Копирование текста и его озвучка без разрешения автора запрещены.
Казалось бы, что все разговоры мы переговорили, а те, что не переговорили, даже начинать не хотелось, но пришлось. Сама начала, нечаянно и как всегда всё началось с невинного вопроса.
- Уважаемые домовые, а скажите мне, пожалуйста, до скольки лет ведьмы да колдуны доживают и как они умирают. Почему одни живут долго, а другие как обычные люди. Почему мой дед и дар имел, и силу, а прожил всего лишь до семидесяти, а его пра-пра, по рассказам, лет около тысячи. Как такое бывает? Мы что вырождаемся, вымираем?
- Хм, - задумался Первуша, - вопрос - то ты задала, да как ответить, даже и не знаю. С чего начать...
- Как обычно говорят, начни сначала, - ответила я, улыбаясь, но через минуту после того, как заговорил сарайный, моя улыбка сползла с лица.
- Ну, сначала, так сначала. Видишь ли, в чем дело, ведьмы и колдуны это ведь не люди с удивительным даром, это, скажем так, совсем другой народ. Ну, по - модному, даже можно сказать инопланетяне, а по нашему так просто нежить.
- Я что, не человек?- к горлу подкатил ком.
- Ну, раз дар у тебя проявился, уж извини, - Первуша развёл руками, - так уж выходит, что да. Облик у вас человеческий. Вы можете жить с обычными людьми, вы можете рожать от них детей, но дети эти будут такими же, как вы, не людьми, то есть нежитью.
Я громко сглотнула. Сарайный ухмыльнулся, и продолжил:
-Вот оттуда и ваше долголетие. Заложено это в вас. Раньше с этим проблем не было, вы жили долго и не скрывали этого, люди вас считали богами, всегда жили возле вас, потому что только вы могли спасти от врага, засухи, болезни. Никто не сомневался в вашем божественном происхождении, никто не думал вас травить, или ещё чего хуже - убивать. А потом пришло христианство и все стало с ног на голову. Люди стали молится невидимому богу, который никогда никому не помогал, но людишкам изо дня в день вбивали в голову, что он хороший, он спаситель, а вы враги, вы зло, вас нужно уничтожать, не смотря на вашу постоянную помощь. И вы начали скрываться. Стали прятать свой возраст, дар, стали переезжать с места на место, чтоб не заметили люди, что вы зажились на этом свете, и по мере своих сил все равно помогать этим неразумным. Не можете вы без них. В вас, что - то такое заложено, что вечно заставляет спасать их. Живёте вы долго, пока, получается прятаться, или пока не начнёте своим же палки в колеса вставлять. Велимудр жил веками, спокойно жил, детей, потом внуков, правнуков нянчил, пока Избора ерепенится не начала. Да и в правду сказать триста лет на жопе в терему просидеть, заскучаешь поневоле, вот и начала, понимаешь...
- Ты не отвлекайся, - поправила я сарайного, не хотела я про неё слушать, мне было не интересно, - про Избору потом, как - нибудь, может быть. А сейчас про долголетие.
- Да чего там долго говорить. Никому неизвестно пока до скольки колдун может дожить. Ведь ещё ни один колдун, ни одна ведьма не умерли своей смертью. Кто по глупости людям на глаза попался, и сожгли их, или камнями забили. Кто между собой бился, да поубивали друг друга, кто за Родину сражался и в войне буйну голову сложил. А кто и сидит тихо меж нас и ворожбу свою не кажет.
- Ну, так - то уж совсем плохо, если силу свою не применять, болеть начинаешь, надо хоть что – то делать.
- Кому - то кажется, что лучше уж терпеть боль, чем умереть, за жизнь свою трясутся.
-Так - то ты всё вроде складно преподнёс, но в твой рассказ не укладывается смерть деда.
- А её и укладывать не надо. Ты сама все знаешь, только дальше своего носа смотреть отказываешься. У людей все просто, удавка, пуля нож, все на виду, все просто. А в мире нежити все намного сложнее. К людским орудиям убийства, которые спокойно могут вас убить, прибавляются ещё свои: порча, проклятье, заговор. Их не видно, но убивают они не хуже пули или ножа. Дед твой мог бы ещё долго прожить, да взял на себя заговор на смерть, ребёнка спасая, вот и умер, в расцвете лет. То есть, проще говоря, его, ну, если хочешь, просто кто – то задушил удавкой, ну или он прикрыл ребёнка от пули и погиб.
