Валерий Коробов

Последний подъём перед Заречьем телега преодолевала с мучительным скрипом. Михаил слез с облучка, вдыхая горьковатый воздух августа, полный счастья и предвкушения. Он не знал, что дома его ждёт не радостный крик матери, а тихий ужас в её глазах и новость, которая перевернёт всю его жизнь. В кармане его гимнастёрки лежала маленькая коробочка — подарок для Маши. Для Маши, о которой в деревне теперь говорили лишь шёпотом, оглядываясь. Последний подъём перед Заречьем телега преодолевала с мучительным скрипом...

Иногда, чтобы начать жить, нужно просто перестать бояться уйти. Анна вышла из того дома на рассвете, не оглянувшись ни на сирень, ни на прошлое. В кармане её платья стучали единственные монеты — скромная цена за неподъёмную тяжесть свободы. Глава 1 Первые дни у Марфы, старой вдовы-повитухи, жившей на краю Дубравки, были похожи на жизнь в подполье. Анна боялась выходить на улицу, а Марфа, хмурая и молчаливая, сама ходила в магазин и приносила вести. — По деревне ползают, как ужи, — отрывисто говорила она, разгружая сетку с хлебом и картошкой...

Обещания, данные уходящим на войну, пахнут пылью дорог и слезами. Анна стояла у калитки, сжимая в ладони ветку нераспустившейся сирени, и верила, что это ненадолго. Она ещё не знала, что ждать придётся не год, не два, а всю свою прежнюю жизнь. Холодным майским утром 1943 года, когда сирень в палисаднике только-только набирала бутоны, лиловые и белые, Анна провожала Сергея на войну. Деревня Дубравка, затерянная в бескрайних сибирских просторах, жила стуком топоров да тихими разговорами у колодцев...

Восьмилетняя Аня упала в сугроб, последнее, что она видела — лицо матери в проёме уезжающего грузовика. Тишина после моторов была оглушительной. Теперь она была совершенно одна в зимнем лесу с сестрёнкой на руках. И первый жалобный плач Варечки прозвучал для неё приговором и приказом: «Выживай». Глава 1 Лес встретил её глухой, безмолвной стеной. Снег здесь лежал нетронутым, пушистым, по колено. Каждый шаг давался с невероятным трудом. Аня проваливалась, спотыкалась о скрытые под снегом корни, но упрямо шла вперед, прижимая к себе Варечку...

Сны восьмилетней Ани стали пророческими. Каждую ночь один и тот же кошмар: тяжёлый стук в дверь, чужие сапоги на пороге и пустота на месте родных лиц. А сегодня утром по селу пронёсся страшный шёпот: «Они уже у леса...». И стук в их дверь раздался наяву. Сон начинался всегда одинаково — с тишины. Густой, ватной, давящей на уши. Аня лежала с открытыми глазами в этой немой темноте и знала: сейчас будет стук. Тяжёлый, мерный, чужой. Не похожий на отцовский шаг, когда он, бывало, возвращался поздно с лесного кордона...

Мария не кричала и не била посуду. Её месть была тихой и от того — в тысячу раз страшнее. Сидя за тем же столом, где когда-то обедала вся семья, она разложила перед Анной их общую жизнь, как бухгалтерские отчёты, и указала на единственную статью расхода, которую можно было списать. «Ребёнок или твоя репутация. Выбирай», — сказал её ледяной взгляд. И Анна поняла, что это не ультиматум, а приговор. Глава 1 Лето 1944 года пришло в Дубровку с неожиданным теплом и тревожными вестями о больших победах где-то далеко...

Похоронка пришла в марте, но страшная тайна Анны зародилась ещё зимой, в душной комнате, где метала в жару её маленький сын. Отчаяние было таким густым, что в нём можно было утонуть. И рука Дмитрия, легшая тогда на её плечо, стала не утешением, а началом падения. Теперь, глядя на штампованную бумагу о «пропавшем без вести» муже, она с ужасом чувствовала, как под сердцем шевелится новая жизнь. Жизнь, которой никогда не должно было быть. Осень 1942 года наступила рано и неласково. Холодный ветер гнал по улицам Дубровки жухлые листья, обнажая скорбную пустоту двора председательского дома...

Кровь на руках засохла коричневой коркой. Нож, выпачканный в собачьей шерсти, лежал на столе как приговор. Дверь в детскую была закрыта, а за ней плакала её дочь — дочь, которую она сейчас могла потерять навсегда. Анна подняла глаза и увидела в осколке зеркала не свое отражение, а лицо чужой женщины — холодной, отчаянной и готовой на всё. Глава 1 Письмо от Алексея пришло через месяц. Не Анне, конечно, а Марфе. Анна увидела его в руках у почтальонки, пожилой, сутулой женщины, которая, кряхтя, сунула конверт в ящик на калитке...

Очнулась она в густой, больничной тишине. Тело было чужим, налитым свинцом. Последнее, что помнила — крик. Не свой, а дочери. И лицо мужа, искаженное ужасом, его губы, шепчущие прощание. Тогда она не знала, что это прощание — навсегда, а дочь её уже зовут другой матерью. Тишина, в которой она очнулась, была густой и странной. Не тишиной отсутствия звуков, а тишиной заполненного пространства. Она лежала, не открывая глаз, и прислушивалась к себе. Тело было чужим, тяжелым, будто налитым свинцом. Где-то далеко, сквозь сонную вату, доносилось шуршание, приглушенный стук, чей-то вздох...

Осень принесла не только грязь и холод, но и неоспоримую, страшную правду под сердцем. Когда мир рушится, а будущее разбито, новая жизнь внутри становится не радостью, а самым тяжелым испытанием. Как выносить дитя, зачатое в ночь предательства? Как любить того, чье рождение навсегда привяжет тебя к человеку, разбившему твой мир? Мария плакала, сидя на крыльце, с куском чужого сахара во рту и с черствым семенем новой жизни — и новой беды — внутри. Глава 1 Осень в том году стояла сырая и холодная....

Майская гроза 1945-го обрушилась на село Тихое с такой яростью, будто сама война, отступив, решила в последний раз потрясти небесную артиллерию. Мария стояла у окна, сжимая в руках последнее письмо. «Жив, здоров. Скоро. Жди». И она ждала. Четыре года, один месяц и девять дней. А потом в конце дороги, в пелене дождя, появилась шатающаяся фигура в шинели... Майская гроза 1945 года обрушилась на село Тихое с такой яростью, будто сама война, отступив с полей, решила в последний раз потрясти небесную артиллерию...

Райцентр, куда привез Василий свою молодую жену, оказался не городом, а большой, неуютной деревней. Но главным испытанием стала не теснота, а семья. Вернее, его мать — Марфа Петровна, женщина с жестким, как бычий рог, взглядом. Она встретила Надю не как невестку, а как незваную обузу. С первого же дня началась тихая, изматывающая война за место у печи. И Надя поняла, что брак этот — не избавление, а новая яма, где рыть придётся не землю, а собственное достоинство. Глава 1 Райцентр, куда привез Василий свою молодую жену, оказался не городом в ее понимании, а большим, неуютным поселком...