Александра Малиновская

— Продаёшь квартиру отца? Максим стоял в дверном проёме. Вера держала чашку над столом, не допив. — Да. — Как ты можешь? Прошло два года! Она поставила чашку. Встала. Подошла к окну. За стеклом октябрьское небо висело над заводскими трубами. Двадцать лет одна картина. — Мне сорок пять, Макс. Хочу сделать что-то для себя. — Для себя? — он усмехнулся. — А память отца? Память. Вера слышала это слово каждый день последние два года. Память о муже, который умер от инфаркта на работе в сорок девять. О человеке, которого сын помнил совсем другим...

— Игорь Петрович, планы на вечер остались? Вера замерла у двери кабинета. Голос молодой, уверенный. — Кристина, это моя бывшая жена. Девушка обернулась. Быстрый взгляд — сверху вниз. Потом улыбка. — А, здравствуйте. Я думала, вы пациентка. Кристина вышла. Духи остались. Дорогие. Вера видела рекламу — 18 тысяч за флакон. — Зачем пришла? Игорь не поднял глаз от карты больного. — Забрать документы. О разводе. Он кивнул. Открыл ящик стола, достал папку. Протянул. — Всё. Вера взяла папку. Вышла в коридор...

— Игорь Владимирович, подожди. Олег перехватил меня у входа в ЗАГС. Лицо друга было виноватым. — У твоей Марины есть дочка. В детдоме номер четыре. Я замер с обручальным кольцом в кармане. — Моя Алина там воспитателем работает. Увидела невесту на фото и узнала сразу. Пять лет назад эта женщина отказалась от новорождённой. Девочку Кирой записали. По фамилии матери — Самойлова. В голове билась одна мысль: почему молчала? Мы встречались четыре года. Марина пробивалась из Воронежа, строила карьеру менеджером, снимала однушку в Южном Бутово за 28 тысяч...

— Сколько раз говорить — не трогай мои вещи! Вероника замерла в дверях гостиной. Алла Борисовна стояла посреди комнаты с её косметичкой в руках. — Искала свой крем, — Вероника подошла ближе. — Думала, случайно к вам попал. — Ничего у меня твоего нет. Свекровь швырнула косметичку на диван. Вероника молча подняла её и вышла. За спиной хлопнула дверь в спальню. Три года назад она работала менеджером в страховой компании. Зарплата 42 тысячи, своя машина, встречи с подругами по пятницам. Потом родился Максим...

— Игорь, чей это телефон? Татьяна стояла в прихожей с чужим смартфоном в руке. Нашла под диваном, когда пылесосила. — Какой телефон? Игорь вышел из ванной, вытирая руки. — Розовый. С наклейкой единорога. Он замер. Посмотрел на экран. Молчал. Татьяна разблокировала телефон — пароля не было. Открыла переписку. Первое сообщение от "Мой Игорёк": "Скучаю. Когда увидимся?" Ответ от Алины: "Завтра. Она на работе до шести." Игорь протянул руку. — Тань, давай поговорим спокойно. — Сколько? — Что сколько? — Сколько лет? Он отвернулся к окну...

— Ты завтра идёшь на встречу выпускников? Вера замерла с чашкой в руках. Игорь стоял в дверях кухни, руки в карманах. — Не знаю. — Максим будет там. Девчонки писали в группе. Чашка звякнула о блюдце. Вера поставила её на стол, отвернулась к окну. Максим. Двадцать лет не виделись. — И что? — Ничего. Просто говорю. Игорь подошёл, встал рядом. За окном близнецы гоняли мяч во дворе. Кристина сидела на скамейке с книжкой. — Веруня, тебе надо туда пойти. — Зачем? — Закрыть эту историю. Хватит прятаться...

— Мам, я жду ребёнка от Виктора. Валентина Ивановна замерла над раковиной, не выпуская из рук тарелку. Вода продолжала литься тонкой струйкой, а дочь стояла в дверях кухни, обхватив себя руками. — Людочка, что ты говоришь? Витя же… он же тебе… — Никто он мне не брат, мама. И ты это знаешь лучше всех. Двенадцать лет назад, в девяносто шестом, когда в магазинах пустовали полки, а Валентина разрывалась между двумя работами, чтобы прокормить шестилетнюю Люду, они встретили в городском парке Олега Степановича с сыном...

— Мама, зачем тебе социальный работник? Ты что, совсем беспомощная стала? Олег стоял в дверях с чемоданом и смотрел на костыли. Три месяца назад он уехал на вахту, а вернулся к совершенно другой жизни. Мать с переломом, чужая девчонка в их квартире, которая распоряжается на кухне, как у себя дома. Нина Петровна тяжело вздохнула. Ей было пятьдесят шесть, но чувствовала она себя лет на двадцать старше. После развода с мужем прошло тринадцать лет, но одиночество не перестало давить. Особенно когда сын уезжал надолго...

— Ты встретишься с ним? Вероника сжала ручку чемодана сильнее. Дэниел снова об этом. Третий раз за вечер. — Я лечу в Москву. Он в Нижнем Новгороде. Посмотри на билет, если не веришь. — Но ты вернешься? Она обняла его за шею, вдохнула запах его одеколона, такой знакомый и одновременно чужой. — Обещаю. Аэропорт гудел, как улей. Влюбленная пара целовалась у стойки регистрации, кто-то тащил чемодан, грохоча колесами по плитке. На синих пластиковых стульях дремали бездомные. Вероника отпустила руку жениха и почувствовала облегчение...

— Ты будешь там? На юбилее Ариадны Андреевны? Светлана резко обернулась. Коллега по бухгалтерии смотрела на нее с каким-то странным сочувствием. — Наверное, — неуверенно ответила она. Дома, перебирая вещи в шкафу, Света понимала, что идти не хочется. Сорок лет главному бухгалтеру, ресторан, незнакомые люди. Она вытащила старую мамину блузку с кружевными воланами, голубую юбку в складку. Примерила перед зеркалом. Фигура сохранилась, мама всегда говорила, что они с дочкой похожи. Светлане было тридцать девять...

— Твой мальчишка опять Варьку поцарапал! Третий раз за неделю! Вера стояла у школьного крыльца, прижимая к себе дочь, и чувствовала, как внутри закипает злость. Учительница Марья Петровна виновато теребила край платка. — Я дам вам адрес его отца. Поговорите сами, я уже не знаю, что делать с этими детьми. На мятом листочке был нацарапан адрес в соседнем доме. Вера решительно взяла Варю за руку. Дочка шмыгнула носом, размазывая слезы по щекам. Три красные полосы на скуле выглядели обидно и больно...

— Я не выйду за Максима, — Вера произнесла это спокойно, будто сообщала о погоде за окном. Людмила Васильевна замерла с кастрюлей в руках. Вода из-под крана продолжала литься, заполняя тишину. — Доченька, ты что говоришь? Через три недели свадьба. Гости, кафе, платье уже висит в шкафу. Ты шутишь? — Я уезжаю в Англию. С Ричардом. Мать поставила кастрюлю в раковину. Повернулась медленно, вытирая руки о фартук. Лицо её вытянулось, глаза расширились. — С кем ты уезжаешь? Какой Ричард? Вера, тебе двадцать четыре года, а не четырнадцать...