- Нет, спасибо, совсем не хочу. Ни пули, ни удавки.
Я очень расстроилась.
- Ну, хочешь – не хочешь, а так получилось. Потерял бдительность Кирилл, расслабился. Жить открыть стал, дар свой напоказ выставил, это его и сгубило. Кому – то это не понравилось. Иногда колдуны очень недооценивают своих врагов, от этого и умирают. Сидит тебе такой старичок-боровичок на лавочке перед домом, смотрит на соседей зверем да булавки им по ночам втыкает в косяки дверные, а как копнуть поглубже, так окажется, что этот боровичок чёрный колдун, который может просто пальцем пошевелить и превратит тебя в прах. И шевелит…И превращает…
- О, у меня тоже таких парочка на Сахалине завелась. Одна бабка, соседка наша, представляешь, в Новогоднюю ночь не поленилась, напакостить, булавок нам в дверь навтыкать, хорошо заметила вовремя, так ей мало показалось, она ещё и с кладбищенской землёй припёрлась, ну я немного осерчала, и воткнул ей все эти иголки в задницу. А ещё...
- Тебе землицы с могилы подкладывать, что баннику веник перед баней подарить, - усмехнулся домовой, - это она на людей срабатывает, а тебе только сил прибавляет. Дура баба.
- А ещё я убила колдуна. Огромным количеством его же булавок, которыми он обвешал весь город, район, даже не знаю, может быть, целый остров.
Я, было, начала рассказывать о смерти Фон Борга, но внезапно поняла, что сарайный водит меня вокруг носа, а разговор вокруг какой – то темы, которую ему очень важно обсудить, а я обсуждать не желаю.
- Стоп. А откуда ты узнал о булавках? Ведь ты не зря завел наш разговор в эту сторону. Ведь так?
Я уставилась на сарайного, пытаясь увидеть хоть какой-нибудь намек на смущение или какую либо эмоцию, которая его выдаст. Но эмоций не было, ведь это была нежить. Старая, матерая нежить, которую смутить очень трудно.
- Так, - ответил он, хитро смотря на меня, - могла бы и догадаться сразу.
-Куда ты всё время клонишь? – спросила я его, - и если честно клонишь плоховато. Грубо работаешь. Что ты хочешь узнать?
- Да не узнать я хочу, а наоборот рассказать. Хотя …Откуда у Борга портрет Изборы появился?
- Мог бы, и догадаться, - усмехнулась я, - чего уж проще. Куда делся портрет, после того, как Избора отказала другу отца?
- Ну, это долгая история, - начал задумчиво Первуша.
- Не надо мне долго, я и так знаю куда, - прервала я его раздражённо, - ты для себя вспоминай.
- Дык, вернул он его хозяину-то. Жениху, значит, в знак примирения, - ответил на мой вопрос сарайный, - только примирения не получилось. Хотя портрет он забрал.
- Ещё бы он его не забрал. Ты видел, какие там камни в раму вставлены? С голубиное яйцо. Такие деньжищи туда вбуханы, надо было вообще сразу забрать его. Тоже мне примирение. Мне же моё и вернули, называется. Вот, значит, почти до истины-то и докопались. Не знаю, куда тот жених подевался после, сколько лет потом прожил, но знаю точно, что женился он на человеке, - я специально выделила слово человек, - родил, как минимум одного ребёнка, девочку. И портрет тот всё это время висел у него дома. Алёна, дочь его, тоже портрета не убирала, так он и висел на стене, как память об отце. Долго висел, пока не понадобился он Гергу Фон Боргу. Вернее не так, портрет там был, на сколько я поняла, сопутствующим товаром. Георг был слабым, но колдуном, а Алёна жила одна. Я не знаю, почему одна, я не знаю, куда делся отец, это не важно. Там лет уже прошло больше ста. Я поняла, что присмотрел Георг силу Алёны и начал вокруг неё крутиться, изображать влюблённость, даже предложение сделал. Алёна отказала, но в итоге сила её оказалась заключена в кольце, вернее в камне, а книга и портрет Изборы в доме Георга.
- Откуда знаешь? - деловито спросил домовой.
