Копирование текста и его озвучка без разрешения автора запрещены.
-А у Изборы какие крылья? - спросила я, хитро улыбаясь.
- Да щасс, ещё на хватало такой стерви крылья заиметь, - резко ответил Первуша, презрительно произнеся слово "стервь".
Я посмотрела на сарайного, потом на домового, и тяжело вздохнула. Как мне надоели эти нескончаемые тайны, секреты которым нет конца и края, которые не спешат раскрывать даже собственные домовые.
- Так уж вышло, что у меня в руках оказался портрет Изборы, - начала я, прервав длительную паузу, - меня поразило сходство между нами. Как такое может быть? Ведь между нами пропасть времени и поколений?
- Какой портрет? - удивился Афанасий,- неужели...
- Чего спрашивать, - проворчал Первуша, - и так все ясно. Портрет - то был один единственный, басурманином написанный. А как сходство такое народилось, так это не к нам, а к самому Господу Богу вопрос. Видно ему так угодно было. Сами испугались, когда тебя дитятком увидели, думали, что сызнова всё начнётся, да видно ему было угодно злобу да ненависть с личиной разделить. Потому что ненависть Изборы досталась матери твоей, а лик ангельский тебе.
- А можно как - то попроще изъясняться? Ведь умеешь же, - взмолилась я.
- Да чего же проще - то. Не баба была, а сатана в юбке. Всех ненавидела, всем пакостила, даже домовым. Когда сбежала, все в доме с облегчение вздохнули.
- А что вы ей сделали, что она возненавидела вас?
- А что ты матери сделала, что она тебя ненавидит? – ответил Первуша вопросом на вопрос.
- Это не честно, это удар ниже пояса,- возмутилась я.
- Это жизнь. И никто ей ничего не делал, уродилась такой, вот прямо как твоя мать.
- Так чего же вы мне лапшу на уши вешали, бедная обманутая девушка, ангел во плоти безвинно погибший.
- Так это не мы, - в разговор вступил наш домовой, - это хозяин придумал такую историю и велел всем так говорить. Его дитя, его и право.
- В книге тоже так написано, - как бы подтвердила я слова Афанасий, - только одного не пойму, зачем это всё было сделано?
- Чтобы молва плохая не пошла про семью. Сейчас это можно назвать одним словом – имидж, - вставил домовой.
- О, как! Значит, и погнался за дочкой он не из за переживаний за деточку, а чтобы никто не узнал, что она монстр.
- Угу, - ответил Первуша, - только девка у него была не дура, исчезла и поминай, как звали. Изредка по слухам и узнавали где её искать. Там, где много детей в округе пропадает, там её и ловить.
- Так в итоге - то поймал её Велимудр или нет? Как она умерла на самом деле?
- Да кто её знает, куда она сгинула, только после убийства отца она тоже пропала.
Я уже устала задавать глупые вопросы, поэтому просто зло уставилась на Афанасия и стала отодвигать банку сгущёнки от него.
- Надоели вы мне, клещами правду из вас выдавливать.
Домовой поджал губы и посмотрел на сарайного.
- Оставь, - Афанасий жалобно посмотрел на меня, - ладно, расскажу. Избора была слабенький ведьмой, но красивой. Очень сильно себя любила, и терять свою молодость и красоту не хотела. Связалась она с ведьмой, что на болоте жила, та ей и рассказала про обряд сатанинский для сохранения красоты и молодости. Избора втайне от отца совершила этот обряд, купаясь в крови детей невинных. Отец узнал, рассвирепел. Она же, стервь такая, ребятишек не просто так взяла, а с близлежащих дворов, да даровитых. А у нас в каждом дворе, куда ни плюнь родня кровная, потомки, значит Велимудровы, внуки, да правнуки. Ох, бушевал тогда хозяин, думали без дома останемся. Потом вытащил из дому девку за косу, да в конюшне выпорол розгами, как холопку какую. Думали, запорет насмерть, так нет, холера, жива – живёхонька осталась, через пару дней, как ни в чем, ни бывало по двору ходила. Ведьма, одно слово. Потом поуспокоился кое – как, и заявил, что замуж её отдаёт. И жених уже имеется, друг Велимудра наилучший, тоже волшебник, но не такой сильный. А дальше ещё хуже получилось. Жених тот приехал, золотом, каменьями самоцветными дорогу ей усыпал, влюбился, значит. Художника выписал, тот картину написал, один в один, как живая. Раму изукрасил каменьями. Посватался к ней по человечески, по - заграничному. А эта зараза чуть ли не в лицо ему плюнула, обидела человека, значит. Обиделся он, дверью хлопнул, и сказал, что ноги его в этом доме не будет больше. Велимудр тогда, ворвался в горницу, обрезал косу девке, забрал все колдовские инструменты и запер её там. Да не просто запер, закрыл он её на волшебный замок, который Изборе никак открыть было невозможно.
