Радость и слезы

Мария Викторовна посмотрела на часы — девять минут оставалось до прихода автобуса, который должен был увезти её к новой жизни. Она сидела на старой скамейке возле подъезда, перебирая в голове последний год. Год бесконечного ожидания: звонков от сына, сообщений, лучших времён. А теперь вот она едет устраиваться няней по объявлению. В чужую семью, где ей предстояло попытаться стать своей. — Выходит, бросаешь нас? — прервал её размышления скрипучий голос Зинаиды Петровны, соседки со второго этажа...

Она не ревновала. Просто поняла, что доверие невозможно восстановить после предательства. И когда он снова позвонил, сделала вид, что не слышит звонка. Валя стояла посреди комнаты, вцепившись в спинку стула, и слушала, как настойчиво трезвонит дверной звонок. Четыре длинных. Пауза. Еще три. Так звонил только он — Костя с третьего этажа. Звонил уже четвертый день подряд, каждый раз в одно и то же время — ровно в шесть двадцать вечера, когда заканчивались новости по телевизору. Сначала она отключила звук телевизора, затем выключила его полностью...

Он говорил всем: "Не скучаю". А потом стоял внизу и смотрел на окно — свет горел до полуночи, значит, не спит. Значит, ждёт. Иван проснулся рано в маленькой комнате, которую выделил ему Макар. Прислушался — на кухне уже гремели посудой. Брат всегда был ранней пташкой. Он встал, накинул старый свитер и вышел на балкон, утренний холодок пробирал до костей. Небо затягивало тучами, обещая дождь. Двенадцать дней. Столько он продержался у Макара. Двенадцать дней без Вариных пирожков с капустой. Без её тихого бурчания за спиной...

Теперь никто не оставляет открытым кран, не шуршит газетой, не жалуется на пенсию. Тишина — идеальная, ровная. И от этого невыносимая. Как будто весь мир выключили. Я сижу на кухне, где прожила сорок два года рядом с Игорем, и не могу найти себе места в этой пустоте. Раньше я ворчала на мужа за его привычки, за громкие разговоры о политике, за разбросанные носки. А сейчас мне хочется услышать все это снова — хоть на минутку. Меня зовут Нина. Мне шестьдесят семь. И только сейчас я поняла, что всё, на что я жаловалась, было моей жизнью...

Бывает ли так, что просыпаешься однажды утром и понимаешь, что твоя жизнь — это огромный самообман длиною в двадцать лет? Я проснулся именно с этим ощущением в тот день, когда мне исполнилось сорок три. Аня лежала рядом, тихо посапывая, а я смотрел в потолок и физически ощущал, как годы нашего брака давят на грудную клетку, не давая нормально вдохнуть. Представьте, живешь с человеком два десятилетия, воспитываешь детей, строишь быт, а потом вдруг осознаешь, что все эти годы принимал за любовь совсем другое чувство — благодарность...

Она смеялась: "Ты мечтатель, а не мужчина." Он просто кивнул. Когда сделка закрылась, первым документом, который он подписал в новом офисе, был приказ о её увольнении. Вика сидела напротив Лёни, нервно постукивая пальцами по столику. Пять лет брака превратились в этот напряженный разговор в кафе. — Ты опять о своём? — она едва сдерживала раздражение. — Опять новый проект? Лёня поднял голову. Он говорил об инвестициях в биотехнологии. — Это перспективная область. Думаю через год-полтора... — Год-полтора, — перебила Вика...

Она не мстила. Просто поставила подпись под документом. Иногда справедливость приходит тихо — без пафоса, но с холодным удовлетворением, которое длится дольше аплодисментов. Рита опустила ручку и закрыла папку с личными делами сотрудников финансового отдела. Сокращение штата — всегда неприятная процедура, но компания переживала реструктуризацию, и это было неизбежно. Список подлежащих увольнению лежал перед ней, и фамилия "Краснова" в нём не вызывала у неё никаких особенных эмоций. По крайней мере, так думали все вокруг...

Он шёл с тоской — не по людям, по времени. Но когда увидел её в сером пальто, понял: время, оказывается, иногда ждёт. Володя Сорокин остановился у ступеней школы, словно наткнулся на невидимую преграду. Шестьдесят лет назад он выбегал отсюда, не оглядываясь, с аттестатом, зажатым в ладони. А теперь стоял, разглядывая облупившуюся краску и новую вывеску, и чувствовал, как прошлое тянет назад. — Что же ты застыл, как первоклассник? — окликнули его. Володя обернулся и замер. У входа, опираясь на тонкий зонт, стояла женщина...

Он считал, что кошки — бесполезные создания. А потом одно существо стало приходить молча, садиться рядом и просто быть. Как будто знало, что слова не нужны. Серафим всегда говорил, что от котов только шерсть да проблемы. Так и отмахивался от соседки с пятого этажа, когда та жаловалась на его брюзжание в адрес мурлыкающих животных. Каждый вечер на лавочке у подъезда он просиживал часами, отпугивая прохожих недовольным взглядом из-под кустистых бровей. — Опять соседка со второго свою кошку выгуливает,...

Я стояла у зеркала, поправляя фату, и машинально проверяла телефон каждые две минуты. Экран оставался пустым. Через отражение я видела подруг, поправляющих пионы и розы в букете, видела маму, которая улыбалась гостям, но избегала смотреть мне в глаза. Мы все притворялись, что идем по намеченному сценарию. Но правда была очевидна — папа не придёт. Не из-за транспортных проблем или срочных дел на работе. А из-за моего платья, которое он назвал "стыдом". *** Два месяца назад, когда я нашла идеальное свадебное платье, я была в восторге...

Она привыкла быть уверенной. Но в то утро пустая половина шкафа безжалостно показала, что самоуверенность — всего лишь иллюзия. София открыла глаза и сразу поняла, что в доме что-то изменилось. Обычно в это время Петя уже возился на кухне, готовил завтрак, и звуки его неуклюжих попыток не разбудить её доносились даже сквозь закрытую дверь спальни. Сегодня же стояла неестественная тишина. — Петя? — позвала она, приподнимаясь на локте. Ответа не последовало. София провела рукой по соседней подушке — холодная...

Записка лежала на столе — короткая, неровными буквами: «Я уехала на море. Живи, как хочешь». Я перечитал несколько раз. Потом позвонил, но она отключила телефон. Тридцать пять лет. Ровно столько я прожил под одной крышей с мамой. И вот теперь она просто взяла и уехала, оставив меня одного в нашей двухкомнатной квартире на пятом этаже панельной многоэтажки. Квартира досталась нам после развода родителей, когда мне было семь. И с тех пор мы с мамой как-то справлялись вдвоём. Я провёл пальцами по лбу и перечитал записку снова...