- Портрет висел на самом видном месте, напротив входа, в доме Георга, раз в пять увеличенный, правда. Его потом Алёна уменьшила до нормальных размеров. Книга хоть и была спрятана, но спрятана довольно таки небрежно, а кольцо лежало на комоде, камень чёрный был, жуткий, как омут. От него очень магией тянуло, такой липкой, неприятной, ну я его огнём и очистила, а когда очистила, камень лопнул и стал прозрачным. Я так поняла, не особо он кого – то и боялся. Силу за собой ощущал большую, а умер как собака бездомная. Я от него сопротивления ждала, может битвы какой – нибудь, а он просто пшик, и исчез. Странно всё это было. Вместе со мной бабка липучка все время ходила. Прямо - таки попятам. Так вот, зашла в комнату бабка, а когда камень треснул, из комнаты вышла молодая женщина, кстати, это Алёна и была. В кольце, точно работало какое – то сильное заклятье. Блин, - я хлопнула себя ладонью по лбу, - так она ж, наверное, думала, что я и есть Избора. Не верила мне, вот и попятам ходила. Иначе, почему она мне так легко портрет - то отдала. Да нет, она даже настояла на том, чтобы я этот портрет себе забрала. Кажется, она и сейчас не совсем мне верит.
- Может быть, может быть. А может быть это только твои догадки, но это ладно, сама разберёшься. Думаю, там беды рядом нет. Боюсь, беда может прийти откуда совсем не ждёшь. К чему мы, собственно и вели. Ты ж не хочешь об этом говорить, но надо. Чуем мы, времена тёмные настают. Предупредить мы тебя должны, не верим мы, что Избора умерла, хотя и известий о ней нет никаких очень давно. Всяко может быть и ты должна быть наготове, - опять завёл патриотическую речь сарайный.
- Первуша, я уже преисполнена и напряжена. Хватит воду лить, говори уже прямо, что надо, - застонала я – тебе бы в депутаты идти работать, там бы тебе цены не было.
- Когда Велимудр кинулся в погоню за дочерью в первый раз, он не нашёл её, но напал на след. Долго бродил по окрестностям, натыкался на бесчинства учинённые дочерью. А потом дочка затихла, перестала убивать, он потерял след и вернулся домой. Тогда он собрал своих сыновей и рассказал им всё, что узнал о сестре и её жестокости, которой совсем от неё не ожидал. Он всё время повторял, что она сошла с ума, и умолял их только об одном, если он не вернётся, а вести о зверствах Изборы снова дойдут до их города, то пусть один из братьев обязательно найдёт её и убьёт. Через какое – то время, дошли до нас слухи, что в соседней волости пошел мор среди детей и всех их нашли обескровленными. Собрался тогда Велимудр, уехал искать свою дочь и пропал. Первое время весточки приходили, а потом наступило время ожидания. Лет пять не было известий, не вытерпел тогда Кирилл и пошёл искать отца.
- А чего не пятьдесят, или ещё лучше пятьсот, - хихикнула я.
Сарайный только серьезно посмотрел на меня и продолжил:
- Перед тем, как уйти выковал он нож серебряный, большой силой наделённый. Мог тот нож убить любое существо живущее и в Яви и в Нави. Он взял его с собой. Кирилл тоже не вернулся, хотя писал он, что нашел могилу отца, и вроде даже и Изборы тоже. Писал, что домой возвращается. Но затем тоже бесследно исчез. С тех пор ни о нём, ни о ноже никаких известий не было.
- Может, убили его разбойники, ну или грабители какие – нибудь? - предположила я.
-Тебе много соседка сумела навредить? – рассердился домовой, я отрицательно покачала головой, - вот то- то и оно. Кирюха тоже был не дурак, он не был воином, хотя и силушку имел богатырскую, но поберечь себя умел, защиту такую ставил, получше тебя даже. Потому и пошел именно он. Вот бы тебе тот нож найти. Времена нынче неспокойные, такое оружие бы тебе не помешало.
-Это да, - тяжело вздохнула я, - не помешало бы. Только где его искать - то? Уж точно не на Сахалине.
