Smart Ballet | Балет. Форма. Педагогика

Мне было лет тринадцать, может, четырнадцать. На уроках «классики» — так мы называли балет — Пестов поддразнивал меня: — Илья, Илья... или он, или я. Подталкивал к предельным усилиям. Я легко поддавался. По-настоящему мучил себя. Но соревновался не с одноклассниками — они были друзья, почти братья. Соревновался с божественным, как мне тогда казалось, Барышниковым. Я и сейчас странный. Нет чувства зависти. Нет и радости за других. Это не равнодушие. Скорее — вера в судьбу. С ней не спорят. Недавно друг напомнил, как я его обижал. Рассматриваю старые фотографии — огромные, добрые, восточные глаза. Не помню, чтобы я был так жесток с ним. Вру. Один момент помню. Отец издевался над бабушкиной манерой говорить: пионЭр, булоШная, рЭлсом по бЭрЭту. Передразнивал зло, с удовольствием. И вот я — пару раз, по-детски передразнил друга. Он замолк, обиделся. Мне не стыдно. Не было во мне тогда злости, превосходства или раздражения. Не понимая, я копировал отца. «Или он, или я». Как это Пестов придумал? Откуда знал, что именно так — ровно этими словами — можно вывести ребёнка на границу своих сил?

Щёлк Четыре часа утра. Снится или наяву брежу о работе. Почему люди в зале не придают значения моим словам? Постановка корпуса — полная неподвижность, особенно бёдер. Выворачивай — подчёркнуто, демонстративно, чтобы даже дворник понял: ты выламываешь ногу. Почему-то так никто не делает. Вот если бы, как в детстве, бабушка причёсывает, а ты не можешь усидеть — дёргаешься, крутишься. И тут — звонкий удар расчёской по голове. — Сиди ровно! — щёлк! — Не крути задом! — щёлк! — Выверни пятку! — щёлк! Вот тогда был бы результат. Мне только нужна невидимая, балетная и моментально наказывающая бабушка. Щёлк — расчёской по лбу! … Хотя, наверное, щёлк мне не нужен. Первый урок первого класса. Елена Николаевна говорит: — Ребята, сегодня учим новый глагол. «Озвездинеть». (На балетном уроке — глагол!) Это значит — стараться до звёздочек в глазах. Пестов, почти каждый день, то ли с хитрецой, то ли с издёвкой, после очередного: — Выверни, вытяни, добавь! — говорил: — Илья, Илья… или он, или я. И вот думаю теперь — зачем им всем был нужен этот щёлк?

🎥 Сильфида Запись японского телевидения. Гала Плисецкой. 
Помню Захарову, Рузиматова, знакомые лица, запах грима и канифоли за кулисами. Смотрю сейчас — и почти не стыдно за финальные, немного грязные туры в воздухе. Почти. Хочется оправдаться… До гала было ещё пару месяцев. Потный, уставший, заканчиваю репетицию. В зал заходит Бондаренко:
 — Давай я тебе помогу.
 — Нет, спасибо, Александр Иванович, я уже всё.
 — Да ладно, давай последнюю часть.
 — Хорошо… Хруст. Разорванные связки. Тошнота. Холодные дрожащие руки. Потом гипс. Через три недели начал снова — через боль. Старался привыкнуть. К гала почти привык. 
Коллеги ничего не заметили. Такое не принято рассказывать. Только с возрастом научился говорить «нет». 
Тогда казалось, что отказ — слабость. 
Теперь понимаю — это просто опыт.