Деньги и судьбы

Марина накинула на плечи старый пуховик мужа, висевший в прихожей, и решительно толкнула входную дверь. Холодный воздух ударил в лицо, но страха больше не было. Была только ледяная, кристальная ясность, какая бывает, когда терять уже нечего. — Эй! — крикнула она, сходя с крыльца. — А ну отошли от ворот! Двое у джипа обернулись. Тот, что с баллончиком, лениво встряхнул его, и внутри звякнул металлический шарик. — Гражданочка, не мешаем, — басом отозвался он. — Процедура оценки имущества. Объект в залоге, готовим к торгам...

Анна стояла в темноте, слушала, как тикают настенные часы. Каждая секунда звучала громче предыдущей. В груди пульсировало одно — «завтра познакомим». Завтра. Без её ведома. Без спроса. Она медленно отошла, ступая босыми ногами по холодному полу. Хлопнула дверь её комнаты. Не громко, но достаточно, чтобы бабушка пошевелилась в кресле и буркнула что-то во сне. Ночь тянулась бесконечно. За окном — мокрый снег, редкие машины, желтый свет от фонарей. Анна не спала. Утром, когда чайник зашипел, на стол в кухне лег конверт — тот самый, с приглашением в Германию...

--- Конверт хрустнул в руках. Бумаги внутри были плотные, сероватые, с подписями. Марина пролистала бегло — отчёт ведомостей, табель, черновая характеристика. А под ними — служебная записка. На ней жирной ручкой: *«Рассмотреть вопрос о сокращении бухгалтерской ставки (Марина Петровна К.) в связи с оптимизацией»*. В комнате стало тихо, будто звук ушёл из воздуха. Лариса стояла напротив, не мигая. — Верни. Это черновик. Не для чужих глаз. — Черновик, значит? — Марина медленно сложила листы обратно...

На следующий день она проснулась рано. В квартире было прохладно, по подоконнику тек конденсат. Одеяло скомкано, как будто всю ночь ворочалась. Ключ лежал там же, на тумбочке. Маленький, серебристый, с зазубриной сбоку. Татьяна сделала чай, наливала воду медленно, будто боялась, что ошибается. На улице шёл мокрый снег, тяжёлый, серый. Та самая мгла, когда не понимаешь — утро или вечер. Она посмотрела в окно и вдруг оделась. Без цели, без плана. Просто накинула пальто, повязала шарф, бросила ключ в карман...

--- Он лежал на полу, возле стола, рядом валялись листы из конверта. Марина не бросилась к нему — просто стояла в дверях. Ветер из открытого окна шевелил край занавески, на полу расползалось пятно от пролитого чая. — Встанешь? — спросила она. Он пошевелился, сел. — Ничего, спину свело просто… бумага упала… Голос хриплый, глаза бегают. Марина подошла, увидела листки. Там были подписи, печати, какая‑то копия кредитного договора — но сумма… совсем не двадцать тысяч. Семьсот тридцать. И рубли, и копейки аккуратно напечатаны...

Он стоял в прихожей, не снимая шапку. Снег таял на плечах куртки, капал на коврик. В руках — пластиковый мешок с логотипом магазина и что‑то, похожее на перчатки. — Ты… зачем пришёл? — Марина всё ещё держала ручку двери, не веря глазам. — Работа, — коротко сказал он. — Заказ был. Адрес твой. — Работа? — переспросила. — Дедом Морозом подрабатываешь? — А что делать, — пожал плечами. — Наталья сказала, под Новый год лишние деньги не помешают. Он стянул маску. Те же губы, та же складка возле носа. Ничего не изменилось, только взгляд другой — уставший и какой‑то тяжёлый...

Нина шла быстро, будто кто-то гнал сзади. Воздух холодный, сырой, словно влипал в кожу. В голове — туман и звон. Вдруг никуда не надо, но и стоять нельзя. Домой — нельзя. Туда, где он, где эти лица, где слова — «ты зачем всё испортила». Она свернула к автобусной остановке. На табло мигали цифры, но автобуса не было. Только моросящий дождь. Она села на холодную скамейку, мокрая насквозь, и впервые за долгое время не сдержала слёз. — Глупая, — сказала себе. — Тоже мне, язвенница. Терпела, терпела, а язвилась только желудком...

Мария стояла у окна, глядя, как по стеклу ползут дождевые струйки. Внизу мокрый асфальт блестел от фонарей, редкие прохожие спешили, кутаясь в куртки. В квартире было тихо — лишь слабое жужжание холодильника и далёкий звук телевизора из соседней квартиры. Из ванной вышла Лера, закутавшись в полотенце. Волосы мокрые, на лице раздражение. — Ну и вода у вас! Холодная как лёд! Я чуть не умерла там! — гневно сказала она, вытаскивая из сумки фен. — Это же вредно для кожи головы, вам бы проверять трубы! Мария не ответила...

--- Утром всё выглядело будто тише, чем обычно. Холодный свет пробивался через занавески, на подоконнике запотело стекло. На плите остывал чайник, в комнате пахло вчерашней кашей и чем-то железным — может, из батарей. Марина проснулась первой. Посмотрела в коридор — дочь ещё спала, укрывшись курткой вместо одеяла. Внуки дышали спокойно, перепутав подушки. Она тихо вздохнула, налила себе кружку воды из-под крана, села к окну. Вечером она уже решила — всё. Так жить больше нельзя. Не потому, что тяжело, а потому, что стало бессмысленно...

Утро началось с тишины. Непривычной, вязкой. Только тикали часы и гудела стиральная машина за стеной. Марина сидела на кухне в халате, смотрела в окно на серое небо. Батареи еле тёплые, а в душе — будто сквозняк. Из комнаты доносилось бормотание телевизора и щёлканье пульта. Таня любила смотреть шоу за завтраком, громко спорить с экраном. Муж храпел в спальне, дети жаловались, что «в интернете всё тормозит». Казалось, дом стал слишком маленьким для всех этих голосов. Марина поставила чайник. Вода зашипела...

— Покажи, — сказал он спокойно, слишком спокойно. Вадим всегда так говорил перед скандалом. Голос ровный, но лицо каменное. — Это ничего, — ответила Лида, спрятала телефон в карман халата. — Сообщение из банка. — Сообщение из банка в одиннадцать утра воскресенья? — шагнул ближе. — Ну-ка. Она не сдвинулась. — Вадим, не устраивай цирк. — Дай сюда, — потянулся рукой. Она отступила. — Отстань, — голос дрогнул, но не от страха — скорее от злости. Он смотрел пару секунд, потом усмехнулся. — Нашлась гордая...

Марина не сразу вошла. Рука всё ещё лежала на ручке, а сердце стучало тихо, но часто. За дверью звучал тот же смех, щёлканье конфетных обёрток — и слова свекрови, будто нож по стеклу: — Умница моя, ты у бабушки главный. Она открыла дверь без резкости. Просто шагнула — в комнату, где пахло сладким и чуть — старым парфюмом. Кирилл в пижаме сидел на кровати, а рядом на подносе стояла чашка какао и раскрытая коробка. Половина уже пуста. — Мам! — сказал он виновато и спрятал обёртку. — Ешь, — тихо ответила Марина...