Строки Жизни | Юлия Лирская

Прошло полгода после того скандального ужина. Полгода тишины. Лариса не звонила, не писала, на семейные встречи приходила только с Игорем — молча здоровалась и молча уходила. Я не настаивала на общении. Честно говоря, даже облегчённо вздохнула — наконец-то никаких колкостей, никаких намёков. Дима иногда созванивался с сестрой, но разговоры были короткими и сухими. «Как дела?» — «Нормально». Вот и весь диалог. Свекровь вздыхала, но молчала. Свёкор пожимал плечами: «Сама нарвалась, пусть переваривает»...

Две недели Вера Петровна не брала трубку. Ирина звонила каждый день — утром, днём, вечером. Сначала с раздражением, потом с тревогой, под конец — с отчаянием. Писала сообщения: «Мама, ну хватит обижаться», «Давай поговорим как взрослые люди», «Не преувеличивай проблему». Вера читала — две синие галочки предательски появлялись через минуту — но не отвечала. — Может, к ней съездить? — предложил Денис на третий день молчания. — Пусть сама позвонит, — отмахнулась Ирина. — Я не виновата, что она живёт в прошлом веке...

— Ольга Михайловна, можно вас попросить о помощи? — голос Ани звучал неуверенно. — Только не подумайте, что опять убирать... Я рассмеялась. Прошло два месяца с того памятного воскресенья. Дима звонил редко — вежливо, коротко, без прежней лёгкости. Я не настаивала. Давала время переварить. А теперь вот Аня. — Анечка, что случилось? — Мне нужен совет. Можем встретиться? Только... без Димы. Если не против. Я почувствовала укол тревоги. Неужели у них проблемы? Неужели мой отказ всё-таки разрушил что-то? — Конечно...

— Знаю, после того случая у меня нет права просить, — Оксана говорила быстро, нервно. — Но мне больше не к кому обратиться. Лариса молчала, прижимая телефон к уху. Прошло четыре месяца с той памятной ночи. Четыре месяца тишины между сёстрами. Мама пыталась мирить их на семейных праздниках, но разговоры не клеились — только дежурные фразы и натянутые улыбки. — О чём ты? — осторожно спросила Лариса. — Мне нужно на пару часов уехать. Артёма оставить не с кем. Муж в командировке, мама у тёти Веры.....

— Максим, я всю неделю думала, — Валентина Петровна вошла в квартиру с тяжёлыми сумками. — Ты тогда сказал что-то важное. Повторишь при Свете? Света замерла с полотенцем в руках. Максим помог занести контейнеры на кухню, расставил на столе. Молчал. Валентина Петровна сняла пальто, села на стул, посмотрела ему в глаза: — Я готова услышать. При дочери. Максим выдохнул, сел напротив: — Хорошо. Вы спросили, что бы я ответил, если бы вы предложили переехать к нам на месяц. — И? — Я сказал: «Валентина Петровна, мы бы вежливо отказались...

Марина не спала всю ночь. Лежала и смотрела в потолок, пока за окном не начало светать. Рядом сопел Олег — он заснул сразу, как только они вернулись домой. А она всё прокручивала вчерашний вечер. Полтора миллиона. Артём задолжал полтора миллиона. Родители гасили его долги три года. А она... она кричала на них из-за разницы в подарках. Из-за велосипеда, который купили брату тридцать лет назад. В семь утра Марина встала, приняла душ, выпила кофе. Олег проснулся, когда она одевалась. — Ты куда? — спросил он сонно...

Я сидела напротив мамы и не узнавала её. Не внешне — она была та же. Но что-то изменилось. В глазах. В том, как она держала чашку. В том, как молчала. — Ты видела пост Светы? — спросила мама первой. Я кивнула. Горло сдавило. — Видела. И звонила ей. Она сказала про какую-то группу. Про... переосмысление жизни. Мама усмехнулась. Не зло, а как-то грустно. — Группа поддержки для женщин 50+. Света водила меня туда на второй день после нашего... разговора. Я сопротивлялась. Говорила, что мне психологи не нужны, что я не сумасшедшая...

Я держала рисунок в руках. Две фигуры. Я и Вера. «Тётя Люда, вернись». Нина Петровна стояла на пороге: — Олеся не знает всего. Она не знает про травлю, про то, что Вера молчала в школе. Я боялась рассказывать — дочка там волноваться будет, работать не сможет. А теперь... теперь Вера снова замолчала. Хуже, чем было. — Что вы хотите от меня? — тихо спросила я. — Поговорите с ней. С Олесей. Объясните. Она хорошая дочь, хорошая мать. Просто испугалась. Устала. Три года на вахте — это не жизнь. Я молчала...

Я сидела в маленьком уютном кафе напротив Ольги Сергеевны и смотрела на потрёпанную синюю тетрадь. Руки дрожали. «Мне страшно признаться. Но Света — не родная дочь моего мужа...» Я подняла глаза на сиделку: — Что это значит? Ольга Сергеевна вздохнула: — Ваша мама очень переживала последние месяцы. Говорила, что виновата перед обеими дочерьми. Перед Светланой — потому что скрывала правду. Перед вами — потому что вы росли в тени сестры. Я перелистнула страницу. Мамин почерк — знакомый, округлый. «15 марта 1998 года...

Месяц прошёл как в тумане. Вика пыталась вернуть Сергея — писала, звонила. Он отвечал вежливо, но холодно. Дистанция чувствовалась в каждом слове. — Вика, я принял решение. Прости, — короткое сообщение поставило точку. Через два месяца увидела его сторис. Новая девушка — простая, милая, с ребёнком на руках. Они на детской площадке, смеются. Подпись: «Когда люди на одной волне💙». Вика смотрела на экран, и внутри всё сжалось. Он нашёл. Быстро. Легко. Потому что знал, чего хочет. А она всё ещё искала идеал...

— На шее родинка видна! — свекровь смотрела на меня так, будто я вышла голой. — Приличные женщины такое прикрывают! Я стояла в прихожей в лёгком летнем платье с открытыми плечами. Собиралась на встречу с подругами. Хорошее настроение, улыбка, предвкушение вечера. И вот — это. Галина Петровна обошла меня по кругу, оценивающе, как на смотре. — Родинка, — повторила я тупо. — У меня родинка с рождения. — Ну и что, что с рождения! Мало ли что! Надень шарфик хоть. Или водолазку. Люди же подумают... Я машинально коснулась шеи...

— Странно жить одной после трёх лет брака, — призналась Лена родителям по телефону. — Но я не жалею. Ни капли. Три недели прошло с того злополучного дня рождения. Три недели тишины в квартире, где раньше постоянно звучал голос Максима, играла музыка, кипел чайник на двоих. Теперь всё по-другому. Лена проснулась в десять утра в субботу — впервые за годы не подскочила к плите готовить завтрак мужу. Выпила кофе с книгой на диване. Перекрасила стену в гостиной в яркий бирюзовый — Максим всегда был категорически против ярких цветов...