Флобериум

Когда Аська подбежала к нему и запросто уселась рядом у самой песочницы, он и глазом не повел. Даже отодвинулся слегка. Не до нее, в самом деле: вокруг — такая движуха! По всему двору носилась и орала восторженная малышня. Все бегали, как очумелые, за небольшим полосатым мячиком. Что ж, было время, и он часами летал, задыхаясь, с одного конца их маленького двора на другой! Шум, возня, крики, — все смешивается в один чудесный густой звон, и долго потом слышишь его, и мечтаешь о чем-то, и чему-то улыбаешься, как чудак...

Случилась тут со мной интересная история, которая дала мне понять, что все встречи на нашем жизненном пути не случайны. А слова, мимолетно сказанные и давно забытые, могут стать путеводным маяком в жизни того человека, которому они были адресованы. Работала я в «лохматом» 2016 году аниматором на курортах Краснодарского края. Приехала детей развлекать на три месяца, но судьба распорядилась иначе, и отработала я от силы четырнадцать дней. В конце второй недели я благополучно сломала себе ногу. «Как ты так умудрилась?» — спросите вы...

— Ты понимаешь, что я чувствую? Он унизил меня перед всем научным советом своей рецензией! Назвал «мышиной возней» два года исследований! Моя диссертация «Парадигма эсхатологии в мире муравьев» основана на миллионах, может быть, и миллиардах испытуемых, такого просто не было в научном мире. И ты представляешь, эта крыса – Айгуль из лаборатории мимикрии — ему поддакивала! Видела бы ты ее взгляд. Кстати, а ты помнишь тему ее исследования? А? Лола сидела на стуле ровно, не шелохнувшись, только следя глазами за хаотическим передвижением Мари́н по кухне...

Голубь Тимошка был самым привередливым. Он расталкивал всех, кто рвался к крошкам впереди него, занимал самое удобное место, распахивал крылья, накрывая ими хлебные горки, и принимался выбирать. Эта крошка ему не подходила по размеру, та – в связи с твёрдостью. Эта – из-за изюма, та – по причине плесени. — Не выдумывай, Тимошка, — ворчал Кириллыч, — какая тебе плесень?! Ты же прекрасно осведомлён, что я несу вам хлебца прямо из булочной. — Значит, плесень была уже в булочной, — ворчал Тимошка, — технологии же не соблюдают, ГОСТов нет… — Много ты понимаешь, птица, — злился Кириллыч...

Пропала Мурка. Ушла из дома двенадцатого сентября и не вернулась. Муркин дом — в деревне. С одной стороны — лес, с другой — врач-диетолог. В лесу — кабаны и лисы. Диетолог пьёт с мамой вино. Я их спалила пару раз. Думаю, пьют чаще. Мне просто посчастливилось сделать контрольный срез. Я давно живу в Москве. За тысячу километров от нормальных людей. Нормальные люди – это пермяки, понятное дело. С мамой видимся регулярно, но преимущественно с помощью телекоммуникационных технологий. После каждого сеанса космической связи с Пермью я подолгу пребываю в глубоком ступоре...

Всю жизнь что-то было трудно. Решать задачки по арифметике, которую ты ненавидел. Учить наизусть стихи, которые не понимал. Подойти пригласить танцевать Светку на убогой школьной дискотеке. Тогда еще музыку ставили с твоего магнитофона, помнишь? Однокассетного. Потому что ты был нищий, и родители у тебя нищеброды. У всех двухкассетники уже имелись. Только их из дома нельзя было выносить. А ты вынес. Свой. Однокассетный. В хлебной сумке. И все танцевали под Lady in red. Meat, bone, meat, bone [1]…...

Когда-то черта города представляла собой земляной вал и ров, наполненный водой. От вала ничего не осталось, а ров превратился в цепочку прудов, окаймленных гравийной дорожкой. Кто-то гуляет здесь с собакой, кто-то катит перед собой коляску с малышом, кто-то бежит спортивной трусцой – в любое время года здесь кого-то да встретишь. В последние годы зимы стали сравнительно теплыми, и пруды замерзают редко. Иногда частично – лед сковывает воду вдоль берегов, но ближе к центру она высвобождается, давая приют уткам и лебедям...

Игрушки в детстве — ангелы. Не все. Особенно не — рваные, без глаза, без руки, особенно настрадавшиеся. Их хотят выбросить. Их стесняешься. В свет, например, на детскую площадку или в садик, выводишь поприличнее и понаряднее. Но ночью, а ведь наступает для ребёнка ночь, все меняется. Я помню, как страшны минуты перед засыпанием, когда оживает сова, живущая в ковре: скрежещет перьями, чихает и вот сейчас, вот сейчас, когда сестра заснет, вылетит и сядет мне на грудь. Но некрасивый, громоздкий, почему-то...

Обряд венчания тронул Николая до глубины души. Ему даже стало немного завидно, что у них с Машей такого не было. Здесь, внутри храма, молодые казались чем-то большим, чем просто гармоничной парой. Исчезли замазанные тональным кремом прыщи на лице невесты, испачканный в пыли подол её платья. Убралась лишняя длина жениховских брюк. Пройдя через притвор церкви, приняв венчальные свечи, влюбленные словно бы выросли; на щеках у обоих заиграл бледный розовый свет. Обручается раб божий Алексей рабе божьей Катерине во имя отца и сына и святого духа аминь! Николай с Машей и не думали о таком...

За домом, где жила наша семья, был вишневый сад. Звучит красиво – вишневый сад. На самом деле неказистые серые вишневые деревья, высаженные квадратом, окружали заросший бурьяном пустырь. Когда вишни цвели, это было красиво. Но я тогда не обращал внимания на красоту. Этот запущенный, неухоженный сад считался колхозным, но скорее был ничей, а вернее, принадлежал деревенским детям. Здесь мы играли, строили «штабы», лазили по шершавым и сучковатым деревьям, рвали недозрелые розовые вишни, отдирали от стволов наплывы желтоватой или темно-коричневой вишневой смолы с клейким сложным вкусом...

Мы с мужем обычно гуляем по утрам. Или вечерам. Иногда даже ночью, если накатит. Лес у нас рядом. В течение длительного времени мы натыкались огромную собачину, кавказскую овчарку, привязанную к дереву около реки. На псине была цепь толщиной с мою руку и весом с тонну. По утрам и вечерам над рекой клубился туман, жутковатенько так. Антураж достоин «Собаки Баскервилей». Грозный рык овчарки наводил на меня дикий ужас, и мостик через речку я проскакивала в два прыжка, предпочитая упасть в воду, чем попасть собаке в зубы...

Бим, это его сценическое имя, вышел покурить. Только-только закончилось дневное представление, основной публикой были детишки садовского возраста. Их приводили бабушки и дедушки. Надо смыть грим. В запасе имелось несколько часов до вечернего выступления, и клоун хотел метнуться в город прикупить кое-что из еды для старого пуделя, заодно попытаться найти пару вещей для реквизита в хозяйственном магазине. В голове давно зрела идея нового номера. Цирк расположился в промзоне, размазанной вдоль нового жилого района...