Жизнь как она есть

Ранней весной в небольшом городке под Владимиром царила особая тишина — та, что бывает только в провинциальных местах, где время течёт медленнее, а каждый вздох кажется отчетливее. В ветхой двухэтажке на окраине жила 24-летняя Лида Морозова. Ее бледное лицо с тонкими чертами и большими серыми глазами выдавало болезнь, которая медленно забирала силы. У Лизы диагностировали уремию, без пересадки органа ей оставалось жить не больше года. Каждый день начинался одинаково: поездка в областную больницу...

Однажды Галя сидела у окна, перебирая страницы старой книги. За стеклом кружились первые снежинки. Стук в дверь заставил вздрогнуть. На пороге стоял Андрей с букетом. Девушка, вдыхая тонкий аромат, приняла букет и не знала, куда деть руки. Андрей чувствовал, что она словно замерзла изнутри, боится поверить, что кто-то еще, кроме бабушки, может заботиться о ней просто так. - Зачем? – засмущалась она. - Потому что ты этого заслуживаешь. А он начал приходить чаще. То с книгой, которую она давно хотела...

Катя поставила перед Андреем чашку чая, и аромат бергамота наполнил пространство, смягчая напряженность момента. Она села напротив, сложив руки на столе, и посмотрела прямо, без вызова, но с тихой настойчивостью. - Ты действительно хочешь участвовать? Не просто деньги, а… присутствие? Чтобы быть не «папой по выходным», а тем, кто будет рядом, когда она плачет, когда учится ходить, когда впервые скажет «люблю»? Андрей кивнул, чувствуя, как в груди теплеет от ее слов. Он взял чашку, ощущая тепло керамики, и ответил не спеша, взвешивая каждое слово: - Да...

Рассвет подкрался незаметно. Бледно-розовые лучи прорезали туман над городом, осветив мокрые после ночного дождя крыши. Андрей стоял у окна съемной квартиры, которую арендовал накануне, и вдыхал свежий воздух, наполненный запахом озона и пробуждающегося города. В груди разливалось непривычное ощущение: не страх, не вина, а тихая, осторожная радость, похожая на первые робкие лучи солнца после долгой тьмы. Ему предстоял сложный день. И он решил начать его с главного человека… - Сегодня начну, - произнес он вслух, сжимая в руке блокнот с именами, словно талисман новой жизни...

Андрей толкнул дверь. Та отозвалась знакомым скрипом, будто предупреждала: «Ты входишь в место, где все осталось прежним, а ты уже другой». В прихожей пахло воском для мебели и ванилью: мать, как всегда, пекла что-то к обеду. Этот запах, теплый, обволакивающий, раньше успокаивал, а теперь лишь подчеркивал разрыв между прошлым и настоящим. Он не стал разуваться. Поставил сумку у стены, машинально провел ладонью по зеркалу в резной раме. Оно чуть дрогнуло, отразив его лицо: осунувшееся, с темными кругами под глазами, но с непривычной для него твердостью во взгляде...

Палата Галины напоминала комнату в старинном доме – не из-за убранства, а из-за света. Утренние лучи, пробиваясь сквозь тонкие занавески с вышивкой в виде полевых цветов, ложились на пол теплыми золотистыми пятнами, словно солнечные зайчики из детства. В воздухе витал едва уловимый аромат лилий - их вчера принесла соседка по этажу, узнав, что у Галины день рождения. Девушка лежала, почти не двигаясь. Ее лицо, когда-то румяное и живое, теперь было бледным, с тонкими тенями под глазами, подчеркивающими усталость...

Теплый июньский вечер медленно сгущался в сумерки, окутывая город мягким сиреневым туманом. Воздух, напоенный ароматом цветущих лип и влажной земли после дневного дождя, дрожал от зноя, словно натянутая струна. В парках еще слышались детские голоса, а на балконах квартир мерцали огоньки – кто-то зажигал свечи, спасаясь от назойливых комаров. Галина посмотрела вслед дедулиной машине, доставившей ее сюда, и расстроилась. Немного опоздала. Но все же постояла у подъезда пятиэтажки, нервно сжимая в руках букет пионов - нежных, с розоватыми краями лепестков, словно стыдливый румянец...

Аня медленно шла по мокрому асфальту, оставляя позади здание онкоклиники. В воздухе висела тонкая морось, причудливо размывающая очертания домов и деревьев. Но она почти не замечала дождя. Внутри было удивительно тихо. Спокойно. За все это время после случившегося тогда на дороге такое состояние было впервые. Она все же нашла силы попрощаться с Андреем. Не хотелось ей просто так уходить. Не хватало какой-то завершенности, точки. Но попрощалась она не резко, не с обидой, а так, как прощаются с человеком, которого отпускают по-настоящему...

Пока Аня прислушивалась к себе, а Андрей тоже о чем-то думал, глядя на листок с информацией, Катя сидела у окна в своей квартире, обхватив обеими руками чашку с остывшим чаем. За стеклом монотонно моросил дождь, размывая очертания дворов и деревьев, превращая мир в сероватую акварель. Дома было тихо. Иришка ушла на дневной сон, убаюканная стуком дождя по подоконнику. В этой приглушенной полутьме мысли Кати снова и снова возвращались к тому утру, которое не давало спать которую ночь. Воспоминания накатывали волнами, выхватывая из прошлого то один, то другой эпизод...

Аня, вспоминая, постояла еще у порога, все же вышла. Она медленно шла по больничному коридору, каждый шаг отдавался глухим эхом в пустоте. Обернулась лишь раз - через плечо, на дверь палаты, за которой остался Андрей. Его взгляд, пристальный и тревожный, словно цеплялся за нее, пытаясь прочесть в ее молчании ответ на несказанный вопрос: простила ли она? Он так и не понял. Не понял, почему и зачем пришла, почему стояла у его постели, глядя на него с этой странной смесью жалости и отчуждения. Не понял, простила ли его хоть на йоту...

Аня задыхалась от запаха в палате. Смесь лекарств, хлорки и приглушенной тревоги стабильно окутал ее. Солнечный луч, пробившийся сквозь стекло, снова и снова выхватывал осунувшееся лицо Андрея. Еще недавно она представляла его совсем другим: высокомерным, с насмешливым изгибом губ, с тем особенным взглядом, которым он когда-то смотрел на мир, будто все вокруг принадлежало ему. Теперь перед ней был человек, словно выцветший изнутри. И дело даже не в том, что волосы потеряли блеск, кожа приобрела сероватый оттенок...

Аня не находила себе места. Каждый предмет в квартире словно нарочно напоминал о нем. Старый кофейничек, который они купили на блошином рынке. Потрепанная занавеска, которую она сама вышивала в те редкие вечера, когда они не встречались. Даже пыльный кактус на подоконнике Андрей когда-то принес его со словами: «Он такой же упрямый и настойчивый, как ты». В квартире стояла тишина. Не та уютная, что бывает в доме, где живут любящие люди, а тяжелая, давящая, будто стены медленно сжимались вокруг нее...