Копирование текста и его озвучка без разрешения автора запрещены.
-Вот и весна пришла, - думала я, наблюдая в окно, как воробьи скачут с ветки на ветку, затеяв весёлую потасовку, - ну, хоть кому – то хорошо. А меня весна не радовала совсем. Прошло уже больше полугода, как я увидела свои черные крылья. Тогда я очень испугалась, что стала черной ведьмой из - за того, что убила колдуна, и перестала вообще применять свою силу. Я боялась навредить людям. Сначала ничего не происходило, потом дико начала болеть голова, а потом...
Я долго не могла решиться зайти в дом колдуна. Это не было страхом перед ним, нет. Это были смешанные чувства брезгливости и ненависти к колдуну, за то, что он заставил себя убить, к дому, в котором тот жил и что – то ещё, в чём я не хотела разбираться. Почему – то, когда я вспоминал дом колдуна, в голове сразу возникало сравнение с разваливающимся на глазах доме Варвары. Мне было просто неприятно туда заходить, но я была обязана это сделать. Ведь прежде чем отдать дом наследникам, нужно было хотя бы посмотреть, что он представляет собой внутри. А вдруг там алтарь для жертвоприношений, а вдруг он опасен для окружающих и туда вообще нельзя кого – то пускать. Именно поэтому я сразу после смерти колдуна, поставила на дом заклятье невидимости и уехала. Нет, он не исчез, как в сказках, его все видели, но просто он никого не интересовал.
Вернулась я к дому только через месяц, когда уже более или менее успокоилась и поняла, что мои черные крылья вреда людям не приносят, что цвет крыльев не имеет значения, всё дело в тебе, твоей душе и твоих поступках. Они не толкали меня на злые поступки, не жрали мою душу изнутри, не нашептывали плохих мыслей. Да и не видел их никто, кроме меня, даже Макс .
Я подошла к логову колдуна, немного повздыхала, ну неприятно мне было туда идти и всё тут. Затем, взяла себя в руки, решительно произнеся пару фраз, сняла заклятье с дома и шагнула за калитку. Открыв её, я заглянула во двор. Мне почему-то всегда казалось, что сплошной забор стоял только со стороны улицы, так обычно бывает у всех нормальных людей, но нет. Сплошной глухой забор окружал весь участок, наверное, для того, чтобы любопытные соседи не заглядывали к колдуну во двор. А во дворе было пусто. Совсем пусто! Ни сарая, ни поленницы дров, ни угля, ни будки собачьей, вообще ничего, кроме сиротливо стоящего в дальнем углу участка, аккуратного туалетного домика. Одна пустая земля, затоптанная до состояния асфальта, из которой не пробивалась ни одна травинка. Надо сказать, это было жуткое зрелище. И оставалось только думать, зачем он это сделал...
М-да, во дворе исследовать было нечего, и я открыла дверь в дом. Совершенно обычную дверь в обычный деревянный сруб. Хотя... Не совсем обычный. У обычных деревянных домов всегда есть хозяйственные пристройки, в виде сеней, кладовок или чего-то подобного, а тут ничего такого не было. Я просто открыла дверь, шагнула за порог и оказалась в большой, хорошо освещенной комнате. В ней, под потолком каждый квадратный сантиметр дома был завешан картинами. На стене напротив тоже висела картина огромных размеров, в изумительно красивой резной раме, украшенной драгоценными камнями, а на картине была изображена… я?!
Я испытала такой шок, какого ещё не испытывала никогда, рой мыслей крутился в моей голове и никак не мог уложиться в более или менее достоверную версию. Лицо на картине было точно моим, тут спорить даже не нужно было, только наряд был у меня какой – то странный. Старорусский, сказала бы я. Кокошник на голове, вышитый мелким жемчугом, несколько ниток тяжеленого жемчуга на шее. Старинная рубаха, сарафан, всё говорило о другой эпохе и было понятно, что картина написана давным - давно, но моё лицо… Моё лицо – то не древнее, я его ещё и двадцати пяти лет не ношу, как оно попало на эту картину? Может всё – таки машина времени существует? Я как будто смотрелась в зеркало, только оно очень искажало мою одежду. Да и жемчуг я не люблю…
Я так бы и стояла, застыв на пороге с открытым ртом, и разглядывала картину, рассуждая на тему: «как такое может быть?», если бы одна из картин, висевших под потолком, не сдвинулась с места. Я вздрогнула и резко дернув головой, уставилась на неё. Через секунду я уже вздохнула с облегчением, потому что заметила, что она слегка колышется из-за сквозняка, который я же и создала открытой дверью. Там, так же как у дедушки в доме была отдушина. Я сплюнула от злости, что такая мелочь смогла меня испугать, создала вокруг себя защиту и начала осматривать дом дальше.
