тропы, проводя сквозь дебри, Берёт под локоть, если тяжело? Нас истина преобразить могла, Но мы её урок отвергли сами, И вот – идём, чтоб не увидеть зла, Сквозь темноту с закрытыми глазами.

Нет. Я не знаю, кто виноват. Я не знаю, честно, Всё прочитанное и выученное – горькая пыль степей, Мы могли бы в ночи лететь этой степью вместе. Я бы пел «Погоню», ты тоже бы что-то пел. Мы могли бы перекусить картохами и цыбулей, Бородатыми анекдотами вытравили бы мрак, Вместо этого ты собой ловишь вёрткие дуры-пули, И коллекции этой страшной радуешься, дурак. Я любил твой Харьков, молодость и каштаны, Я любил твой говор и рыхлое твоё «гэ», И сейчас люблю! Но если тебя достану – На британский флаг, или на хохляцкий герб. Мне плевать, какую муть тебе там внушили, Что за звёзды сияли ярко в конце пути – Я порву за эту землю свои и чужие жилы, И тебя, и тех, кого ты в неё впустил! Ты меня обзываешь ватой, орком, имперцем, Ты кричишь, как будешь резать крестника своего. Я утрусь рукавом. А после вырежу твоё сердце И умру вместе с ним, потому не почувствую ничего. Мы могли бы встать вдвоём против целого мира, Но ты выбрал свой мир. Поглядим, насколько он вправду цел! Что там скажут твои кумиры, кому улыбнутся мило, Чем тебя заклеймят, предав, как всегда, в конце. Ты-то веришь, я вижу, как будто вы крепко спелись, Волосатая где-то рука и надёжный блат – Не журись раньше времени, может ещё успеешь Под кацапский мой ёжик последний привет послать, Обозначить конкретное «нет» своему никогда не брату, Оборвать родовые пути и разбавить металлом кровь – Только прах возвращается к праху, а я не вернусь обратно. Гляну в небо цветком из-под сени дубовых крон, Прорасту, поднимусь, семенами и корневищем Прогрызу каждый метр, завоёвывая плацдарм, И уже ни тебе, ни силам, якобы высшим, Что стоят за тобой, его никогда не сдам.

Жестокость. – Дайте мне ваших детей! – говорит Война. – Вас очень много, я же всегда одна! Мы – по щелям, подвалам или метро, Грудью закроем, крикнем в мурло: – Не тронь! Молча Война осклабится в пол-лица. И без того ей днесь поднесут мясца, – Я подожду, – промолвит, – пока припрёт. Деток хватает, в мире велик приплод, Смуглые, чёрные, тощие и с жирком... – На тебе, жри, но нас обойди кругом, Лишь бы на нашей земле не упал снаряд! Мирные мы! – ей родители говорят. Ну а когда накрывает прилёта вой: – Это не нам! – возвышаем мы голос свой! Взгляда не отводя от небесной тьмы, Молим её: – Ах, Боже, за что же мы? Только уже нет дела до нас Войне. – Ваших детей не о́тдали прежде мне, Выбор имея. Решают же в этот час Те, кто кричит: "Не тронь! Забери не нас!" Я не жестока и не сама хожу. Это вы, люди, творите херню и жуть, Сваливая на меня. А моих затей – Только давайте вовремя мне детей. Я научу их злом добывать добро, Смерть принимать, простых избегать дорог, Чтоб не несли фигню по сто раз на дню, Ценник на жизнь на правильный им сменю. Выжили б впрямь не все. Но теперь к утру Я всё равно детей у вас заберу, Только вот без разбору и всех подряд, Чтоб на другой земле не упал снаряд. ...Я бы и рада оставить в покое всех, Лучше уж карты, шахматы, бурный секс, Мирные битвы. Но сдерживать вас – нужны Дети, которые помнят кошмар войны.

У кассы трое. Чистые комки. Не новые шевроны на плечах. И молодой, перчатку сняв с руки, У терминала картой покачал. На ленте кассы форменный завал, По ходу дела, тут - на целый взвод. Всё по шести пакетам рассовав, Уходят. Улыбается народ. Вспотела продавщица. Автомат закрыл неслышно двери за спиной. Морозный Дед, бывалый атаман, Довольно крякнул, стоя под сосной. Он строгий шеф, но добрый старикан, И любит Новый год в своих войсках.

Это песни о жизни, любви и победе. В них ни сырости стылой, ни зла, ни нытья – Чем поэт тыловой, перепуганный бредит. В них поют соловьи и туманы стоят, В них царят ожидание, вера, надежда, Духа твёрдая поступь и дружбы закон. Ничего из того, что от родичей держат До скончания дней старики под замком. Мало в свете вещей наберётся дороже Этой праведной лжи . У монеты войны Свой заржавленный реверс имеется тоже. На ладони. Но смотрим – с другой стороны. Обожжённый легчайшим дыханием ада, Перед тем, как творить за удобным столом, Не подбрасывай к небу монетку, не надо. Сторона настоящая - та, что с орлом. @

Ни серпа, ни молота, Ни креста на лбу. Дело наше молодо: Всё видать в гробу! Каменщики-плотники Пусть дербанят мир, И ладошки потные Прячут за людьми – Нас рожали матери Много, да с лихвой: Вы хотели? Нате вам, Кто ещё живой, Бойня будет славная, Будет перегной! Урожаю главное – Засевать весной, Поливать по засухе, Подсушить к концу. Мы с тобой глазастые, Веселись-танцуй, Будет любо-дорого Всем, кто углядел! Два здоровых олуха Плясом по воде – Красная да белая Колом встанет Русь. Плюньте те, кто смелые – Рукавом утрусь, Две щеки подставлены, Как заведено – Жатва будет славная, Двое заодно