Женя Миллер

— Папа, а почему ты плачешь, когда смотришь на маму Лизу? — пятилетний Тимофей дёргал меня за рукав, глядя своими огромными карими глазами. Я замер. Неужели он заметил? Неужели мой пятилетний сын видел то, что я так тщательно скрывал от всех — эту внутреннюю боль, которая разрывала меня на части каждый день? — Не плачу, сынок. Просто... устал на работе. Но Тимофей не отставал: — А мама Лиза говорит, что у неё тоже болит сердце, когда ты грустный. Она вчера плакала на кухне. Моё сердце сжалось. Лиза плакала? Из-за меня? Я женился на Лизе год назад, думая, что делаю правильный выбор для сына...

— Мам, Марина беременна, — сказал Лёша, стоя в прихожей и не снимая куртку. Люда замерла с тарелкой в руках. Борщ капал на линолеум, но она этого не замечала. В голове пронеслось столько мыслей сразу, что закружилась голова. — Что... что ты сказал? — Марина беременна. Мы ждём ребёнка. Тарелка выскользнула из рук и разбилась вдребезги. Красные брызги борща разлетелись по всей кухне, как кровь. — И что теперь? — голос Люды звучал как хрип. — Она что, специально залетела? Чтобы тебя привязать? — Мама, не начинай...

— Мама, я больше не могу! — голос Кристины дрожал от слёз. — Бабушка Рая опять всё испортила! Дима хотел сделать мне предложение на день рождения, а она... Оксана крепче сжала телефон. Сердце болезненно сжалось — дочка плакала так же, как она сама в детстве, когда мать Раиса Петровна очередной раз разрушала всё хорошее в их жизни. — Что она сделала? — тихо спросила Оксана, хотя уже догадывалась. — Она при всех заявила, что Дима меня недостоин! Что он безработный неудачник, который хочет на мне жениться ради квартиры! — всхлипывала Кристина...

Лариса замерла над стиркой, когда услышала этот вопрос от семилетней Кати. В руках у неё дрожала детская футболка — та самая, в которой Алексей играл с дочкой в прятки всего три дня назад. — Папа... папа уехал по работе, солнышко, — соврала она, не поворачиваясь к ребёнку. А правда была куда страшнее. Алексей исчез без объяснений, оставив только записку на кухонном столе: «Прости. Так будет лучше для всех». Три недели назад он ушёл за хлебом и не вернулся. Лариса потеряла счёт бессонным ночам. Она обзвонила всех друзей, коллег, больницы, морги...

— Света, ну что за безобразие! — Тамара Игоревна даже не поздоровалась, врываясь в квартиру сына с пакетами продуктов. — Опять эти коробки из «Додо Пиццы»! А Лера каждый день готовила свежий борщ! Я замерла на пороге кухни, держа в руках телефон с открытым приложением доставки еды. Всего месяц после свадьбы, а я уже устала от постоянных сравнений с бывшей женой Васи. — Мам, не начинай, — пробурчал Вася из-за компьютера, даже не оборачиваясь. — У Светы своя работа, она устаёт. — Устаёт? — фыркнула свекровь...

— Папа, а почему ты больше не живёшь с нами? — четырёхлетний Никита обхватил меня за ногу, когда я пришёл забрать его на выходные. Я замер. В горле встал ком. Как объяснить ребёнку то, что сам до конца не понимаю? Что я разрушил семью, поверив словам тех, кто никогда не желал нам добра? Люба стояла в дверях нашей бывшей квартиры — той самой, которую мы покупали вместе пять лет назад, мечтая о счастливой семье. Она похудела, под глазами залегли тёмные круги. Но всё равно была красивой. Моей. — Забери его к семи, — сухо сказала она, не встречаясь со мной взглядом...

В семь утра звонок в дверь застал Марину за утренним кофе. Она была в шёлковом халате, волосы небрежно собраны, на лице — остатки дорогого крема. Звонили настойчиво, без перерыва. — Кто там? — холодно спросила Марина, подходя к двери. — Мне нужно с вами поговорить. Это важно. Голос женский, дрожащий от волнения. Марина открыла дверь и увидела худенькую женщину лет сорока в старом пальто. Лицо опухшее от слёз, глаза красные. — Вы Марина Викторовна? Я Рита. Жена Дмитрия. Марина почувствовала, как что-то холодное прошло по спине...

— Мама, почему у меня нет бабушки по папе? — спросила двадцатилетняя Маша, листая старые фотографии в семейном альбоме. Алла замерла, держа в руках чашку остывшего чая. Двадцать лет она ждала этого вопроса. Двадцать лет готовилась к этому разговору. И всё равно не была готова. — Машенька, садись. Нам нужно поговорить. Дочь недоумённо посмотрела на мать. В голосе Аллы звучала какая-то особенная интонация — та самая, которая появлялась только перед серьёзными разговорами. — Что случилось, мам? — Маша отложила альбом и подошла к матери...

— Артемка, ну что ты как чужой! Заходите, заходите! — Вика распахнула дверь и радостно обняла меня. — Дашенька, красавица моя, проходи! Я улыбнулся, глядя на сестру. После трехнедельной командировки так хотелось семейного тепла, простого человеческого общения. Даша за руку вела нашу восьмилетнюю Лерочку, которая застенчиво жалась к маме. — Толя уже мангал разжигает, — весело сообщила Вика, забирая у нас пакеты с мясом. — Ой, какую свинину взяли! Шея — это же самое вкусное! Толик действительно возился во дворе с углями, напевая что-то под нос...

Татьяна Дмитриевна едва успела надеть халат, когда в кабинет ворвалась женщина с огромным животом и заплаканными глазами. — Доктор, мне нужна ваша помощь! — выдохнула она, хватаясь за край стола. — Я слышала, что вы из Петербурга, что вы другая... Умоляю, помогите мне! Татьяна внимательно посмотрела на пациентку. Женщина была явно на последних месяцах беременности, изможденная, с синяками под глазами от усталости. — Присаживайтесь, успокойтесь. Я вас слушаю. — Меня зовут Екатерина, — женщина села и судорожно сжала руки...

Юра замер в дверях, увидев жену с новеньким iPhone в руках. Лена крутила его перед зеркалом, делая селфи, и даже не заметила мужа. — Лен, это что за телефон? — голос Юры дрогнул. — А, привет, дорогой! — она обернулась с лучезарной улыбкой. — Смотри, какая красота! iPhone 16 Pro Max, титановый! Я так давно о нём мечтала. У Юры потемнело в глазах. Они только вчера обсуждали семейный бюджет, планировали, как накопить на отпуск с детьми. А тут... — Лена, сколько он стоил? — Ну... — она отвела глаза, — сто девяносто тысяч...

Когда в дверь квартиры раздался звонок в восемь вечера тридцать первого декабря, Павел подумал, что это пришли первые гости. Он открыл дверь и замер — на пороге стоял его семилетний сын Илья с маленьким рюкзаком в руках и заплаканными глазами. — Папа, мама сказала, что я буду жить с тобой навсегда! — выпалил мальчик, едва переступив порог. За спиной Ильи маячила фигура бывшей жены Павла — Марины. Она выглядела измученной, в руках держала пакет с детскими вещами. — Прости, Паша, но я больше не могу, — сказала она, не глядя ему в глаза...