-А коса – то ему чем помешала? – удивилась я.
-Раньше коса для бабы была гордостью, лишиться её, значит лишиться чести, а как обесчещенной из дому – то показаться? В то время у Велимудра в учениках ходил парнишка, совсем юнец. Изборе – то в горнице заняться – то нечем, вот и начала она играть с ним, применять свои чары на ученике.
- Да этому ещё дурачку льстить начала, плакаться на жизнь свою горькую, да пряниками закармливать, - заговорил Первуша, кивая на домового.
-В общем, - продолжил Афанасий, - однажды ночью, развесил я уши, поверил в речи льстивые и открыл я ей этот замок. А под дверью уже этот молокосос Ведогор дожидался. Кое – чему он уже научился, так что прыгнули они на коней заговорённых Ведогором, и скрылись в ночи. А утром бабий вой по всему городу пошел. Чуть ли не в каждом дворе по мальцу мёртвому нашли с горлом перерезанным. Это Избора, значит, жертву своей красоте принесла.
-Жуть какая, - я закрыла руками лицо, меня тошнило, и слушать историю дальше я уже не хотела.
Я выбежала на крыльцо и начала глубоко дышать, чтобы не вырвало. Вдруг возле меня возник Первуша.
- Ты на него не серчай, молод он тогда ещё был, глуп. Не понимал, что делает.
-Кто? – рявкнула я, потому что говорить об услышанном дальше не хотелось.
-Да, Афанасий. После того, как нарушил наказ хозяина, советом домовых и было решено дать ему наставника. Чтоб приглядывал, значит за ним, пока не поумнеет. А в дому два домовых не бывает, вот и стал я сарайным.
Я вернулась в дом. Афанасия за столом уже не было, да оно и понятно, попили, блин, чайку с такими-то разговорами. Я убрала со стола, и легла спать, с мыслями, что на сегодняшний день приключений мне уже хватило.
Как только голова моя коснулась подушки, я увидела сон. Он был страшным. Я оказалась в старорусском городе, в большом деревянном двухэтажном доме. Мне всё время мешали почему-то короткие волосы. Я злилась на отца, металась из угла в угол, постоянно откидывая их. Меня насторожил какой – то звук во дворе. Я выглянула в окно, двор пересекал молодой парнишка, лет пятнадцати, весело насвистывая незатейливую мелодию. Я помахала ему рукой и мило улыбнулась.
- Хорош, ох, хорош, молоденький, даровитый, с таким бы во благо мне ритуал провести, сколько бы силы сразу появилось, но нет... Пока нельзя. Он нужен мне для другого дела. Ну, подожди, ненавистный родитель, я тебе отомщу, кровавыми слезами у меня умоешься.
Потом я увидела ночь, крадущийся по комнате Афанасий тянется к прянику на столе, и вдруг я хватаю его за шею.
- Ну, что дедулечка, попался. Если не хочешь сдохнуть в Нави открывай замок, а нет, так я и тебя, и весь ваш род ненавистный повыведу. Ты ещё пожалеешь, что не сдох как все люди.
Афанасий на дедулю точно не тянул, он был совсем ещё молодой, без бороды и в нем очень сильно были видны признаки нежити. Одутловатое синеватое лицо, заострённый нос больше похожий на птичий клюв, лапки-когти.
