​​Россия — западная страна, ее культура — часть европейской культуры, а пресловутый «поворот на Восток» — геополитическая причуда, имеющая мало общего с реальностью. Подобные утверждения регулярно можно встретить в СМИ и соцсетях. Даже те, кто пишут об экономических выгодах торговли с Китаем или о необходимости дружить с восточными странами в условиях санкций, молчаливо признают, что культурно Россия от Европы никуда не денется. Нашей стране в этих конструкциях отводится роль провинциального родственника, давнего члена общеевропейской семьи, сбитого с толку большевиками и мечтателями-евразийцами. Блудный сын стремится вернуться в европейскую семью, но порядки в общеевропейском доме с тех пор заметно изменились, и не в лучшую сторону. Альтернативные концепции сейчас не в фаворе. Учение упомянутых мечтателей-евразийцев, проповедующих единство оседлых славян и туранских кочевников (сиречь русских и восточных народностей), вместе формирующих Россию как единое пространство на севере Евразии, было сравнительно популярно в интеллектуальных кругах русской эмиграции, развивалось в работах Льва Гумилева и пережило возрождение после распада СССР — впрочем, довольно краткое. Современный российский политикум заимствовал отдельные евразийские идеи, но евразийство как целостную концепцию на вооружение так и не взял. Примерно то же произошло и с восточным наследием СССР: российская внешняя политика регулярно использует антиколониальную и антиимпериалистическую риторику, апеллируя к советским нарративам, но возвращаться к советской идеологии, на базе которой они выстраивались, не спешит. Возникающее в итоге чувство культурно-политической неловкости терзает отечественную душу. Как же так: мы, часть Запада, выступаем сейчас в союзе с Востоком против этого самого Запада? Востоковед Алексей Куприянов рассказывает о современной Индии — роли национальных нарративов, которые лежат в основе внутренней и внешней политики, отношениях индийцев с Россией, и почему у стран много общего.