Каждое утро я с рассветом вставала и работала в огороде, после обеда бежала к бабушке в больницу, а вечером вела беседы с нечистью. Разговаривали мы много, не знаю почему, но в этот раз отношения их ко мне были совсем другими. Я рассказывала подробно, что происходило со мной необычного. Они старались это объяснить, и научить, как исправить или закрепить мои знания. Но, одно я поняла точно, что с домом колдуна я ещё не разобралась и мне придётся это сделать, ради собственного спокойствия. Однажды вечером, когда снова речь зашла об этом доме, я пригласила Первушу стать там домовым и его реакция просто меня убила. Он испугался. Сильно испугался и заявил, что не пойдёт жить в дом, где с одной стороны стены окна есть, а с другой нет. А я, если честно, даже и забыла этот фокус, но стала переживать за Лену, да и Алёну тоже, мало ли.
Так прошло десять дней. Бабушка начала резко выздоравливать, доктор все время крутился возле меня и раздавал комплименты, вот, мол, что сила любви с людьми делает, внучка приехала и умирающий человек не то, что на ноги встал, выздоровел! Я всё время ухмылялась от таких слов. Интересно, что бы с ним стало, если бы узнал, насколько он близок к истине.
Бабушку обещали после выходных выписать, на почте в нашем гарнизоне сегодня был рабочий день, Лена по идее, должна была сидеть в мастерской и я решила ей позвонить, спросить как дела и обрадовать своим приездом. После долгожданного: "Соединяю" и длительных гудков в телефонной трубке, наконец - то раздался голос Лены. Он был тихий, испуганный, со слезливыми нотками:
- Надь, привет. Где ты была? - захлюпала носом моя собеседница, - у нас проблема. У нас куча проблем! - и волосы мои постепенно начали вставать дыбом.
Как только я уехала, в доме, где находилась мастерская и квартира Лены, рухнула стена. Нам повезло, и эта стена не касалась ни мастерской, ни квартиры, но дом постепенно начал крениться.
- О, Господи, - ахнула я, - Лена, хватай самое необходимое и уходи жить ко мне. Нет, даже не заходи туда. У меня дома всё есть. Я приеду, сама разберусь.
- Я уже переехала к Олегу, - тяжело вздохнув, ответила моя собеседника,- даже вещи все перетащила, а вот с мастерской беда. Когда стена рухнула, я была там и с перепугу всё что могла, собрала и вынесла, но Надя, там же машинки производственные, они неподъёмные, там мебель, - почти застонала Лена.
- Ну, попроси кого - нибудь, пусть вынесут и к Оле занесут, хотя бы в подъезд.
- Нет дураков туда идти, сказали, что там опасно и рисковать никто не будет.
- Ладно, за мебель не переживай, пусть зам. по тылу за неё переживает, а сама туда не лезь. Рухнет, так рухнет. Что ж теперь поделать. Придётся смириться с потерей, в конце концов, эти машинки тоже не наша собственность. Купим новые, ну, или старые где – нибудь найдём. Не плачь, всё решаемо.
- Это ещё не всё, - тихо добавила Лена, - в городе на нас наехали братки.
- Чего? - опешила я.
- Наехали и угрожать стали, что если мы не станем платить им каждый месяц, они нас по кругу пустят и на панели отрабатывать заставят, - заныла Лена.
- Чего? - опять спросила я.
Конечно, я была довольно - таки современным человеком и знала что такое братки, наезд и всё прочие дела нашего времени, но чтобы так нагло, грубо и жестоко наезжать на бедную одинокую женщину, это уже был перебор. Блин, она только из своей норы вылезать начала, а тут оп-па. Такой сюрприз.
- Так, Лена. Успокойся. Я приеду максимум в среду. Никуда из гарнизона не выезжай. В мастерскую не лезь. Сиди дома. Я приеду и всё решу!
- Черт,- ругнулась я, бросив телефонную трубку,- обложили как волков.
- Начинается, - трагически заявил домовой.
- Думаешь? - спросила я его.
- Однозначно, - подтвердил он.
Мы поняли друг друга, домовой решил, что наступили тёмные времена, и неведомые злобные силы начали свое наступления на меня, несчастную, ради моего уничтожения.
- Нет, - ответила я, немного подумав, - волшебство тут ни при чем. Это просто стечение обстоятельств. Дом и так на ладан дышал, а с братками рано или поздно всё равно встретиться бы пришлось. Так что нет, не началось. И вообще, дорогой Афанасий, - я присела на корточки и приобняла домового, - жизнь стала такой тяжёлой, что если на нас нападут тёмные силы, мы, боюсь, даже этого не заметим. Потому что по сравнению с обыденной жизнью их нападение нам покажется не то, что цветочками, первыми травинками ранней весной.
