Радость и слезы

Я достала из кладовки коробку с игрушками. Пыль ложилась на руки, как время. Мама сидела в кресле, усталая, спокойная. «Не надо, доча», — сказала она. А я уже раскрывала коробку, разворачивала газеты, доставала шары один за другим. — У меня не будет ёлки, — объявила мама ещё вчера вечером по телефону. Я тогда смолчала. Сорок лет мне, а внутри что-то оборвалось, будто я снова маленькая девочка, которой сказали, что Нового года не будет. Приехала сегодня утром 30 декабря. Мама встретила меня в старом халате, волосы собраны небрежно...

Варя выскочила из квартиры в десять вечера 31 декабря — мама вспомнила, что забыла купить хлеб, и отправила её в магазин. На кухне уже шипела курица в духовке, стол был почти накрыт, а папа включил телевизор на праздничный концерт. Обычный предновогодний вечер в семье из трёх человек — без особой радости, но и без ссор. Варе было пятнадцать, и праздники в последние годы казались ей какими-то пустыми. Во дворе пахло морозом и мандаринами. Где-то наверху грохотала музыка, кто-то хохотал на балконе...

Я готовила салат на кухне. Рядом стояла женщина, которую мой муж когда-то называл любимой. Настя вдруг тихо сказала мне: "Ты знаешь, тебе повезло — он стал лучше рядом с тобой". Я замерла с ложкой в руке. *** Это случилось в канун Нового года. Виталик сообщил за три дня до праздника: — Марьян, я пригласил Настю с Лёней к нам на ужин. Ребёнку нужна полноценная семья хотя бы раз в году. Я стояла с половником над кастрюлей с рассольником и пыталась понять, правильно ли я услышала. — То есть как это — пригласил? Сюда? К нам домой? — Ну да...

Когда Игорь открыл калькулятор на мобильном и начал высчитывать, сколько Оксана съела и выпила за новогодним столом, она поняла: иногда самый дорогой ужин — это тот, за который приходится платить самой. *** 28 декабря в ресторане было шумно, как всегда перед праздниками. Оксана сидела с подружками, смеялась над очередной историей Риты про её начальника, когда к их столику подошел мужчина. Высокий, уверенный, в дорогом костюме. — Девушки, простите, что вмешиваюсь. Меня зовут Игорь. Вы так заразительно смеетесь, что я не смог пройти мимо...

Оля сидела на кухне и смотрела в телефон, листая праздничные фотки подруг из прошлогоднего Нового года. Ещё три недели до самой волшебной ночи в году, — думала она, уже мысленно прикидывая меню и список гостей. Но когда она начала вслух перечислять, кого пригласить, Ваня поднял голову от ноутбука и как-то странно посмотрел на неё. — Оль, подожди. Ты о чём вообще? — Как о чём? О празднике. Надо же продумать всё заранее. Я хочу оливье сделать, селёдку под шубой, и ещё... — Мы не празднуем Новый год...

Смех из комнаты, громкая музыка — а я готовлю оливье одна. В детстве она держала меня за руку, теперь — только телефон. Двенадцать лет назад мы с Авророй встречали Новый год вдвоем, после развода. Я делала те же салаты, накрывала тот же стол. Но тогда она сидела рядом на табуретке, болтала ножками и спрашивала: «Мам, а Дед Мороз правда существует?» Сейчас ей восемнадцать. И она спрашивает только одно: «Можно я позову Веронику, Артёма и Леру?» Я сказала «конечно». Потому что так говорят матери, которые хотят быть современными, понимающими, правильными...

Когда куранты отзвенели и гости потихоньку начали расходиться, я пошла на кухню собрать со стола тарелки. Дом дышал теплом, пахло мандаринами и свечами. И вдруг из гостиной донёсся голос мужа — тихий, но уверенный: «Я давно тебя люблю. Хочу начать год с чистого листа — с тобой». Я застыла, держа в руках салатницу. Мои пальцы машинально сжались, и стекло чуть не выскользнуло. За стеной раздался женский смех — знакомый, Ритин. — Серьёзно? — её голос звучал удивлённо, но не шокированно. — Ты правда об этом думал? — Каждый день последние три года, — ответил Дима...

Мы сидели на кухне, она — с чашкой чая, я — с мандарином. «Ты серьёзно веришь в желания под бой курантов?» — усмехнулась она. Анжелика отставила чашку и посмотрела на меня так, будто я предложила ей полететь на Луну пешком. В её взгляде читалась та самая усталость, которая приходит не от работы, а от жизни. — Даш, ну правда. Нам по тридцать два. Какие чудеса? Я промолчала, разламывая мандарин на дольки. Кожура пахла детством, тем временем, когда ещё можно было верить. — Помнишь, — продолжила она, — как мы в двадцать пять загадывали? Я хотела выйти замуж и родить ребёнка...

Она стояла на пороге с чемоданом и улыбкой, как будто делала одолжение. «Ты же не против, если я у вас встречу Новый год?» — а куда деваться. За спиной Вероники темнел декабрьский вечер, такси уже уехало, и сказать «нет» означало бы выглядеть чудовищем. Олеся замерла, держась за дверную ручку, и в голове пронеслось только одно: Вот оно, началось. — Проходи, конечно, — выдавила она и отступила в сторону. Вероника влетела в квартиру, стряхивая снег с плеч, и огляделась с видом хозяйки, оценивающей владения...

Когда они вошли, я уже знала — праздник не получится. С первых слов начались советы, как нарезать салат и где повесить мишуру. Их голоса заполнили комнату быстрее, чем запах еды. — Катюш, ты серьёзно так оливье режешь? — Марина прошла на кухню. — Дай я покажу, как надо. Я стояла у разделочной доски и чувствовала, как во мне что-то сжимается. Мой муж Виктор бросил на меня взгляд из коридора — мол, держись. Он помогал их дочкам — Злате и Рите — снимать курточки. — Привет, тётя Катя! — пропищала восьмилетняя Злата...

Мы поссорились прямо под бой курантов. Я не стала открывать коробку с подарком, а просто выключила гирлянду. Комната погрузилась в темноту. Только синий свет телевизора и разноцветные блики от салютов за окном. Глеб стоял у стола, я — у ёлки. Между нами пять метров и пропасть. — Зоя, давай спокойно, — начал он. — Спокойно? — я развернулась к нему. — После того, что я увидела? Он молчал. А я всё ещё держала в руках его телефон. *** Всё началось утром тридцать первого декабря. Глеб собирался съездить за продуктами — я составила список, он взял машину...