Call Me Ishmael

Если слово “loomings” предвосхищает грядущие события, перекликаясь с последними строчками начальной главы “one grand hooded phantom, like a snow hill in the air”, то имя, данное рассказчику, в самом начале, уже сообщает читателю очень многое. Оно указывает на одиночество и некоторую отрешенность от обычного мира. Перед нами раскрывается мотивация Измаила отправиться в море, завязанная, как ни странно, не на деньгах. Движущих сил, по большому счету две: — стремление побороть хандру, а точнее “drizzly November in my soul”; — исключительный пиетет к морю, основывающийся на размышлениях об особой магической силе, притягивающей человека к водной стихии. Герой не спешит выкладывать перед читателем все карты. Он образован, ему нравится использовать античные аналогии, чтобы завуалированно рассказать о себе. Он был учителем, однако обстоятельства превращения педагога в моряка намеренно не раскрывает, обходясь общими фразами о резкой “трансформации”, перенести которую помог лишь Сенека и стоицизм. (“The transition is a keen one, I assure you, from a schoolmaster to a sailor, and requires a strong decoction of Seneca and the Stoics to enable you to grin and bear it.”). Измаил в буквальном смысле называет учение философа снадобьем, подразумевая, что именно следование этим убеждениям, позволило ему преодолеть свалившиеся на него жизненные тяготы. Обязательно обратите внимание на иллюстрацию к посту. Это восхитительный портрет Измаила, написанный художницей Екатериной Нестеровой.

Библейский персонаж, подаривший рассказчику "Моби Дика" свое имя, был сыном Авраама от египетской наложницы Агари. Изгнанный в пустыню из-за конфликта с младшим братом Исааком, Измаил традиционно ассоциируется с образами изгоев, сирот и скитальцев. Используя это имя в романе, Мелвилл намеренно создает контраст между персонажем книги и библейским героем. Первый жить не может без моря, а второй, напротив, оказывается в месте, лишенном воды. Оба — своего рода изгнанники. Надо сказать, что отзвуки этого образа можно найти и в современности, порой в самых неожиданных местах. Дальним родственником Мелвилла является мультиинструменталист Ричард Холл, увековечивший эти кровные узы своим псевдонимом "Moby". Думая об Измаиле, мне сразу приходит на ум один из относительно недавних его треков, а именно Like a motherless child (буквально -"Словно сирота"). P.S. Иллюстрацией к посту является картина Франсуа-Жозефа Навеза "Агарь и Измаил в пустыне".

Роман начинается с фразы “Call me Ishmael”, что означает “Зови/зовите меня Измаил”. Надо сказать, что в англоязычном пространстве это предложение считается едва ли не самым известным среди фраз, открывающих классические романы. В России имеет схожую популярность хрестоматийная строчка из “Анны Карениной”. Почему первому предложению уделяется такое внимание? Разумеется, не в каждом произведении зачин играет важную роль, однако, во многих случаях открывающая фраза задает тон, приоткрывает завесу не над конкретной сценой, следующей за предложением, а над всей историей вообще.  Рассказчик прямо обращается к читателю, устанавливая с ним доверительный контакт. Мы словно оказывается с Измаилом за одним столом в портовом кабаке, где человек, доселе нам незнакомый, вдруг начинает рассказ, то ли посчитав слушателя достойным своей истории, то ли найдя в беседе с ним какое-то утешение. Само имя “Измаил” отсылает нас к Старому Завету. Тут нужно сделать небольшое лирическое отступление в целях объяснить, почему вообще в “Моби Дике” есть библейские отсылки. Литература США второй половины XIX века характерна своими попытками использовать Библию как связующее звено между отдаляющимися друг от друга областями знания и культуры: эмпирической наукой, философией, искусства, религией и пр. Мелвилл в своих текстах пробовал найти библейским мотивам новое выражение, но не в целях религиозного просвещения, а в попытке поиска моральных ориентиров, которые начали терять привычные очертания в XIX веке.

Возвращаясь к слову"loomings", вынесенному в название первой главы "Моби Дика", уместно будет вспомнить об одноименном арт-проекте художника Кристофера Вольпе. Это современный живописец, писатель и педагог, чье творчество высоко котируется среди коллекционеров. В своих работах он часто черпает вдохновение из литературных сюжетов, что вылилось, в частности, в появление серии картин, посвященных главному роману Мелвилла. Используя смолу, масляную краску и сусальное золото, мастер сообщает тексту новое измерение. Выбор материалов неслучаен. Будучи побочным продуктом при производстве топлива, смола служит отсылкой к ворвани и в целом к индустриальной эпохе, когда стремительное развитие промышленности заставило многих всерьез задуматься о степени воздействия человека на окружающую среду и ценности того пути, который выбрал человек для своего развития. Вязкая черная субстанция, напоминающая нефть, становится символом алчности, нравственного вырождения и непроглядной тьмы, изредка прорезаемой редкими лучами солнца.

В название первой главы вынесено замысловатое слово “loomings”. В переводе Инны Бернштейн звучит, как “Очертания проступают”. Интерпретация достаточно удачная, но утратившая лаконичность оригинала. В словаре Merriam-Webster “looming” имеет по большому счету два значения: — появление чего-либо в искаженном или увеличенном виде; — принятие формы надвигающегося события. Вне зависимости от того, за какой из (в принципе похожих) вариантов мы не зацепились, остается загадкой то, что конкретно автор или рассказчик имел в виду. Напрашиваются два варианта: очертания (контуры) грядущих событий или очертания(контуры) пресловутого кита, который на самом деле больше, чем просто животное. Причем этот силуэт может пониматься не только в фигуральном смысле (как мы увидим в дальнейшем, главный герой не брезгует умозрительными идеями и образами), но и в буквальном — когда с палубы корабля удается в воде разглядеть силуэт приближающегося животного. Здесь, к слову, интересно, как справились с переводом названия в других странах. Так, в испанском переводе “loomings” трактовали как “espejimos”, то есть миражи, что добавляет новую смысловую коннотацию. Аналогично поступили французы, назвав ее “mirages”, а вот итальянцы пошли дальше своих соседей и Инны Бернштейн, раскрыв значение loomings более развернуто — “qualcosa appare in lontananza”. Если буквально: “что-то появляется на расстоянии”.

Фабула романа знакома практически всем, поэтому я не буду на ней останавливаться. “Моби Дик” был неоднократно экранизирован, благодаря чему ряд образов прочно осел в массовом сознании. Надо сказать, что роман несмотря на репутацию “душного шедевра” среди некоторых современных читателей, остается актуальным и привлекательным. С одной стороны, за счет плотного текста, богатого на смыслы и различные выразительные средства, коррелирующие не с какими-то архаичными идеями и концептами, а соприкасающиеся с “вечными вопросами” человеческого бытия. С другой, ввиду своего статуса “великой” книги.  Однако тут я должен предупредить пытливых ценителей литературы. Не подходите к чтению “Моби Дика” с намерением “закрыть гештальт” или поставить галочку в каком-нибудь вашем или чужом списке. Знакомство с романом должно быть взвешенным решением. Вам надлежит быть готовыми к тому, чтобы играть по тем правилам, какие предложит Мелвилл. Не просто пробежаться глазами по сюжету и с облегчением закрыть книгу, а цепляясь за каждое слово, шаг за шагом взобраться на вершину. Именно там, на этом будто бы недосягаемом пике, самым храбрым и терпеливым откроется потрясающий вид, который нельзя рассмотреть ни с какой другой точки.