В доме обстановка было получше чем во дворе, вернее, скажем так: она была! Был и стол, и стулья, был большой комод и буфет, на полу даже присутствовал огромный ковер, которой закрывал почти всю комнату. Но вот чего я не увидела, так следов проживания колдуна. Там не было печки, кухни, никаких дверей, которые, по идее, должны были быть и вести в другие помещения. Как он жил вообще? Что ел, что пил? А может это и не дом вообще, а комната-музей, а жил он в другом месте? Ну, не может же человек, даже если он самый злой в мире колдун, ничего не есть и нигде не спать. Мне, во что бы то не встало, приспичило найти следы жизнедеятельности колдуна и я, подскочив к буфету, распахнула стеклянные дверцы. Там стояла старинная, очень красивая посуда, бокалы века эдак восемнадцатого, блюда, тарелки, чайные пары китайского фарфора. Я, признаться честно, была удивлена вкусом старикана, с учетом того, как он всегда был одет, это была претензия на роскошь. Аккуратно закрыв дверцы, я выдвинула ящики. В них лежали приборы, мне даже показалось из золота, тоже очень и очень старые.
- Однако… Странно всё это...
Я отошла от буфета, и начала обыск в другом месте, открыла верхний ящик комода и вздохнула с облегчением. Ну, наконец-то. В нем лежали документы и очень даже современный паспорт. Я открыла его. С фотографии на меня смотрел колдун, а ниже было написано:
Георгий Георгиевич Фонборг.
- Что за странная фамилия, - сказала я сама себе вслух, - Фонборг, совсем не русская, вообще ни на что не похожа. Фонборг, Фонборг, - повторяла я, раз за разом. И тут до меня дошло, - Фон Борг!
- Всё правильно, - послышался за моей спиной низкий голос, я взвизгнула и обернулась.
На пороге стояла уже знакомая мне старушка.
- Всё правильно,- повторила она, - барон Георг Фон Борг. Алхимик и великий маг семнадцатого века, - усмехнулась она.
- Что не так? – меня насторожило не само присутствие старушки на пороге этого дома, а скорее вот эта, такая печальная, и в то же самое время, какая - то торжествующая ухмылка этой бабули.
- Всё! - лаконично ответила она, - и, кстати, если боишься, не ходи одна, бери кого-нибудь, чтоб спину прикрывал.
- Я не боюсь, это я от неожиданности пошумела, да и защита у меня дай Бог каждому.
- Хмм, а защиту - то я и не разглядела,- сказала старушка сама себе, уставившись на меня и явно пытаясь разглядеть купол, который я создала вокруг себя.
- Так что не так с этим Фон-бароном? – я напомнила о вопросе, который меня больше всего заинтересовал.
- Ну, барон он самый настоящий, тут всё честно. Но никакой он не великий маг, и собственно волшебник он тоже никакой. Он обычный вор и жулик, - вдруг эмоционально выплеснула свои слова моя собеседница, - он, триста лет назад, когда я ему ответила отказом на предложение замужества, с помощью книги по черной магии, силу у меня украл. Впрочем, я полагаю, если бы я согласилась, результат был бы тот же. А может быть даже и хуже…
Вот тут - то я и засомневалась в реальности бытия! Нет, ведьмы, колдуны, волшебные книги уже прочно вошли в мою жизнь и для меня это были вполне реальные вещи. Но получается, что я убила древнего трехсотлетнего старика - колдуна, а теперь передо мной, по словам старушки, стояла волшебница лет эдак трехсот от роду, без дара, который мог продлить ее жизнь, жива и относительно здорова. Я подошла к ней и не очень уважительно ткнула в неё пальцем:
-Скажите, а Вы привидение, или живой человек?