- Странно, - подумала я, но не та я, что держала сейчас домового за шею, а та, что была где-то сверху и смотрела на все это, - почему она называет его дедушкой, и откуда берутся домовые?
Этот вопрос у меня никогда не возникал, но сейчас он встал остро, почему - то именно сейчас мне жизненно необходимо было знать, откуда же появился домовой по имени Афанасий. А он, в это время безвольно висел в руках у Изборы и что - то шептал, еле шевеля лапками. Дверь в горницу распахнулась и на пороге стоял тот самый парнишка.
- Ну, что, всё взял? - спросила его я, он молча кивнул.
Я вышла со двора и повернула к дому, стоящему рядом с хоромами отца, там, во дворе меня встретили два моих сына, не больше восьми лет, они стояли как будто в дремоте, сонные, безразличные ко всему.
- Ну, сыночки мои славные, послужит верой и правдой своей мамочке. Я, вытащила из сумки моего спутника серповидный нож...
Мы не убегали, мы просто шли по городу и заходили в каждый дом. Там, посреди двора я совершала свой ритуал и, собрав так необходимую мне влагу в чашу, выливала её себе на голову. От каждого такого омовения волосы немного отрастали, я брала их в руку, пытаясь разглядеть, насколько они отрасли, но мне всё было мало и мало. Когда мы вышли из города, у меня уже за плечами была коса до самых пяток и множество несчастных матерей.
- Зря вы все меня не ценили, - ухмылялась я, глядя на оставленный город, - вы даже и не догадывается, какая во мне сила таится. Я вам ещё всем докажу.
Мы вышли на опушку леса и наткнулись на давно заброшенный небольшой домик.
- Вот тут мы и остановимся. Отцу здесь никогда нас не сыскать.
Мы зашли в него, я прошептала несколько фраз, и убранство дома стало похоже на дворец какого - нибудь султана. Посередине стояла низкая кровать, застеленная шелками и заваленная кучей шёлковый подушек, рядом такой же низкий столик, уставленный блюдами с яствами, кувшинами с вином.
- Ну, Ведагор, чего же ты застыл, мальчик мой, - сказала я, опускаясь на кровать,- подойди ко мне. Где моя книга?
Юнец протягивает мне книгу, и я меняюсь в лице.
- Что ты наделал, - кричу я на него каким-то страшным, потусторонним голосом,- это не та книга. Это книга отца.
Я просыпаюсь в поту и понимаю, что спала очень беспокойно. Подушки и одеяла раскиданы по всей комнате, простынь свисает на пол, а я сплю на матраце. Встав, я поправила постель и услышав какие – то странные звуки, доносившиеся из зала, посмотрела туда. В открытую дверь я увидела, как наш домовой беспокойно ворочаясь, спит в зале на кресле.
-Н - да, такие воспоминания пользу не приносят, - подумала я, и перенесла Афанасия на свою кровать, на его любимое место.
Тот успокоился и, свернувшись калачиком ровно засопел. А я легла в кровать и с тяжелыми мыслями уставилась в потолок, и даже не заметила, как уснула снова. Я была в каком-то большом богато обставленном доме, возле меня лежал младенец. Брезгливо посмотрев на него, я небрежно откинула его на край кровати. Ребёнок закатился в плаче. К нему подбежал уже повзрослевший Ведагор:
-Что ты творишь, Избора, это же твоё, наше дитя.
- Да кому нужны эти дети, - я презрительно скривила губы,- даже для ритуала и то не годится. Мало того, что девка, так ещё и бездарная. Если она тебе так нужна, забери её с глаз моих, и чтоб я больше её не видела и не слышала.
Я устала, меня раздражало один вид этого сопляка, да ещё и его щенок. Мне нужны поклонники, много денег, я хочу силы, власти, молодости и веселья. А его ворожба большого дохода не приносит. Совсем никчёмный мужичонка, один прок с него, что на лицо красив.
- Вот же сука, - подумала я, настоящая и проснулась.
Домовой спал спокойно, тихо посапывая. Я посмотрела на него, поворочалась, перевернула подушку и опять заснула.
