Александра Малиновская

— Люд, ты чего такая бледная? — Марина отложила шприц и внимательно посмотрела на меня. Я машинально провела ладонью по лицу, словно могла стереть усталость. — Нормально всё. Просто дежурство было тяжёлое. Марина прищурилась, но спорить не стала. Она меня знала давно, ещё со студенческих времён в медучилище. Я допила холодный чай из пластикового стаканчика и вернулась в процедурный кабинет. Домой я шла пешком. Сорок минут через промзону, мимо гаражей и покосившихся заборов. Автобусы ходили редко, а на такси денег жалко...

— Тамара Сергеевна, а вы ещё помните, что такое выходить с работы засветло? Начальник цеха улыбался, подписывая её пропуск. Тамара усмехнулась в ответ. Действительно, впервые за полгода она покидала завод до семи вечера. Обычно задерживалась допоздна: то авральные отчёты, то проверка оборудования. Уходить рано было непривычно, почти неловко. Она неспешно дошла до магазина, купила продукты, вышла на улицу. Октябрьский воздух был свежим, пахло мокрыми листьями. Тамара шла медленно, разглядывая знакомые дома, вывески, дворы...

— Ты заберёшь меня? Ногу сломала, одна жить не смогу. Голос матери звучал так, будто она делала Наталье одолжение. Сидя в коридоре травмпункта, Наталья вспомнила, как двадцать лет назад мать говорила: «Зачем тебе этот Дмитрий? Он слабак, ничего из себя не представляет». Тогда она защищала мужа, доказывала, что любовь важнее денег. Теперь ловила себя на мысли, что мать, возможно, была права. Наталья работала медсестрой в районной поликлинике, вставала в шесть утра, возвращалась к семи вечера. Руки...

— Три недели, Светка. Управишься одна? Виктор Петрович стоял в дверях с двумя сумками, дети уже ждали внизу у машины. Говорил как всегда: коротко, без лишних слов. Света кивнула, вытирая руки о фартук. — Управлюсь. Он посмотрел на неё тяжело, будто хотел что-то добавить, но только махнул рукой и вышел. Дверь хлопнула. Света подошла к окну, смотрела, как муж усаживает детей в стареньких Жигули. Оля, старшая, обернулась, помахала матери. Света приложила ладонь к стеклу. В квартире стало тихо. Света...

— Валентина Петровна, вы заберёте его книги? Кристина стояла у стеллажа, держа томик Бродского. Её голос звучал ровно, без дрожи, будто она спрашивала про старую мебель. Валентина смотрела на невестку и не узнавала женщину, которая три дня назад рыдала над гробом, уткнувшись лицом в крышку. — Я… да, книги заберу. Квартира пахла чужой жизнью. Олег прожил здесь три года с Кристиной, но для Валентины эти стены оставались территорией, куда её пускали редко и неохотно. Теперь она стояла посреди гостиной и понимала: сын исчез отсюда раньше, чем разбился на трассе...

— Три тысячи в неделю. Уборка, стирка, готовка. По будням с десяти до пяти. Устроит? Валентина смотрела на женщину в безупречном брючном костюме и кивнула. Три тысячи — это месяц коммуналки, это проездной для Полины, это крупа и макароны на две недели. Конечно, устроит. Инга Сергеевна провела её по дому — просторному, светлому, пахнущему дорогим освежителем воздуха и чем-то ещё неуловимо богатым. Валентина шла следом, рассматривая паркет под ногами, картины на стенах, массивные люстры. В её однушке на окраине всё это смотрелось бы нелепо, как цирковой слон в клетке для кроликов...