Бабуля поморщилась и совершенно спокойно отвела мою руку:
-Да уже и сама не знаю.
Я ждала продолжения, но его не последовало. Старушка явно не горела желанием что-то рассказывать, а у меня не было интереса что-то вытягивать из неё, тем более в таком месте. Я выдержала паузу на случай того, что вдруг старушка всё -таки надумает рассказать свою историю, а потом, поняв, что исповеди не будет, вернулась к комоду. Отодвинув следующий ящик, я усмехнулась. Передо мной лежало доказательство того, что дед был не простой... Куча книг по алхимии. Я взяла одну, вторую, третью, все их названия говорили только об одном. Человек, приобретавший эти книги, пытался создать из грязи золото. Много золота. Вот так… Просто, банально, низко… В этом ящике хранились доказательства обыкновенной человеческой жадности и стремления к власти. Я небрежно швырнула книги на комод и, заглянув в ящик, на самом дне увидела книгу в черном кожаном переплёте. От неё исходило какое - то неприятное чувство угрозы, а по дому начал распространяться устойчивый запах гнили. И сразу же, где-то внутри меня начало возникать устойчивое чувство брезгливости, мне не хотелось даже прикасаться к этой книге. Недолго думая, я представила огромный костер и плюхнула его прямо в ящик комода на эту мерзкую книгу. Раздался противный звук, который через несколько секунд перешёл в женский визг, потом в мужской крик невыносимой боли и резко оборвался на одной высокой ноте. Книга за эти несколько мгновений раскалилась докрасна, как металл в огне, начала съеживаться и тлеть как от самого настоящего огня, затем превратилась в пепел.
- А я вот, не утерпела и заглянула в эту книгу. За что и поплатилась, - вдруг заявила старушка, которая до этого молча стояла у порога и наблюдала за моими действиями. Скорее всего, она ждала, что будет, если я открою эту книгу и возможно с недобрым умыслом.
- Слушай, бабуль, ты, конечно, извини, если что, но сейчас я меньше всего нуждаюсь в твоих комментариях моих действий, я это не ты. Да к тому же мой дедушка меня предупреждал, что книги по чёрной магии открывать нельзя, а я девочка послушная, - сказала я раздраженно.
Мне было неприятно, что эта бабка припёрлась сюда незваная, стоит у меня за спиной, комментирует мои действия, да кроме того, каждый раз, когда она открывала рот, я подпрыгивала от неожиданности. Меня это ужасно раздражало. Глубоко вздохнув, я попыталась успокоиться и открыла большой ящик комода. Там лежала одежда, обыкновенная серая одежда, обыкновенного человека. В следующем ящике постельное белье, а вот в нижнем... В нижнем ящике лежали атрибуты колдуна и алхимика: уже знакомые мне ножи прямой и серповидный, колбочки, пробирки, ступки с пестиками, фарфоровые чашки и ещё много предметов для химических опытов, которым я даже и не знала названия. Не хватало нескольких мелочей, без которых колдовство и опыты нельзя было совершить, и я вернувшись к буфету, открыла дверцы нижнего шкафчика и улыбнулась. Ага, вот ты и попался! Ни такой уж ты и загадочный! Кушать все хотят. На нижней полке стояла двухкомфорочная электрическая плитка "Мечта". На ней стояла небольшая кастрюлька и чайник. На средней стояли крупы, макароны. На верхней полке лежали сыр, колбаса, пачка сливочного масла, насколько банок тушенки, рыбные консервы и двухлитровая банка с подсолнечным маслом. Поразило меня то, что сыр, колбаса и масло были совершенно свежими, они не засохли, не зачерствели, их не тронула плесень. Ну, надо же, элементарное бытовое колдовство, которое у меня, у сильной ведьмы, вызвало восторг. Век живи, век учись. Нужно обязательно почитать об этом волшебстве. Ну, что ж, если он ел, значит где-то и спал, и кроме того, тут явно не все вещи. Где – то должно быть ещё что - то. А то я уж подумала...