И вот уже я еду в ночи, одна. Я знаю, за мной снова гонится отец, в этот раз он подобрался совсем уже близко, и не удивительно, ведь он самый сильный колдун на всей земле. Теперь я уже понимаю, что мне нигде не спрятаться от него.
- Как же он мне надоел. Ещё этот сопляк Ведогор... Ведь знала же ещё тогда, что нужно было поступить с ним по - другому и ещё этот ребёнок… Зачем только пожалела... Ха, ха, пожалела, ладно, самой себе можно и правду сказать. Мне было просто лень. А теперь они сбежали, и ищи их... А впрочем, пусть живут как хотят, какое мне до них дело… А управлять людишками весело, только в следующий раз нужно найти себе богатого дурака.
Я проснулась снова, и психанула. Не хочу я это видеть. Нафиг нужно. Не буду больше спать, лучше, что нибудь по дому сделаю. Сквозь неплотно закрытые ставни пробивались первые лучи солнца, и я обрадовалась им, как никогда.
- Вон, уже солнце встаёт, пойду ка я лучше делом займусь.
Я села на кровати. Домовой тоже подскочил, и видно не поняв спросонья, где он находится, растерянно смотрел на меня, часто моргая.
- Что, малыш, - я нежно погладила его по голове, - досталось тебе от ведьмы. Афанасий смотрел на меня и в глазах его начали появляться слезы.
- Тшш, не плачь, - сказала я ему строго я, - домовые плачут к покойнику, а нам не надо. У нас полный дом военных.
Он громко шмыгнул носом и утерся рукавом, моргая как совушка сонными глазами.
- Спи, малыш, спи, - я погладила его по голове, он улегся на подушку, свернулся калачиком и уснул.
Я смотрела на него и понимала, что то, что я видела ночью, был не мой сон, у нас он был один на двоих.
- Охо-хонюшки, - подумала я, - как же тяжко с этим жить. Хорошо, что он не человек. Так бы давно с ума сошел.
Я оделась и, взяв в сенях ведро пророщенной картошки, вышла во двор. На улице ещё не совсем рассвело, даже птички ещё не проснулись. Я посмотрела на часы. Начало пятого. Ну что ж, вполне нормально, у нас, на Сахалине уже седьмой час, так что можно считать, что я выспалась. Пора за работу. Взяв лопату, я начала выкапывать лунки. В сенях что-то негромко брякнуло, я оглянулась и увидела Афанасия. Он нёс тяжёлое ведро с картошкой совсем как человечек, которому нужно донести большую тяжёлую поклажу.
- Эй, ты чего? - спросила я, - тебя же могут увидеть.
- Никто меня не увидит, во - первых кроме тебя, во дворе часа два ещё никого не будет, все нормальные люди ещё спят, а во - вторых, только ты меня видишь, а другие двигающееся ведро, - захихикал домовой.
- Ладно, помогай, - смилостивилась я и продолжила делать лунки.
Афанасий, набрав картошки в подол рубахи, шел неспешно вдоль лунок и кидал туда картофелины. Они падали послушно ровно в середину лунки, ростками вверх.
-Ишь, ты. Какой молодец. Ровненько кладёшь, словно по линеечке, - похвалила я домового, а он расплывшись в блаженной улыбке шел и кидал картофелины, как будто и не слышал меня.
Мы управились ровно за час, птички только проснулись, а мы уже сидели с домовым на веранде, подставляя лицо солнцу, и отдыхали с чувством удовлетворённости от проделанной работы.
- Афанасий, - я повернула голову к домовому, разглядывая его.
Он сидел с закрытыми глазами, лицо его совсем не было синим, скорее розоватым, слегка румяным, как у человека после тяжелой работы, и нос не казался орлиным, округлился и стал похож на картошку.
- Ммм? - отозвался он.
- А братья Изборы куда тогда делись?
- Когда тогда? Когда убёгла? Да никуда они не делись. Они ж тогда уже давно своими дворами жили. Утром, когда обнаружилась беда такая, отец позвал их к себе, вот тогда они и узнали, что сестрица их избалованная наделала. Осерчали они тогда сильно, проклятья такие слали, что вода в реке закипала. Это ж она не кого - нибудь чужого загубила, это ж она их потомков, правнуков братьев своих уничтожила. Столько деток загубила, - печально произнёс домовой.
