Марина Керде I Стихи и проза

Есть на чердаке памяти особый свет - его трудно объяснить, но невозможно не узнать. Когда небо окрашивается в сиренево-голубые и дымчато-серые оттенки, Питер наполняется этим мягким, рассеянным сиянием. Кажется, будто солнца нет, но его присутствие ощущается во всём - в отсветах на мостовых, в бликах на окнах, в зыбкой золотистой дымке над каналами. В такие дни воздух становится прозрачным, лёгким, как дыхание перед рассветом, а сам город - бесконечным, словно растворяющимся в небесах.    На Преображенской площади тишина звучит особенно глубоко...

Родные места - это не точки на карте. Санкт-Петербург - это не город, это альбом на чердаке памяти, страницы которого склеены дождём. На одной - твой след на мокром асфальте, на другой - силуэт Исаакиевского, застывший в капле воды на стекле. Ты открываешь его в случайные моменты: когда пьёшь чай с бергамотом, и пар поднимается так же, как туман над каналом; когда гуляешь по парку, ждешь, что к тебе выскочит белка за орешками; когда неожиданно слышишь запах московского вокзала, и тут же оказываешься...

Я смотрю на этого пуделя, и мне тепло от этого облачка, от него веет добром и светом. И в каждом животном я вижу лицо, харизму, и они напоминают мне кого-то из моих знакомых. Говорят, что животные похожи на своих хозяев…Это частая история. Да и люди, когда долго живут вместе, становятся похожи друг на друга. И как люди учат нас чему-то, так и животные. Они - молчаливые философы. Они не пишут трактатов, не читают лекций, но каждый их жест, взгляд, дыхание - это послание о том, как можно жить иначе...

В одиноком городе, который все знают, но не замечают, у одного человека, который мало что умел, но мастерски притворялся, не проявлял смелости, но очень любил власть, при этом он всегда был занят важными делами, похожими на суету. Однажды так случилось, что упала звезда по имени Правда прям через окно души в его чердак памяти памяти. Упала, оставляя горячий след, а искры разлетелись так, что сошли ненужный хлам, который остался от лжи. Чуть не устроив пожар, она прожгла одеяло, которым была укрыта клетка с попугаем...

360 дней прокрутились вокруг своей оси, словно гигантский мандарин, они вращались вокруг своей оси, собирая дольки времени во всевозможных плоскостях. Земля, увлечённая этим космическим вальсом, совершила свой немыслимо точный поворот на 360 градусов, а Солнце, как заправский танцор, переступило через собственную тень. В мастерской Творца за эти дни накопилась целая вселенная космической пыли – она мягко светилась в лучах утреннего солнца, формируя причудливые узоры на рабочем столе из чистого времени...

Человек - это альбом, в котором засушены листья чужих жизней. Те, кого мы впускаем в себя (а это всегда добровольное рабство), не уходят бесследно. Они остаются в складке улыбки, которая раньше не была такой изогнутой, в привычке откидывать мизинчик, когда пьешь эспрессо, в том, как ты теперь молчишь - с закрытыми глазами, словно прислушиваясь к эху их голосов, следами на чашке, из которой они пили, морщинками у глаз, застывшие в уголках твоих собственных губ, смех, который звенит в груди, как колокольчик, подвешенный на ветру...

А проснувшись, они - мои дети, солнечные наследники лета, с волосами-зарослями и сердцем, где спит июльский зной, - первым делом кричат миру: «Любовь!». Ресницы вверх - и они уже мчатся, путаясь в одеялах, смывая сон водой из-под крана, вываливаясь на лужайку около дома. До завтрака успевают: обогнать тень (она всё та же, моя тень, ускользающая от меня в детстве), потом упасть с ней в лужу, чтобы разглядеть в каплях отражение луны - той самой, которую я когда-то разглядывала через стекло найденного от разбитой зеленой бутылки...

Я встречал Музу, чьи волосы превращались в струны, когда она проводила пальцами по воздуху, - и целый город таял, как воск, под звуки её немой скрипки. Те, кто попадал под этот дождь из нот, внезапно осознавали, что их сердца - идеальные кристаллы без единой трещины. Она каждое утро выбирала себе облик девушки из тысяч отражений в разбитом зеркале. Внутри неё бушевал ураган из лепестков, который мог унести её куда угодно за долю секунды. Но когда она замирала на месте, пространство вокруг начинало вращаться, а случайные прохожие теряли голову навсегда...

Выбор первый Порой кто-то быстрее находит то, что ты искал. Можно разочароваться, опустить руки, сказать себе: «Я ничего не найду сегодня». А можно понять, что мир огромен. Он не отнимает - он даёт. Если кто-то смог, значит, и ты сможешь. Только, может быть, по-своему. Твой путь может привести к большему, если ты не свернёшь с него. Выбор второй Идеи - как костры. Одни греются у чужих. Можно стоять рядом и греть ладони. Можно смотреть, как разгорается чей-то успех, и говорить себе: «Я бы тоже мог…» А можно однажды пойти и принести дров...

В необычный, потому что солнечный, питерский день, после обеда, когда тени на стене вытянулись, словно пытались достать до самого потолка, Творец почувствовал непреодолимую тягу порисовать. В доме было эхо немого пространства - такая тишина, которая может говорить громче любых слов, если только прислушаться. Но на душе висел рюкзак с мыслями, плотно упакованный, как чемодан перед долгим путешествием, и очень хотелось избавиться от этого багажа, чтобы снова взлететь, как дирижабль, которого тянет вниз лишние мешки с песком...

Пока OJJO SAN и SOUL OJJO гостили у Творца, он решил устроить с ними чаепитие. Но у него совершенно ничего не было к чаю для таких особенных гостей. Он сел за холст, закрыл глаза и стал слушать тайны натюрмортов… Для начала нужно было впустить солнечное утро, такое, чтобы оно могло просочиться сквозь пальцы, как тёплый песок, и улыбнуться холсту яркими красками. Добавить немножко капель дождя, что превращаются в мост между небом и землёй, когда солнце стесняется из-за облаков. "Как же чай без чайника?!"-...

На кануне дня рождения Сан Сана, Творец, вдохновленный предыдущим опытом, сел опять за холст. Он смотрел на белый лист и пытался уловить отражение чувств к своему другу. Сердце билось в такт музыки, которая звучала где-то глубоко внутри, словно призывая его погрузиться в неизведанные глубины собственного воображения. Как только карандаш коснулся холста, время закрыло дверь на ключ. И карандаш как взмах дирижера, начал писать музыку чувств на холсте. Комната вокруг начала растворяться, превращаясь в бескрайний океан...