Я встала посередине зала и начала внимательно вглядываться в стены. Где-то тут должен быть вход в другую комнату или комнаты, потому что комната хоть и была большой, но явно не на весь дом. Тут, как минимум должно быть ещё одно помещение. Мои глаза опять остановились на моём портрете.
- Бабуль, ты не знаешь, чей это портрет? - поинтересовалась я у старушки, которая все так же стояла у порога.
- Конечно, знаю, - ответила та спокойно, - мой.
Я застыла с открытым ртом.
- В смысле Ваш? - от неожиданности я перешла обратно на "Вы", - мы что, родня?
- Ах, нет, я не об этом, - отмахнулась, смеясь, бабушка, - это моя собственность. Этот портрет у меня вместе с даром спёр Георг, он почему-то считал, что именно в этом портрете и заключалась моя сила.
- Так тут не Вас изображали?
- Нет, что ты, - бабуля засмеялась, - да я же совсем не похожа на неё. Да посмотри на портрет, там внизу всё написано.
Я подошла к портрету и в уголке картины увидела: Избора дочь Велимудра и цифры 16... Последние две цифры было трудно прочитать, но мне и так всё было ясно.
- А, понятно, - произнесла я с лёгкой досадой и повернулась к старушке, та смотрела на меня с изумлением.
- И всё? Что тебе понятно, что ты вообще можешь понимать? – вдруг рассердилась она.
Я немного опешила от такой реакции старушки. Мне была странна её злость, я даже хотела вступить с ней в полемику и рассказать, что я – то, как раз очень много знаю про эту девушку, и что она моя родственница, но тут я поняла, что по ногам тянет приятный холодок. Я тут же забыла о чём мы разговаривали и подошла к раме вплотную. Изучив объект внимательно, попыталась сдвинуть её с места, подергав раму вверх – вниз, влево – вправо, и, поддавшись моему напору, она отъехала в сторону, открыв нашим взорам вход в совсем другую жизнь. Это был вход в комнату без окон.
- Странно как-то всё это, - подумала я, осматривая комнату, стоя у порога, - ведь тут, по идее должно было быть не меньше трёх окон, комната выходит окнами на улицу. Окна – то где?
С той стороны стены окна определенно были, под ними стояла лавочка, на которой я когда – то сидела. Я же помню, что когда вставала с лавочки, мой взгляд зацепился за тюль на окне, я даже заметила силуэт какой - то мебели в комнате, а тут нет ничего подобного. Это волшебство мне показалось очень интересным, и если бы сейчас за мной попятам не следовала бабка, то я непременно выбежала бы во двор и проверила, не убежали ли окна, пока я бродила по дому. Старушка была странная, у меня не было к ней доверия, и оставлять её в доме одну желания не возникало, более того, она казалась мне крайне подозрительной. Я даже сама не понимала, почему до сих пор не прогнала её вон из дома.
Я шагнула в темноту. Конечно, совсем темно тут не было, яркий солнечный свет проник из дверного проема и осветил все самые удаленные углы. Это было лежбище настоящего колдуна. Кровать с красивыми резными деревянными спинками и балдахином, маленький столик, на котором стоял подсвечник на три свечи и лежал необычно большой коробок спичек, а под столом виднелись два больших обогревателя. Я ухмыльнулась. Миф крутого колдуна разбился о быт, по крайней мере, в моих глазах. Больше я ничего разглядеть не успела, потому что в дверном проеме появился бабкин силуэт и загородил мне свет. Я рассердилась и кинулась вон из комнаты.
- Послушайте, что Вы тут шаритесь, что Вам тут нужно? - зашипела я, - что Вы тут болтаетесь под ногами, идите отсюда.
Я указала пальцем на дверь. Старушка выпучила на меня глаза, открыла рот, будто хотела что-то сказать, но затем закрыла его, сникла и поплелась к выходу. Я вернулась в темную комнату, инстинктивно протянула руку, нащупала на стене выключатель и щелкнула им. Все оказалось уже не таким загадочным, как казалось в первый раз. Напротив кровати стоял платяной шкаф, рядом ещё один комод, на нем стоял зеркало - трельяж, как у моей бабушки, перед зеркалом лежала обыкновенная расческа, несколько булавок и красивое старинное кольцо с огромным черным камнем. Я захлопнула створки зеркала, ведь по идее они должны были быть закрыты с самого дня смерти старикана, и поднесла ладонь к кольцу, стараясь понять, что оно из себя представляет. С первой же секунды я поняла, что представляло оно что-то страшное, даже можно сказать жуткое. И эту жуть я уже хорошо чувствовала на расстоянии сантиметров двадцати.