- Афанасий, - опять вкрадчиво спросила я, мне не хотелось возвращаться к вчерашнему разговору, и я решила сменить тему.
- Ммм? - снова ответил он.
- А как звали моего предка?
- Кирилл.
- Не, я не про деда, я про сына Велимудра. Одного из братьев, который мой предок.
- Кирилл.
- А сына его?
- Тот, кто твой прямой родственник, Кирилл. По твоей линии все были Кирилл Кирилловичами.
- И что, все были с даром?
- Всё. Как один.
-Афанасий, а как звали тебя? Случайно не Кирилл?
Домовой открыл один глаз и посмотрел на меня и ещё шире улыбнулся.
- Ишь ты, коза. Поняла, значит. Умна не по годам. Нет, меня так и звали Афанасий.
-А откуда берутся домовые? – не утерпела я.
-Эх, кабы знать. Ты что же думаешь, раз я нечисть, так всё на свете знаю? Нет, Надежда, не знаю. А знать хочется многое.
-А жаль. Я бы тоже много чего хотела узнать.
Не знаю почему, но внезапно перед моими глазами возник герб Алены, рыжая лисичка, свернувшаяся клубочком.
- А ты не знаешь, Велимудр с другом помирился? Ну, с тем, которого Избора очень обидела.
-Нет. Говорят, сгинул он где – то. Так и не женившись. А жаль. Хороший был мужик.
-А вот и врут твои «говорят». Он после Изборы смотреть на волшебниц не мог, женился на простой девушке, дочь у них родилась. Будущее видит неплохо. Я её знаю. Но я так понимаю, Избора его в покое так и не оставила. Что с отцом стало, не знаю, а вот дочери от поклонника Изборы досталось.
- Ну, вот и дождался я того момента, когда не я тебе что – то рассказываю, а ты мне новости приносишь. Я ж говорю, умна ты у меня не по годам.
Посидев немного на солнышке, я встала и пошла завтракать. У меня была куча планов на день, но попив чайку, я поняла, что делать сегодня ничего не смогу, пока не высплюсь. Странная ночь дала о себе знать. Я не стала открывать ставни, взяла с кровати подушку, улеглась на диване и провалилась в сон. К счастью мне ничего не снилось. Проснулась я от аккуратного прикосновения:
-Надюша, вставай. Обед уже скоро.
Мне почему – то показалось, что будит меня мой дедушка. Я открыла глаза, передо мною стоял домовой. Я садко потянулась и принюхалась. Дома точно пахло чем то вкусненьким.
- Ой, а чем это так пахнет, - я повела носом в сторону кухни, и подумала, что это, наверное, опять сон во сне, как это часто со мной бывало в последнее время.
Но Афанасий потупив глаза, робко пояснил:
- Да это я тут, оладьев напек.
Я не поверила своим ушам. Всякое слышала, что угощать нужно домовых, что сладкоежки они, но чтобы домовой тебя угощал, такого я не слыхал. Я села, свесив ноги с дивана, и сказала Афанасию:
- Прости меня, я совсем плохая хозяйка, ты, наверное, голодный ходишь, а у меня даже мозгов не хватило, чтобы тебя покормить.
- Чего это, - возмутился домовой, - нечисть не может быть голодная, домовой всегда себя прокормит сам. Это я тебе, так сказать, подкрепиться. Чтоб Катерину мне, значит, на ноги поставила. Мне не трудно, а польза от этого большая.
Мы налили себе чая, Афанасий деловито подвинул мне гору оладьев и тяжело вздохнув, налил в блюдце почти до краёв вчерашней сгущёнки. Я сладкое не люблю, а вот оладьи были очень вкусные, и я стала налегать на них. Домовой, видимо посчитав, что я стесняюсь брать сгущёнку, незаметно придвинул ко мне тарелку. Подождав ещё немного, и увидев, что я её так и не тронула, подвинул блюдце ещё ближе. Я заметила этот жест доброй воли и не стала вредничать или есть из вежливость сгущёнку, а честно сказала, что не люблю сладкое. Чем очень удивила домового, он никак не мог понять, что такое вообще возможно, но, не стал скрывать своей радости и ещё больше потчевал меня оладьями.