- Может мне с тобой поехать? - вдруг робко предложил домовой.
Я покосилась на него и поняла, что он действительно очень озабочен ситуацией, и ответила:
- Спасибо тебе, но нет. Мне важнее, чтобы ты оставался тут и следил за тем, что творится возле нашего дома, был начеку, чтоб я хотя бы за бабушку была спокойна. А то, что творится там, это мелочи, которые можно решить за один день.
Весь вечер домовой ворчал, и я в первый раз в жизни увидела, как Афанасий шпыняет Первушу, так сказать старшего по происхождению.
-Что ты за домовой, - ворчал он, грохоча чем – то за печкой, - если не можешь с хозяйкой поехать, помочь ей, защитить. Ты как заяц, в кусты прячешься. Если хочешь зайцем жить, ступай в лес и трясись там под кустом.
- Не должон домовой ехать с хозяином, - отвечал ему Первуша с другого края печки, - не должон. Домовой должон за домом, хозяйством приглядывать. А если тебе так нужно, то езжай сам.
-Да я бы с радостью, - Афанасий грохнул чем – то особенно громко, - да меня не берут. Я тута нужен. За домом он собрался приглядывать, а дитятко малолетнее одно в стан вражеский должно ехать. А что будет, если сгинет она там? А у нас ещё даже наследников нет. Кому твой дом нужон будет? Будешь тут сидеть, свой дом охранять, да подыхать тихонечко вместе с ним.
Такая постановка вопроса меня не устраивала, особенно мне не понравилась последняя фраза Афанасия.
- Эй, мужики, - крикнула я вниз, открыв крышку подпола, - я вам не мешаю себя хоронить? Нет? Вы это прекращайте. Я же сильная ведьма, я всех победю. Или побежду? – я засомневалась в формулировке победы, но решила сильно не заморачиваться и добавила, - короче, тем, кто на меня попрет, будет крышка!
Все оставшиеся дни я либо занималась огородом, либо примирением домовых. Перед самым отъездом, я предприняла ещё одну попытку узнать у Первуши почему он боится дома колдуна, но тот отвечать не захотел. И только тогда, когда я клятвенно заверила его в том, что никуда я его брать не собираюсь, мне просто для себя нужно знать, что с домом не так, он мне ответил резко, даже как - то обидно, будто хотел, чтоб я от него отвязалась:
- Да не знаю я, что с этим домом не так, вот это – то меня и пугает больше всего. Ну, не бывает так, что в одной комнате даже и не пахнет волшебством, а в другой всё переполнено магией.
Я выслушала сарайного и убедилась в своих подозрения. Он знал больше, чем я думаю, ну, или что – то подозревал, но говорить ничего не хотел. Ведь про то, что вторая комната переполнена магией, я не говорила. Да и не была она переполнена. В общем, никакого умного совета по этому поводу я так и не получила и решила эту тему закрыть навсегда. Всё как всегда, выдал мне только ту информацию, которая была выгодна только ему. Хотя ещё буквально вчера оба домовых давали кучу умных советов, и мне казалось, что они оба готовы разбиться в лепёшку и любыми жертвами помочь. Теперь же это можно было сказать только об Афанасии, но никак не про Первушу. От таких странных и резких перемен я начала психовать, а потом просто перестала приглашать сарайного по вечерам на чай, пусть поймёт, что я обиделась. Подумаешь, приглядывать его поставили, без надзирателей обойдёмся. Мой молчаливый в присутствии сарайного домовой, снова стал дружелюбным болтуном, начал суетиться по дому и перестал ворчать. Он, то взбивал подушки на бабушкиной кровати, то заметал какой-то мусор по углам, то шуровал за печкой чем-то громыхая. Я смотрела на его суету и посмеивалась над его подхалимством, пока в один прекрасный момент не поняла, что он вовсе не подхалимничает. Он просто живёт своей жизнью и делает то, что считает нужным. Нам достался необычный домовой, нет, наоборот обычный, но очень любящий свою семью. Не повёлся он тогда на лесть Изборы и пряники, как его вечно попрекал Первуша, он испугался за наш род, который злобная родственница угрожала уничтожить. И сейчас он не суетился ради суеты, он действительно ждал возвращения бабушки и проверял все ли готово к её приезду. Он любил её и заботился о ней. Он был наш, семейный домовой, который болел душой, если у него была такова, за наше будущее. От сердца как-то отлегло, я оставляю бабушку в надёжных руках, и с этой стороны мне точно не надо ждать подвоха, хотя... Если хорошенько подумать и вспомнить, всё, что происходило с нами раньше, я знала это уже давно, инстинктивно чувствовала.