- Ого, как фонит, - удивилась я.
- Не трогай, - раздался за моей спиной окрик. Я вздрогнула и обернулась, на пороге стояла всё та же старушка, божий одуванчик.
- Тьфу ты, пропасть! Я что сказала делать? Идите на выход. Бабуля, что не понятно?
- Не трогай кольцо, - сказала старушка таким тоном, что у меня пошли мурашки по спине, - не трогай, ради Бога.
- Так, бабуля, спокуха, никто его трогать не собирается. Его сейчас собираются немножко уничтожать.
Я повернулась к кольцу, пытаясь его рассмотреть. В это время, улучив момент бабка, как фурия, подскочила к комоду и уже протянула руку к кольцу, но я успела накрыть его своей защитой и её рука ударилась о невидимую стену. Вот тут я рассердилась не на шутку. Я приподняла бабку и отшвырнула её на кровать, там, придавив её той же силой, сняла защиту с кольца, обрушила на него шквал огня и начала читать молитву. Обычную молитву "Отче наш", которая как - то сама собой всплыла у меня в памяти. Бабка затихла, а кольцо начало корежить. Оно стало менять свою форму превращаясь то в человеческое лицо, то в звериную морду, то в непонятные мне предметы. Оно сопротивлялась очень долго, затем что-то внутри него то ли щелкнуло, то ли лопнуло, но после этого щелчка сразу всё изменилось. Исчезло напряжение, ощущение опасности. Я убрала огонь с кольца, отпустила бабку и, вздохнув с облегчением, всё - таки такой процесс был не из легких, стала разглядывать кольцо ещё раз. Камень лопнул, сломался на две части из черного превратился в прозрачный, кроме того, само кольцо уже не казалось безумно красивым и смотрелось обычной медной безделушкой.
- Всё, или Вас тут ещё что-то интересует? - я повернулась к бабке подбоченясь и замерла.
Передо мной стояла красивая женщина лет тридцати.
- А царевна эта я... - почему-то вырвалась у меня фраза из сказки Пушкина, я бы ещё даже присвистнула, но воспитание не позволило мне этого сделать в помещении.
- Ну, царевна, не царевна, а сила моя ко мне вернулась, точно, - женщина улыбалась и в то же время слезы текли ручьями по щекам, - вот теперь и умирать не страшно.
- Так... - растерянно произнесла я.
Мне хотелось сказать, что – то типа, какие Ваши годы, какое там умирать, как можно собираться умирать, если вернулась сила, и много ещё чего, но я не сказала ничего, кроме: «Так»... Потому что пришло понимание того, что человек прожил около трехсот лет, она за эти годы перенесла много ужасов и страхов, и возможно ей и жизнь уже не мила, да мало ли чего. Лично я так долго не хотела бы жить, не смотря ни на что. Наверное, я сильно задумалась, потому что когда я наконец-то приняла решение что нужно сказать этой женщине, её в комнате уже не было. И только было слышно, как негромко стукнула входная дверь. Ну, нет, так нет.
Я пожала плечами, открыла верхний ящик комода и... Захохотала. Ящик был полон булавок. Совершенно новые, блестящие и безвредные, они лежали в связке по десять штук с магазинными бирками и никому не угрожали своим существованием, но их было такое огромное количество, что мне реально стало смешно. А в следующем ящике стояли бобины черных ниток, соучастники черных дел, вот они рабочие инструменты колдуна. Вот ими - то он точно часто пользовался. Наверное, нашел для себя верное средство, срабатывающее на все сто, и занимался только им, а те атрибуты, что лежали в светлой комнате, давно уже были заброшены и не интересовали хозяина.
Открыв следующий ящик, я поняла, что меня перекосило и сейчас стошнит. В нем были засушенные головы. Куриные, кошачьи, собачьи и даже, кажется человеческие.
