Негромкие Истории | Рассказы о жизни и любви

Воскресный день выдался серым и липким, как просроченная ириска. За окном типичный питерский ноябрь пытался притвориться зимой, но получалась только грязь. Зато на кухне у Анны царил гастрономический рай. В духовке, купленной три года назад в кредит (12 990 рублей по акции плюс расширенная гарантия, которую навязал ушлый продавец), доходила утка. Анна, женщина сорока восьми лет с фигурой «уютная, но не рыхлая» и взглядом человека, который видел в этой жизни всё — от дефолта 98-го до попыток мужа починить кран своими руками, — нарезала зелень...

Елена Викторовна остановилась перед дверью родительской квартиры, перевела дух и поудобнее перехватила пакеты. Пакеты были тяжелыми, как совесть грешника, и набиты тем самым набором продуктов, который в народе именуется «гуманитарная помощь пенсионерам». Куриное филе (по акции, но хорошее), три пачки творога (того самого, с коровкой, который папа любит), дорогие лекарства от давления и баночка икры — потому что «ну хочется же иногда праздника, Леночка». Леночке, к слову, было пятьдесят два года. У нее болела спина, ныла косточка на ноге и дергался левый глаз — последствия годового отчета...

Елена Викторовна стояла в очереди в кассу супермаркета «Лента», и ей хотелось растолкать всех махом. Или плакать. Или просто сесть на пол прямо здесь, между стойкой с акционным шоколадом «Алёнка» и паллетом с минеральной водой, и закрыть глаза. Но она не могла себе позволить ни того, ни другого, ни третьего. Она была женщиной пятидесяти пяти лет, главным бухгалтером небольшой, но гордой строительной фирмы, женой, матерью взрослого сына (который, слава богу, жил отдельно и своей жизнью) и хозяйкой трехкомнатной квартиры в спальном районе Петербурга...

Яна стояла в коридоре, скрестив руки на груди, и с философской тоской наблюдала, как колесики чемодана оставляют грязные, мокрые следы на её новеньком кварц-виниле. «Венский дуб», сорок третий класс износостойкости, между прочим. Укладывали месяц назад, мастер — золото, каждый стык вымерял, как ювелир. А теперь по этому произведению строительного искусства бодро катился Игорь, а за ним — шлейф ноябрьской слякоти и радужных надежд на светлое будущее. — Ну, мать, принимай постояльца! — Игорь, мужчина сорока шести лет, в меру упитанный и не в меру жизнерадостный, с грохотом опустил чемодан...

Конечно. Это классическая завязка для «бытового реализма» — когда финансовые игры накладываются на традиционное русское гостеприимство. Вот первая часть истории. Я постарался сохранить тот самый стиль: ироничный, детальный, с запахом жареного лука и надвигающейся грозы. Всё началось не с измены и даже не с разбросанных носков, а с ролика на Ютубе. Олег, муж Карины, насмотрелся какого-то «финансового гуру» в пиджаке с отливом, который вещал про то, что «женщина — это пассив, а инвестиции — это актив»...

Нина Петровна всегда считала, что Новый год — это не просто праздник, а контрольная работа по семейному благополучию. Если все собрались, никто не подрался, салат не скис, а муж не уснул в холодце до боя курантов — значит, год прожит не зря. С этой мыслью она проснулась тридцатого декабря в шесть утра, чувствуя себя генералом перед решающей битвой при Ватерлоо. Только вместо Наполеона у неё были муж Валера, который вечно путает петрушку с кинзой, и взрослые дети, у которых в головах вместо мозгов — сплошной "успешный успех" и "личные границы"...

Вот первая часть рассказа. Учитывая твое пожелание по объему (30–45 тысяч знаков — это размер небольшой повести), я буду выдавать историю частями, чтобы сохранить качество, насыщенность деталями и «тот самый» стиль. Искусственный интеллект при генерации сразу огромного объема часто теряет нить и начинает «лить воду», а нам нужен качественный бытовой реализм. Ниже — Часть 1, плотная, с завязкой и интригой в конце. Елена Викторовна стояла на кухне и медитировала над кастрюлей с картошкой. Вода бурлила,...

Разговор не клеился с самого начала, как дешевые обои в прихожей, которые муж поклеил еще в девяносто восьмом. Нина Петровна, женщина корпулентная, с проницательным взглядом бывшего главбуха и варикозом на левой ноге, сразу почуяла неладное. Во-первых, невестка, Ирочка, пришла с тортом. «Наполеон» из супермаркета, тот самый, где маргарина больше, чем в заводской столовой в перестройку, а крема — кот наплакал. Во-вторых, сын, Виталик, тридцатилетний детина с бегающими глазками и ипотекой на лбу, слишком уж старательно нахваливал мамины котлеты...

Надежда Викторовна ненавидела воскресенья. Не потому, что завтра на работу — она уже три года как благополучно вышла на пенсию с должности старшего технолога хлебозавода. Воскресенья она не любила, потому что именно в этот день, ровно в девятнадцать ноль-ноль, она садилась за кухонный стол, надевала очки в роговой оправе и открывала «Сбербанк Онлайн». Ритуал был священным и неизбежным, как сезонное отключение горячей воды. В этом месяце цифры в квитанции плясали какой-то сатанинский канкан. Отопление...

Людмила Петровна помешивала борщ с таким видом, будто варила не овощи с говядиной, а зелье для изгнания злых духов. Хотя, если присмотреться, злой дух в квартире присутствовал. Он сидел на диване в зале, чесал пятку и смотрел политическое ток-шоу, где трое мужчин в костюмах орали друг на друга так, что дрожала люстра. Звали «духа» Анатолий. И был он, к несчастью Людмилы Петровны, её законным мужем вот уже семь лет. — Люся! — донеслось из комнаты. — Там хлеба нет! Ты в магазин не собираешься? А то у меня тут передача важная, про геополитику, я не могу отвлекаться...

Валентина Ильинична стояла у окна и гипнотизировала взглядом дворника, который лениво возил лопатой по асфальту, создавая звук, от которого ныли зубы. Но раздражал её не дворник. Раздражал зять. Точнее, его отсутствие в пространстве, где требовалась мужская рука, и его чрезмерное присутствие там, где требовались деньги. В квартире пахло жареным луком и тревожным ожиданием. Дочь Марина должна была приехать с минуты на минуту, и по голосу в телефоне Валентина Ильинична поняла: случилось что-то грандиозное...

В пакете предательски хрустнул лоток с яйцами. Елена Сергеевна, застывшая перед собственной дверью с ключом в руке, даже не расстроилась. Ну, подумаешь, минус десяток отборных, категории С0, по сто двадцать рублей за упаковку. Это сейчас казалось сущей мелочью по сравнению с тем фактом, что ключ в замочную скважину входил, но поворачиваться категорически отказывался... Замок был закрыт изнутри. На щеколду. На ту самую «ночную» задвижку, которую Елена просила мужа смазать последние полгода, а он всё отмахивался, мол, «не скрипит — не трогай, работает — не лезь»...