В воскресенье вечером, когда ехала с больницы, я зашла в магазин и набрала конфет. Я хотела устроить праздник для нашего хозяина. Придя домой, поставила чайник, накрыла на стол в зале и распахнула окна. В дом ворвался аромат распустившейся черемухи.
- Хорошо, - произнес нараспев, сидящий за столом домовой, - весна. Природа оживает. Всё идёт по новому кругу, и забывается старое.
Я стояла у окна и вдыхала полной грудью любимый запах. Да, хорошо, но хотелось бы уточнить один вопросик, очень мучивший меня и я его задала:
- Афанасий, - сказала я, не отрывая глаз от заходящего солнца, - скажи, почему ты не защищаешься, когда Первуша несёт всякую чушь, и попрекает тебя пряниками? Ведь это неправда. Я видела, что стало причиной открытых замков. Да и не думаю я, что замки для неё были преградой, в конце концов, она могла бы просто выйти через окно. Так почему ответственность за её деяния ты взял на себя?
Я повернулась к домовому, мне хотелось посмотреть ему в глаза. Лучи заходящего солнца падали на Афанасия и я увидела в его глазах что - то человеческое, не свойственно нежити.
- Да бесполезно это всё. Чтобы я не сказал, они меня не поймут, - как – то обречённо ответил домовой, и в этот момент под окнами вдруг хрустнула веточка. Наш Афанасий буквально за секунду оказался у окна, пытаясь допрыгнуть до подоконника, и махал руками требуя закрыть окно, - Надежда, - кричал он, - едрит твою через коромысло. Закрой окна – то. Всю хату мне застудишь.
Я перегнулась через подоконник и посмотрела на землю под окном, подозревая, что нас кто – то может подслушивать. Но, никого не увидела и, закрывая окна, подмигнула домовому и спросила:
-Ну, что Афанасий, не всё спокойно в гадском королевстве?
Когда на следующий день, я привезла бабушку из больницы и мы вошли во двор, она ахнула. Такого образцово показательного огорода у нас не было никогда. Все эти дни домовые, даже после ссоры, дружно помогали мне, и мы умудрились починить теплицу, до которой у деда так руки и не дошли. Почти полностью перестроили парник, доски которого уже сгнили и постоянно пытались покинуть место постоянной прописки, подровняли грядки и посадили картошку.
-Батюшки, - всплеснула руками бабушка, - всё починила, всё посадили, а что же мне теперь делать?
-Сиди, телевизор смотри, радио слушай. Одним словом, отдыхай. Тебе, вон, потом ещё рассаду высаживать, - деловито посоветовала я и повела бабушку в дом.
Мы просидели в обнимку целый вечер, и я в который уже раз рассказывала ей, как мы живём на Сахалине, о женитьбе отца, о рождении близнецов. Как я придумала устроить швейную мастерскую, а отец помог мне в моих начинаниях. Плохое я обходила стороной и, по моим рассказам жизнь у меня там была прямо – таки курортная и богатая. Бабушка сидела, иногда кивала головой, как бы подтверждая мои слова, а я уже мысленно летела на Сахалин и решала насущные проблемы. У меня оставался на всё про всё один день…
Вечером, когда уже все улеглись спать, Афанасий устроился у меня в ногах и тихонечко позвал меня:
- Надюша, не спишь?- и, услышав от меня отрицательный ответ, продолжил, - купи мне, пожалуйста, батарейки. И побольше, чтоб с запасом на год, до следующего твоего приезда. Буду радио слушать. Не хочу больше с Первушей общаться.
- Хорошо, завтра с утра и куплю. Но, ты если что, подойди к бабушке и попроси у неё, если тебе что – то будет нужно, она обязательно сделает. Не сомневайся.
- Нет, - ответил домовой сонным голосом, - не буду я ничего просить. Не положено нам, домовым, что – то просить у людей.
Я хотела ответить ему, что всё это ерунда и предрассудки, но услышав ровное дыхание, поняла, что Афанасий уже спит. Я повернулась на другой бок, закрыла глаза и тоже мгновенно уснула.
ПРОДОЛЖЕНИЕ