- Психопат,- подумала я, быстро задвигая ящик назад, - это надо сжечь, пожалуй, со всем комодом сразу.
И потянулась к ручке ящика пониже. Там я увидела кучу всяких домашних мелочей, включая обычный утюг.
- Вообще, странный человек был этот фон – барон Георг, как можно всё вот это совместить в одном комоде? - думала я, открывая следующий ящик.
Он был забит до отказа фотоальбомами. Я взяла тот, что лежал сверху и начала его листать. В нем были фотографии разных женщин разных по типу, цвету волос, красивые и не очень, были даже очень страшненькие.
- Что это? Неужели любовь? - почему-то подумала я.
А что ещё я могла подумать? Человек прожил очень большую жизнь, женат не был, и то, что у него было много женщин, это нормально. Я взяла следующий альбом. Открыв его, на обложке я увидела дату 1988-1992 и начала листать. Кое - где женщины были не одни, а с детьми, если быть точнее, с девочками. Маленькими девочками, которым было два-три года. Кое- где были фотографии совсем молоденьких девушек, они чем – то неуловимо были похожи друг на друга, и мне даже показалось, что это сестры. Я взяла следующий альбом. Там стояли другие даты 1980-1988. На этих фотографиях были женщины только с детьми, девочками и никаких одиночек, но женщины были разными, а все дети чем-то похожи между собой. Одинаковый вытянутый овал лица, похожий на лошадиную морду, длинные тощие фигуры. Меня пронзила догадка, я откинула несколько фотоальбомов, нашла тот, на котором было написано 1959-1966 и начала лихорадочно листать его, в поисках знакомого лица. Вот! С фотографии на меня смотрела Снежана, собственной персоной. Ну, вот и разгадка, это дочь...
Мне очень хотелось узнать, помечает ли он своих детей какими - то знаками, что он думает о своих детях и вообще, признает ли он своих детей? Мне захотелось посмотреть, что написано на обороте фотокарточки и вытащила фотографию из уголков. У меня в руках оказалось не одна, а три фотографии. На обороте верхней, где было изображение Снежаны, была написана фамилия, имя, дата рождения, адрес, а ниже какие-то значки, а напротив них галочки. Напротив последней записи стояла не галочка, а жирный красный крест.
-Хм... А вот это уже интересно, - подумала я и взяла вторую фотографию.
Фото было старым, любительским. На нем была изображена Снежана, когда ей было лет пять от роду. Она смотрела не вперед, на объектив, а на маму, которая крепко держала её за руку. Мама у Снежаны была красивой женщиной, с правильными чертами лица, с точеной фигуркой и густой копной волос на голове. Писаная красавица, за которой наверняка ухлёстывал не один мужчина. Если бы Снежана была такой же, то ни один Олег не устоял бы перед ней и без колдовства, но нет, девочке досталась в наследство внешность отца.
- М-да, колдун ничего не пожалел для дочери, ни уродливой морды, ни любви, - подумала я с усмешкой, переворачивая фотографию.
Там от самого верха до низа все было исписано знакомыми знаками с галочками. Похоже, матери он сломал жизнь полностью, и это было чётко отображено. Но больше всего, меня поразила фотография, где была изображена мама Снежаны. Она попала в лапы колдуна совсем молоденькой девчонкой. И когда я прочитала надпись на обороте, была шокирована цинизмом происходящего.
"Сосуд 352 дата пр. рождения сентябрь 60. Мальчик?" – было написано там.
- Боже, ты мой! – меня трясло от того, что я прочитала, - сосуд! Не имени, ни клички, просто сосуд 352. Вот же тварь, - я швырнула фотографию в ящик комода, туда же со злостью скинула альбомы. - Сжечь, всё сжечь, к чертовой матери. Мерзость, какая! 352!!! И это ещё только шестидесятые годы! Сколько же он жизней изломал!
Я выбежала из дома, тяжело дыша, мне просто хотелось заорать, разметать весь дом по бревнышкам, исчезнуть, провалиться сквозь землю, оживить и снова убить этого распроклятого колдуна.
- Ну, что ты там такого увидела, что убить всех готова? - вдруг раздалось за моей спиной. И снова я вздрогнула.