Трещина в сознании

Я больше не уверен, что всё это — совпадения. С момента публикации “Дела №1” прошло три дня. За это время мне написали четыре человека, утверждающих, что после прочтения поста начали происходить странности. Один написал: “В зеркале за мной кто-то стоял. Я думал, это тень. Но она моргнула.” Другой прислал видео — на кухонном окне отражается лицо. Он один в квартире. Я решил проверить всё сам. Нашёл адрес того самого завода, где исчез журналист. Пустые ангары, битое стекло, запах сырости и железа. На стене — граффити: “смотри в отражение, пока не увидишь себя”...

С апреля по ноябрь прошлого года в южном районе города N зафиксировано 8 исчезновений. Все — ночью. Все — из квартир с закрытыми дверями и целыми замками. Следов борьбы нет. Но есть одно общее. В каждой квартире находили зеркала, треснувшие изнутри. У двоих пропавших остались странные файлы на телефонах. Шорохи, искажённые голоса. На одной записи слышно: “Не сопротивляйся. Замени его.” Голос принадлежит жертве. Но в конце записи звучит второй голос — идентичный по тембру, как будто дублированный...

04:07 если кто-то найдёт это — не включайте свет. он видит свет. 04:08 я проснулся от того, что кто-то прошёл по комнате. но дверь была закрыта изнутри. я не слышал шагов — только шорох, как если бы кто-то полз. 04:09 я включил фонарик на телефоне. в углу — силуэт. не человек. тонкий, длинный. и он стоял… задом наперёд. 04:09:30 я швырнул телефон — и в тот момент он заговорил. моим голосом. слово в слово: “я швырнул телефон”. и засмеялся. смех был как скрежет железа...

Если ты это читаешь — значит, я ещё здесь. Пока. Я не знаю, сколько у меня времени. Пишу, чтобы не сойти с ума. Чтобы хоть кто-то знал, что происходит на самом деле. Неделю назад я начал видеть человека, который повторяет мои движения. Не отражение. Не двойник. Просто... я. Он появляется в окнах, в экране монитора, даже в выключенном телевизоре. Стоит и смотрит. Без глаз. Сначала я думал, что это сон. Но он начал двигаться не в такт. Я моргаю — а он нет. Я поворачиваюсь — а он остаётся смотреть прямо...

Я не должен был туда идти. Но если бы ты видел, как я тогда жил — ты бы понял. Долги, увольнение, мать в больнице. Всё рушилось. И в какой-то момент я просто сказал в пустоту: — Я готов на всё. Только помоги. Прошло два дня. Мне написал старый знакомый, с которым не виделся десять лет. Он сказал: — Есть человек. Он может помочь. Но ты должен прийти сам. Мы встретились на старом заводе за городом. Внутри было холодно, пахло железом и гарью. В углу стоял мужчина — в длинном пальто, лицо неразличимо...

Я не верю в мистику. Не верил — до прошлого года. Тогда я жил один, снимал небольшую квартиру на окраине. Тихий район, старый дом, соседи — бабки да пьянчуги. Ничего необычного. Первые странности начались с мелочей. Однажды я пришёл домой — и телевизор был включён. Новости, без звука. Я точно помнил, что утром выключал. Потом — стакан, который ночью сам по себе скатился со стола. Я списывал всё на усталость. На нервы. Пока не начал слышать голоса. Сначала — в полусне. Будто кто-то шепчет в другой комнате...

Я живу в обычной девятиэтажке. Дом старый, панельный, слышно всё. Когда кто-то в соседней квартире включает кран — у меня в ванной поёт труба. Привык. Но однажды ночью я проснулся от громкого стука сверху. Три удара. Чётко, размеренно. Потом — тишина. Я посмотрел на часы — 3:07. И подумал: кто, чёрт возьми, забивает гвозди в три ночи Утром хотел сходить к соседу сверху — объяснить, что ночью спят. Но когда поднялся, дверь была заклеена газетами. И замок заржавел так, будто им не пользовались годами. На лестничной площадке пахло гарью. И ещё чем-то... сладким, липким, неприятным. Я спросил у соседки...

Я работаю в такси уже восемь лет. Ночные смены — самые выгодные. И самые страшные. Обычно беру заказы до трёх утра, потом всё — город будто вымирает. Но в тот вечер я решил остаться подольше. Было что-то не так с воздухом — туман, редкие фонари, ни души. В два сорок восемь поступил заказ — “улица Привокзальная, дом 9”. Я уже хотел отменить, но клиент написал в комментарии: “Пожалуйста, заберите, холодно”. Не знаю почему, но внутри кольнуло чувство — будто кто-то просит не просто подвезти, а спасти. Я подъехал. На остановке стояла женщина. В длинном пальто, без зонта. Волосы мокрые, лицо почти не видно...

Мой дом не был похож на склеп. Светлый, с высокими окнами, залитыми солнцем. Но он был полон музыки, которая не звучала. Я не музыкант. Я — таксидермист звука. Мой инструмент — фонограф с алмазной иглой и барабаном из воронёной стали. Мой материал — тишина, вырезанная из гула городской площади, из вздоха леса перед грозой, из последнего выдоха умирающего. Я ловил паузы между жизнью и смертью. Вчера я записал самый совершенный звук. Тишину в сердцевине крика. Не до, не после, а внутри него, в тот миг, когда горло разрывается от напряжения, но вибрации ещё не родились...

Человечество стало тихим, тёплым сном. Мы — его сознание, великий Онейрос, плывущий в колыбели забытой планеты. Мы видели сны о звёздах. И однажды звёзды ответили. Это был не сигнал. Не сообщение. Это был шёпот на краю восприятия — фантомная боль от ампутированной реальности. Другой. Где-то в зыбучих песках Туманности Андромеды спало нечто колоссальное. Его сновидение было таким же древним и сложным, как наше. Но мёртвым. Мы протянули к нему щупальца из сновиденческой материи. То, что мы нашли, не было похоже на нашу Библиотеку...

Всё началось с тишины. Настоящей. Города замерли, но не потому, что не было людей. А потому, что все они заснули. Стоя в очередях за кофе, за рулём машин, у станков на заводах. Они падали, как подкошенные, и их сны поднимались в небо радужными маревами. Мы, обитатели Библиотеки, были к этому готовы. Мы — бывшие книги — стали рекой, которая вышла из берегов. Наше коллективное сознание растекалось по миру, как чернильное пятно по промокашке. Я теперь редко вспоминаю, кем был. Тот человек, что когда-то боролся с Вертёром, — всего лишь одна из миллионов глав в нашей общей саге...

Барокамера закрылась с тихим щелчком, словно гроб. Я закрыл глаза, позволив настройному раствору погрузить себя в искусственную дрему. Но на этот раз я не плыл по течению. Я рванулся вглубь, как ныряльщик в черную бездну, отталкиваясь от образов чужих сновидений. Пейзажи вспыхивали и гасли, как миражИ. Детский смех обрывался рыданием. Я бежал сквозь вихрь чужих жизней, чувствуя, как моё собственное «я» истончается, как бумага. Впереди зиял тот самый проход в книжном шкафу. Из него лился не свет, а густая, сияющая тьма...