Романы от Романа

В России можно родится, но русским так и не стать, Коль не готов постоять ты за Русь-Мать! За свою свободу, за счастье народа, За светлое небо и чистую воду! За звёздную ночь, что светла и ясна, За каждую капЕль, что дарит нам весна...

Теряет дни свои старый отрывной календарь. На дворе декабрь, на носу январь. И вот-вот с него сорвут последний лист. Закончится на этом вся его не долгая жизнь Ему отведено триста шестьдесят пять дней И с каждым новым днём он потихонечку худеет...

В отделении «Подснежник» время текло не как за окном. Оно то растягивалось, как жвачка в руках Фомы, то сжималось в один яркий миг, когда Аркадий «ловил лунный зайчик» в столовой ложке. Максим, которого теперь все называли просто Спутник, стал частью этого странного экипажа. Он уже не копал автоматически, а слушал Аркадия: —Видишь, грунт меняется! Это уже не земная порода. Это лунный реголит! Чувствуешь, он пахнет… статическим электричеством и тишиной. —Пахнет червяком, — честно сказал Максим, и они оба рассмеялись...

В отделении «Подснежник», куда попадали «неагрессивные и социально адаптированные» пациенты, царила особая атмосфера. Она не была похожа на больницу из фильмов ужасов. Скорее, на странный санаторий, где лечили не болезни, а слишком острые углы реальности. Там жили Аркадий, бывший профессор астрономии, который искренне верил, что Луна — это засохшая слеза Бога, и он должен её отколоть и растворить в чае. Для этого он копал во дворе тоннель, аккуратно складывая выкопанную землю в пирамидки. Рядом с ним маячила Лиза, хрупкая девушка с глазами цвета грозового неба...

В туманных землях Нижних Земель, где ветер гонит облака по равнинам, а каналы сверкают, как серебряные нити, жил некогда сыровар по имени Корнелиус. Он был мастером своего дела, но душа его томилась по одному – создать сыр, достойный королей. Не просто сыр, а песнь, застывшую в молоке, символ голландского изящества. Корнелиус долго экспериментировал, добавляя в свое молоко особые закваски и томя его в дубовых бочках. Однажды, после особенно долгой выдержки, он извлек из погреба громадную сырную голову и, разрезав ее, ахнул...

В просторной кухне пахло ванилью, горячим молоком и чем-то неуловимо праздничным. На столе, застеленном белой скатертью, стояло блюдо с только что испеченными куличами, золотистыми и румяными. Рядом, в большой миске, лежали крашеные яйца — алые, синие, в крапинку и с затейливыми узорами. Бабушка Анфиса, женщина с добрыми лучистыми глазами и мягкими руками, аккуратно смазывала куличи глазурью. Ей помогала внучка Лиза, студентка, приехавшая на выходные из города. Ее тонкие пальцы ловко посыпали верхушки цветным сахарным маком...

На огромном металлургическом комбинате, где дымили трубы и гудели механизмы, в цехе газоочистки работали три верных друга. Вернее, они даже не считали себя друзьями — просто соседи, каждый на своём посту. Адсорбер был учёным и эстетом. Высокий, стройный аппарат, заполненный активированным углём, похожим на чёрный песок. Он терпеть не мог грязи и вонючих примесей. Его принцип был точен и изящен: вредные газы, проходя сквозь его слои, прилипали к поверхности угля, как пыль к магниту. Он очищал газы от самых коварных, едва уловимых молекул...

В старом районе, где время, казалось, застряло между отсыревшими стенами домов, было одно неприметное почтовое отделение. Его главной достопримечательностью был пыльный витраж с изображением почтового голубя, а главным хранителем — Елизавета Петровна, женщина с взглядом, пронизывающим насквозь. Именно туда, в один из самых неудачных дней своей жизни, зашел Семён. Он только что потерял работу, его любимая кошка Мурка пропала, девушка от него ушла, а на небе с утра висела угрюмая серая муть. Ему...

На бескрайних просторах космоса, где звезды мерцают, словно далекие маяки, а галактики раскинулись, как гигантские вихри света, произошло нечто невероятное. В один из таких моментов, когда тишина и спокойствие царили в этом безмолвном мире, появился он — космический странник, похожий на мифического быка, но с телом, покрытым загадочными узорами и символами. Его глаза, словно два ярких солнца, освещали тьму, а рога, сверкающие в свете звезд, казались проводниками в иные миры. На его теле были видны...

Туман, как пропитанная молоком вата, цеплялся за корпус «Игоря Фархутдинова», когда трап, скрипя, коснулся бетона итурупского причала. Я ступил на землю, втянув воздух полной грудью – холодный, солёный, с примесью чего-то вулканического, серного. Несколько лет. Несколько лет с тех пор, как мы не виделись с Алексеем, когда-то вернувшимся сюда после учёбы в Липецке. – Роман! Да неужели?! Голос, знакомый до боли, пробился сквозь утреннюю морось. Алексей. Но не тот городской щеголь, а человек земли и ветра...

«Когда я был маленьким, отец мне рассказывал, что во время войны здесь нашли японского солдата прикованного к маяку», —  начал свою историю мужчина находящийся с нами на палубе. На вид ему было 70-75 лет. Внешне он мне напоминал профессора: тёмная утеплённая куртка с поднятым воротом, большие очки, крупное телосложение, густые и седые брови, и очень доброе выражение лица. «Не знаю, на сколько это правда или нет, но про этого солдата уже ходят легенды», – продолжил он. Говорят, в августе 1945-го,...

Космонавто Ирина Соловьёва в тренажёре космического корабля «Восток». 1963 г. 1 октября 2013 года мне довелось побывать в подмосковных Химках в музее ФГУП "НПО им. Лавочкина" на открытии фотовыставки Заслуженного деятеля искусств России профессора Бориса Смирнова, посвященной Первому отряду космонавтов СССР. Борис Смирнов рассказывает о своей выставке. 11 октября 2013 г. Первый воздушный кинооператор Сергей Александрович Киселёв на фото выставке Бориса Смирнова. Когда слово космонавт являлось «секретным»,...