Женские романы о любви

Народная артистка СССР Изабелла Арнольдовна Копельсон-Дворжецкая проснулась в семь утра. Но не потому что зазвенел будильник, или заявилась Лизка с желанием прервать сон своей не просто многолетней работодательницы, но старшей подруги, а потому что во сне ей приснилось, как ее поцеловал сам Станиславский. Они встретились в коридоре театра, и Константин Сергеевич, неожиданно приблизившись, облобызал Изабеллу так горячо и страстно, что она лишилась дара речи, ощутив себя 20-летней. Великий же режиссёр, отстранившись, произнёс голосом радийного диктора: – Говорит Москва...

Страшным было раннее утро 6 марта 1953 года от Рождества Христова. В этот день, который навсегда вошел в историю как начало конца великой эпохи, весь советский народ, а вместе с ним и будущая Народная артистка СССР Изабелла Арнольдовна Копельсон, – тогда еще без продолжения Дворжецкая, – узнал о событии, которое перевернёт ход жизни в стране Советов и изменит всю мировую историю. Умер отец народов, великий вождь Иосиф Виссарионович Сталин. Молодая актриса, чья жизнь была неразрывно связана с Ленинградом, собиралась утром на репетицию в театр...

Волжский ветер в Саратове не шепчет – поёт. Глубокий, речной, бархатистый, он несёт в себе запахи, которые невозможно спутать ни с чем: солоноватую свежесть воды, смешанную с ароматом топлёного масла из ближайшей столовой, дымком от угля в печах старых домов и – неожиданно для прибрежного города – едва уловимую нотку лугового разнотравья с левого берега. Его особенно остро чувствуешь ранним утром, когда над Волгой ещё плывёт лёгкая дымка тумана, а город только просыпается – трамваи ещё не вышли на линию, а школьники уже собирают свои ранцы, заполняя тетрадками и учебниками...

Глава 69. Дорогой Леонид Ильич… Июль 1963 года в Москве стоял душный, но отметился торжественным событием, имевшим для судьбы и карьеры Изабеллы Копельсон далеко идущие последствия. Всё дело том, что ленинградский Большой драматический театр имени М. Горького (БДТ), в котором служила актриса, приехал на гастроли в Москву, и это было событие, которого ждала вся театральная столица. То самое, почти невероятное торжество, почти равное по значимости премьере новой пьесы на родной сцене. Спектакли Валерьяна...

Глава 68. Кошачья вакханалия Эта история в Большом драматическом театре имени Максима Горького, где служила будущая Народная артистка СССР и Герой труда РФ Изабелла Копельсон, произошла в начале 1960-х годов. В какой-то момент главный режиссёр Валерьян Дермидонтович Атрашкевич, который с малых лет был поклонником исключительно собак, – дома у него всегда жили две, а то и три породистых вельш-корги (поговаривают, даже родственники тех, что обитали у самой английской королевы Елизаветы Второй, которая в этой породе души не чает), – возмутился...

В те давние времена, когда идеология была не просто неотъемлемой частью жизни каждого советского гражданина, а её становым хребтом, театральная политучёба являлась священным ритуалом. Обкомы, горкомы, а уж тем более райкомы партии твёрдо и нерушимо полагали, что без глубокого, прочувствованного знания работ Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, без понимания генеральной линии партии не получится ни Гамлета не сыграть, ни Джульетту. И уж тем более не получится воплотить на сцене образ настоящего советского человека...

Калуга встретила их промозглым, липким октябрем 1962 года. То был совсем не тот октябрь, что в Ленинграде – строгий, графичный, подсвеченный золотом Летнего сада и строгими линиями старинных улиц, – а какой-то серый, провинциальный и потому хаотичный, с запахом мокрой листвы и дыма из печных труб. Труппа Большого драматического театра имени Горького, приехавшая на гастроли из Ленинграда, казалась здесь инородным, слишком ярким телом, словно в черно-белую фотографию вставили кусок цветной кинопленки...

Лазарет, расположенный в огромном особняке, построенном в центре Ялты еще при царском режиме, был мрачно полутёмным, несмотря на большие заклеенные крест-накрест и покрытые вековой пылью окна. Запах карболки и перекиси смешивался с удушливой сыростью свежевымытого пола, с тяжелым духом грязных бинтов и металлическим – крови. Декорации имитировали пространное помещение с холодными железными кроватями, стоящими в несколько рядов, на которых страдали раненые бойцы, которых изображали старательно забинтованные участники массовки...

Вечер спускался на Ялту медленно, как бархатный занавес в старом театре после последнего, пронзительного акта. Море, теряя дневную лазурь, темнело, уходило в густую, почти чернильную синеву, и только редкие огни катеров тлели вдали, как отблески чьих-то заблудших, одиноких мыслей. На набережной, обрамленной пальмами и облицованной гранитом, становилось пусто. Воздух, еще хранивший тепло дня, наполнился сложным, терпким ароматом моря, цветущих магнолий и горячего асфальта, остывающего после полуденного зноя...

Они сняли маленькую комнатку в уютном частном доме в Ялте с видом на бескрайнее, мерцающее море. Но случилось это не потому, что молодые люди оказались настолько везучими. В это время года и в этой местности, – да на всём черноморском побережье! – с царских времён трудно было летом отыскать укромный уголок, чтобы прожить там приятные дни отдыха. Приходилось бронировать всё заранее, вот и Дворжецкий не оказался исключением. Он, правда, когда минувшей зимой договаривался с другом о поездке, не знал, что отправится в путешествие с красивой актрисой...

По дороге на юг «Волга» сделала остановку в Харькове. Город, неимоверными стараниями советских граждан уже почти полностью восстановленный после Великой Отечественной, жил своей обычной жизнью – тихой, провинциальной, немного сонной. Широкие проспекты были заполнены спешащими по делам людьми, изредка проезжали трамваи и троллейбусы. – Белла, ты видишь за окнами нашей машины один из крупнейших индустриальных и научных центров СССР, – сообщил Валентин. – Еще пару лет, и он официально станет городом-миллионником...

– Валя, пока не приехали, хочешь еще одну историю? – игриво спросила Изабелла. – Спрашиваешь! Разумеется! – Слушай. Я постараюсь облечь ее, скажем так… в форму художественного произведения. Актриса закрыла глаза, помолчала с полминуты, а потом заговорила так, словно читала страницы книги… Пустыня дышала зноем, и это дыхание ощущалось почти физически – волнами сухого, обжигающего воздуха, что поднимались от раскаленных песков. Он плавился над барханами, создавая дрожащее марево, в котором терялись очертания и без того скудного пейзажа...