Виктор Гурченко

Колёса вездехода врезались в синюю пыль, разметали её жёсткими чёрными протекторами, подарив мельчайшим частицам на некоторое время состояние полёта и свободы. В разреженной атмосфере лёгкая взвесь ещё с минуту повертелась в воздухе, будто провожая удаляющийся транспорт, а потом медленно осела на землю, укрывая две рельефные полоски, протянувшиеся сквозь пустошь вслед за четырёхосным «Эксплорером». В салоне почти не трясло — дорогое оборудование требовало бережного обращения, лишь едва различимый...

Тусклый вечерний свет лениво пробирался сквозь полупрозрачные занавески, наискось разделяя безвкусно обставленную комнату на две половины — светлую и тёмную. На освещённой стороне сидел опустошённый и разочарованный Хаяси Сабэй. Не в силах больше встречаться глазами с Тарамото, своим единственным другом, он уставился в стену с незатейливыми фривольными рисунками. Тарамото, словно мрачное изваяние из руин запретных храмов, восседал в темноте напротив и сверлил Сабэя немигающим змеиным взглядом.    На кровати, спиной к Сабэю, сжавшись испуганным комком, лежала тщедушная проститутка...

Марина ждала мужа с некоторым волнением. На прошлых выходных у него не получилось приехать, и она, как примерная жена, провела весь уик-энд вместе с трёхлетним Владом, не выходя за пределы дачного участка. Благо, тридцать соток приусадебной территории давали простор как для детских игр, так и для работы, когда сынишка укладывался спать. Цветы Марина любила с раннего детства. Вот и теперь, на протяжении всего лета, сменяя друг друга, расцветали яркими вспышками цветные лепестки по всему участку...

Гроза усилилась, и теперь тугие плети дождя стегали голые камни, смывали со склона каменную пыль и мелкую крошку, растворяли запёкшуюся на щебне кровь. Собираясь в бурые струи, вода стекала вниз грязным шумящим потоком.    — Хорошо, что дров успели запасти, после такого дождичка ни одной сухой ветки в лесу не сыскать, — Баль притулился в глубине пещеры, скрестив руки на груди и хмуро смотрел на подрагивающий огонь. Костёр сухо потрескивал поленьями, бросая на стены пещеры тусклые отблески света...

Сухость во рту, жажда и привкус металла приветствовали Владимира Митрофановича Баля по пробуждении. Голову будто набили мокрой ватой, а едва различимый гул в ушах сливался с шумом прибоя. Тяжёлые веки неохотно откликнулись на волю хозяина и лениво приоткрыли тому окружающий мир, подёрнутый мутной дымкой ещё нерастворившегося сна.    — Проснулись? — Надеин присел возле капитана и приложил к его лбу тыльную сторону ладони, — как самочувствие?    — Снилась ерунда какая-то, — прохрипел Баль и пару раз по-тигриному рыкнул, прочищая пересохшее горло...