Блог строителя

Все взгляды в тесной приемной сфокусировались на курьере, а затем на Валентине. Она сделала шаг вперед и взяла плотный конверт. Пальцы едва слушались. «Вороновой Валентине Петровне, — прочитала она. — Судебное уведомление». — Распишитесь здесь, — монотонно произнес курьер. Она чиркнула подпись, не отрывая взгляда от мужа. Лицо Жени превратилось в белую маску. Он смотрел не на нее, а на конверт в ее руках, как на змею, готовую к броску. Нотариус Сергей Петрович, до этого момента сохранявший невозмутимость, заметно напрягся и сделал шаг назад, к своему кабинету...

Дрожащей рукой Марина повернула щеколду. Дверь открылась, и на пороге стояла та самая женщина с фотографии, которую она мельком видела в старом бабушкином альбоме. Анна. Только лицо было не юным и испуганным, а жестким и неулыбчивым. Мужчина за ее спиной сделал шаг вперед, и его внушительная фигура заслонила свет на лестничной клетке. — Марина Андреевна? — голос у Анны был низкий и ровный. — Я ваша двоюродная сестра. А это мой представитель, Виктор Игоревич. Мы можем войти? Она не спрашивала, она утверждала...

Кристина сидела в машине, глядя на сообщение от незнакомого номера. Руки дрожали. Кто-то следил за ней в кафе? Знал, где она была? Она набрала номер мамы. Гудки. Раз, два, три... — Алло? Кристиночка, что-то случилось? — Мам, ты никому не говорила, что мы встречаемся в «Ландыше»? — Нет, конечно. А что? — Ничего. Просто проверяю, — Кристина выдохнула. — Спокойной ночи, мам. Она посмотрела на сообщение ещё раз. Потом сделала скриншот и отправила Алине. Ответ пришёл через минуту: «Это жесть какая-то! Блокируй номер немедленно...

— Убери это, — сказал Максим, и в его голосе впервые прозвучали не стальные, а визгливые нотки. — Алина, не будь дурой. Она не ответила. Просто смотрела, как в его глазах гаснет самоуверенность, сменяясь животным страхом перед непредсказуемым. Он ожидал слез, истерики, упреков. Он был готов к этому. Но он не был готов к ее ледяному спокойствию. Флакон в ее руке был не оружием для нападения, а символом — символом того, что она перешла черту, за которой больше нет правил. — Я все видела, — тихо сказала Алина...

Паша смотрел на бархатную коробочку в её руках, и до него, кажется, начало доходить. Лицо его вытянулось, растерянность сменилась испугом. — Настя, ты… ты что? Не надо. Пожалуйста, не делай глупостей. Она молча протянула ему коробочку. Её рука не дрожала. — Возьми. — Насть, ну хватит. Я же сказал, утро вечера мудренее. Мы поговорим завтра. Ты устала, они устали. Всё наладится. — Не наладится, Паша. Ничего уже не наладится. — Её голос был тихим, но в нём звенела сталь. — Забирай. Это не моё. И никогда моим не было...