Хроники пушистых мейн-кошек: Урсула и Анибозия

Наступила у нас Бота, а она всё раБОТАет, и работает, и ещё работает. Тук-тук-тук по клавикотуре, стучит и стучит, и стучит, и ещё стучит. То сюда стучит, то туда стучит, ух, надоела! Это, конечно, было не в Сенье, которое сейчас, но я вам за оба два осветления поворчу! Потому что эта, с позволения её так назвать, Двуногая, совершила уржасновое. Когда я прыгнула к ней на лапы, чтобы она меня чесала и гладила, она… просто отправила меня обратно! И даже немножечко не погладила. Сказала, что я ей за...

Ух, ну и Сенье! Двуногая непонятновая, никак не могу понять, чего с нею не так. Со своей светяшкой совсем постраннела. Сидела в Боту, смотрела туда, и тыкала в клавикотуру, но ничего не писала. У неё там какие-то другие двуногие ходили в светяшке, только странновые совсем. Они были… ну вот даже не знаю, как и описать! В первую лапу, там у них на голове своя маленькая круглая светяшечка, кажется, место где она, называется висок, мне Двуногая говорила. Куда он там висит не знаю, но двуногие слова вообще без всякого смыслового придумывают, только и остаётся, что их запоминать...

В этот раз у нас ничего нового не случалось, и даже Туна шипеть стала не так много, и бить Бозю не пытается: её за это Двуногая очень ругает, а Туна тогда расстраивается. Говорит, что не может её расстраивать, она тогда не гладит и с большой лежанки прогоняет. И не обнимает своими большими лапами, и голову не чешет. Хорошая у меня Двуногая, всё правильно с Туной делает! Ещё правильнее было бы её куда-нибудь деть, чтобы жила не с нами, но такого она не сделает, я же вижу. Но я не про то сказать хотела...

Туна у нас совсем оТунела, уржасновая. Ладно, она об меня дружить пыталась и вредничала, и вообще. Но она… она… она Бозю обижает, вот! Та приходит к Двуногой и Грозному поспать, на большую лежанку, где нам ругаться Двуногая запрещает. А Туна никого не слушает! Шипит, ругается, Бозю прогоняет. Я слышу, как они друг с другом говорят! — Это мои Две Лапы! Уйди! Ты к ним не урчала, вот и не урчи! — Но они общие. Всегда были общие, мы тут все три живём. Почему я должна уйти? Тут места всем хватит, — отвечает Бозя...

Всё-таки приличной кошке только и делать приходится, что за двуногих переживать! У нас тут в Боту такое случилось, что мне от возмурщения хотелось лапы грызть! И до этого, в Тницу, тоже странновое случилось. Прихожу я в место, где двуногие мокрятся, а там шумит что-то. Ну я прислушалась, голову подняла, а там… прямо по стенам вода! Течёт, мокрая такая, и откуда взялась непонятновое. И лужа внизу накопилась, а лежанка рядом с мокрильником стала совсем-совсем намоченной. Как если бы туда Грозный не мокрыми лапами наступил, а сразу всей головой...

У Двуногой теперь лежим, в который она не лежит, а делает всякое полезновое в выкотные. Меня гладит, например, или корм нам приносит, когда ещё рано, светло, и Грозный как порядочный кот крепко спит. Поэтому я вот такая ранняя с вами, она редакотировать мои лапные почеркуши тоже согласновая рано, а не как раньше. В как раньше она теперь спит! А мы спим на ней. И я, и Туна, и даже Бозя. Туне она шипеть на Бозю и выгонять с лежанки запретила, а мне ещё давно запретила. Говорит: — Кровать — территория мира, дорогие мои кошечки...

Давно я вам ни на что не возмурщалась, вы, наверное, и забыли, какое всё возмуртительное! Особенно Двуногая, конечно, потому что она моя и она к лапе ближе всего. Поэтому я вижу всё возмуртительное, что она делает, или, ещё уржаснее, не делает! Буду по порядку рассказывать, как она учила. А то прочитает, отредакотирует, и обворчит. Знаю я её, не просто так она моя Двуногая! В первую лапу, она всё время гладила Бозю, и эту, с белыми лапами. Нет, меня тоже гладила, но пусть их перестанет. У Бози свой Грозный есть, а эта вообще не заслужила, дружит об меня и дружит...

Мне тут было уржасно скучно, потому что кроме одного странного двуногого, который везде ходил и сказал, что я красивая, ничего не случалось. И я задумалась. Вот я знаю, что Двуногая занимается работанием. Знаю, что пишет на клавикотуре книговые. И ещё, что говорит в штуку, приделанную к её глупой голове. И ругается, когда я пробую штуку погрызть. Но что у неё за работание такое, я всё-таки не понимаю! Почему оно такое странновое? Что с ним делать? Почему оно важное? И где эти все, с кем она говорит? Я слышу голоса других двуногих, а нос ничего не чует...

У меня тут такое приключилось, что я сама Двуногую в Сенье отпихнула, и ничего не стала лапами писать. А теперь у неё новая клавикотура, и я с ней не очень ещё умею, она большая и длинная, приходится тянуться. И стучит не так. И пахнет неправильно. И ещё Туна её пометила раньше, чем я успела, обтерлась своей глупой тунской мордой, и клавикотура теперь не мной пахнет. Я на неё даже возмуртилась. Говорю: — Ты зачем это сделала?! Ты же даже ничего не пишешь почти, а это моя, моя, моя клавикотура! Моя-а! А она мне и говорит в ответ: — А потому что ты медленная...

Всё-таки, я соуршенно не понимаю двуногих, в особенности свою. Вот у неё есть этот ваш урнет, в котором мы с вами можем разговариванием заниматься, есть большие светяшки, есть маленькая. Я знаю, она там всё время что-нибудь пишет и читает, это же она. Не бывает моей Двуногой без написания всякого и без читания, она превратится в кого-нибудь ещё, если вдруг перестанет. Но к ней в Боту принесли кучу тяжёлых, невкусно пахнущих книг! Чем-то таким… как будто Двуногая опять решила когти свои красивыми делать...

Заболел у нас Грозный, стал много лежать и грустно пахнуть, а ещё погорячел совсем, настолько, что даже нам жарко на нём лежать. И Двуногая стала уржасно ворчливая потому что он заболел. Ругается, говорит, какой-то мрялок или какое-то похожее слово, заморозил Грозного. Только она по-другому говорит. Что-то про ционер и пять радусов, я не поняла сначала. Но Бозя сказала, это в смысле там, куда он нас с собой не берёт, ему сделали очень холодно. А он же у нас не пушистый почти. Ну, попушистее Двуногой,...

Иногда Двуногая меня уржасно возмурщает. Например, когда говорит, что она не может редакотировать мои лапные почеркуши, потому что она устала вся. Но она же всегда делает всё своё! Говорением в противную штуку занимается, и другим работанием, которое её свои почеркуши. Всегда-всегда так! Всю мою Урсулью жизнь! Тогда почему это она прямо сейчас усталая вдруг? Делала-делала и устала… у вас, двуногих, так правда бывает? Вот я всегда бегаю за Бозей, всегда прыгаю к Двуногой на лапы, всегда точу когти и грызу верёвочки, длинные-интересные...