- Кушай, Надежда, кушай, набирайся сил. Тебе работа предстоит нелёгкая.
Наевшись до отвала, я спросила его:
- Афанасий, скажи, а как такой чудесный домовой оказался в нашем доме, ведь как ни крути, а ты жил в доме Велимудра, там и должен был оставаться.
- Дык, так получилось, - развёл руками домовой, - Велимудр - то когда за дочкой погнался, велел Кирюхе за домом присматривать, а потом, когда батька совсем исчез, так сынок отдал свой дом детям, а сам в родительский дом перебрался. Намного позже, когда времена другие пришли, и нужно было скрывать своё долголетие, а правнуки уже не помнили, кто есть кто, снялся с насиженного места Кирюха, да меня с собой позвал. А я и пошёл. Старый хозяин всяко лучше нового. Вот и ездил по свету с ним, а потом с сыном сына и так дожил до наших дней.
-А Первуша, что, тоже с вами катался? Его ведь за тобой присматривать поставили, - я не скрывала своей улыбки.
- Куда бы он делся – то. Куда ниточка – туда и иголочка. Правда, не нравилось ему это, но тут уж ничего не попишешь, - домовой развёл руками.
Я уже смеялась не скрываясь:
- Ох, Афанасий, сдаётся мне, что не просто так ты отправился в путешествие, - и, сбавив тон, почти на ухо ему шепнула, - но только мы об этом никогда никому не скажем, - и подмигнула.
Были у меня ещё вопросы, да некогда было рассиживаться, Афанасий отправил меня на рынок за свежей домашней курицей, для бульона бабушке. Спорить с ним было бесполезно, да и я ничего против не имела, так что пришлось про свои планы забыть насовсем.
В назначенный час, когда в больнице только начинались часы посещения больных, я уже сидела в палате у бабушки. На этот раз она не спала, и выглядела намного лучше, чем вчера.
- Бабулечка, привет, - обняла я её, - что же ты меня так пугаешь? Почему молчала что болеешь? Разве так можно? Скажи спасибо Афанасию, это он тревогу забил.
Поговорил немножко с родным человеком, я незаметно усыпила её и приступила к лечению. То ли я не такая уставшая была, то ли дело пошло само собой на поправку, только в этот раз сделать я успела побольше и побыстрее. Настроение моё улучшилось. Я разбудила бабушку, покормила её, рассказала немного о жизни гарнизонной, о работе, которую сама себе создала и в прекрасном настроении пошла домой.
А там меня ждали Первуша с Афанасием.
- Вот что, девонька, - сказал Первуша, с очень серьёзным видом, - мы тут посовещались и решили, что предупредить тебя обязаны. Как показала сегодняшняя ночь, - с деловым видом начал свою лекцию сарайный, - просыпается в тебе сила невиданная. Сила сновидца. И куда она тебя приведёт, неизвестно, а посему мы предупреждаем тебя. Во снах своих ты вольна делать всё, что пожелаешь, никто тебе перечить не станет. Но, знай нельзя доверять снам, нельзя там оставаться. Ты должна всегда помнить, что жизнь она лучше, чем сонный морок, и проснуться ты обязана, как бы тебе там не было хорошо. Научись управлять снами.
-Ой, а я, кажется, так уже делала, - немного растеряно заявила я, - я участвовала в спасательной операции человека, который в плен попал. Он потом приехал и рассказывал, что собака, которая вечно всю ночь брехала, в эту ночь спала как убитая, и ни одна вражина в тот вечер не вышла двор проверять, ребята так и не поняли, что за Бог был на их стороне. А это я рядом с ними шла и собаку усыпила, и за врагами следила.
- Ну, вот и славно, - непонятно почему обрадовался Первуша, - ты точно Богом в темечко поцелованная, даже тут сама, без науки, всё правильно начала.