«Семейный повод». Роман. Автор Дарья Десса
Глава 7
…категорически не положено. Боюсь, стану выглядеть не женщиной-пышкой, а этаким округлым кабачком.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Катя, заметив мой задумчивый и немного скорбный вид.
– Как не потолстеть от этих проклятых конфет, – отвечаю машинально, глядя на шоколадную половинку в своей руке.
– Ну ты даешь! – фыркает подруга. – У нее в квартире чужой, потерявший память ребенок, она ищет его родителей в интернете, а сама о всякой ерунде вроде калорий размышляет. Приоритеты, детка, расставь!
– Да мозг уже просто кипит! – оправдываюсь я. – Он пытается переключиться на что-то простое, иначе взорвется от напряжения.
Наши несерьезные пререкания нарушает тихое появление Даши. Она заходит на кухню босиком, в своих розовых пижамных штанишках. Мордашка у нее грустная-прегрустная, губы поджаты, взгляд опущен.
– Что такое, Дашуня? – тут же переключаюсь я, отодвигая чашку. – Что-то случилось? Игра на планшете не получается? Сломала что-то?
– Нет, – тихо говорит она. – Кулончик потеряла.
– Какой кулончик? – искренне удивляюсь. Не припоминаю, чтобы у девочки было на шее какое-либо украшение с момента её появления у нас.
– Маленький, серебряный, в виде сердечка. С белым кристалликом внутри, – объясняет Даша, жестами показывая размер. – Он у меня на тоненькой цепочке висел. А теперь его нет, – неожиданно голос ее дрогнул, и девочка всхлипывает. На глазах, которые она трет кулачками, выступают крупные, обильные слезы. Я мгновенно вскакиваю, прижимаю её к себе, глажу по русой головке.
– Ну что ты, что ты, солнышко, не плачь, – успокаиваю девочку. – Мы обязательно найдем. Этот кулончик… тебе мама подарила? Или папа?
– Не помню, – звучит привычное, но на этот раз сквозь слезы.
– А где ты его видела последний раз? Может, снимала перед сном? Или перед душем?
– Не помню, – повторяет она, и тонкие плечики снова вздрагивают.
«Вот же, Господи! Казалось бы, мелочь, а для ребенка – целая трагедия. И снова это обескураживающее “не помню”», – думаю расстроенно.
– А давай его поищем все вместе? – бодро предлагает Катя, тоже поднимаясь.
Смотрю на нее с безмерной благодарностью за это своевременное переключение.
– Я кстати знаю один супер-лайфхак для поиска мелких вещей!
– Что это такое? – утирая слёзы тыльной стороной ладони, с интересом спрашивает Даша.
– Нужно взять чистый носочек, надеть его на трубу пылесоса, закрепить резинкой, и тогда пылесос будет засасывать воздух, но все мелкие предметы, типа сережек или цепочек, останутся в носке, а не улетят в мешок! – с важным видом объясняет моя подруга, явно гордясь своими бытовыми познаниями.
Это предложение действует на Дашу магически. Слезы мгновенно высыхают, глаза загораются азартом охоты. Мы превращаемся в поисковый отряд. У Даши – мой маленький яркий фонарик. У меня – телефон с включенной вспышкой камеры для подсветки темных углов. У Кати – как главного технического специалиста – пылесос с натянутым на трубку светлым хлопковым носком, закрепленным резинкой. Мы ползаем по всей квартире на коленях, заглядывая под диваны, кровати, шкафы, исследуя каждую щель.
И это настоящее чудо, но в прихожей, куда все отправились в самый последний момент уже почти отчаявшись, из-под старого деревянного шкафа, куда, видимо, кулон откатился и забился в щель между плинтусом и стеной, пылесос с характерным цоканьем вытягивает тонкую цепочку с маленьким, сверкающим даже в полумраке сердечком.
– Вот он! Вот! – счастливым, ликующим криком взвивается Даша, показывая пальцем на вещицу, запутавшуюся в волокнах носка. – Дай мне его, пожалуйста!
– Подожди, солнышко, сейчас я его хотя бы протру и помою, а то он в пыли лежал, – осторожно снимаю находку.
– Ладно, я пошла играть дальше, – девочка, сияя, разворачивается и радостно убегает обратно в комнату. – Только не забудь мне его принести потом, ладно? Он очень важный!
– Хорошо, обязательно, – обещаю, глядя на маленькое серебряное сердечко, лежащее у меня на ладони. Оно холодное и очень простое, но почему-то кажется сейчас самой важной зацепкой во всей этой странной истории.
Мы с Катей снова на кухне. Словно вернулись в исходную точку, но теперь между нами лежит не коробка конфет, а найденное сокровище. Цепочка и кулон вскоре помыты и аккуратно разложены на чистой бумажной салфетке под светом яркой лампы. Признаться, я так и не отдала его Даше, сказав, что надо хорошенько почистить. Мне нужно было его рассмотреть.
– А ты хоть знаешь, что это за металл такой? – спрашивает Катя, пристально, почти профессионально вглядываясь в украшение. Она уже не ела конфеты, ее внимание было полностью поглощено находкой.
– Серебро, наверное, – пожимаю я плечами. – Белый металл, не желтый. А камешек… ну, не знаю. Стекляшка, что ли. Красивая, блестит. Может, кристалл.
Действительно, камешек был довольно крупный, примерно с горошину, и сверкал в свете лампы множеством мелких, идеально ограненных граней. Они ловили свет и рассыпали его на салфетке радужными зайчиками – очень красиво, но я списывала это на качественную имитацию.
– Глупая ты у меня, Маша, – качает головой Катя, и в ее голосе звучит не упрек, а скорее торжество эксперта, готового открыть истину.
– Чего это сразу «глупая»? – обижаюсь, хотя внутри уже что-то ёкнуло.
– А то, что ты совсем забыла, где я работала три года после колледжа?
– В ювелирном… – медленно протягиваю, и кусочки паззла начинают сходиться в голове.
– Именно. В ювелирном салоне, и не в самом последнем. И металл такой, и камешки я в руки брала сотни раз. Так вот, слушай сюда и не перебивай.
Я замираю, не смея дышать.
– И цепочка, и сам кулон – это не серебро. Это платина. Чувствуешь разницу в весе? Она тяжелее, ощущается плотнее, солиднее. А этот камешек, как ты его назвала, – самый настоящий бриллиант. И судя по всему, не самый дешевый, потому что очень чистый.
Медленно поднимаю голову и смотрю в глаза Кате, пытаясь найти в них хоть тень шутки.
– Да ладно… – выдыхаю я. – Ты серьезно? Может, это просто очень хороший фианит? Ну, или искусственный алмаз.
– Вот тебе и «ладно»! Уж я-то смогу отличить, поверь! Смотри, – она берет со стола обычный карандаш и листок из блокнота, на котором я обычно делаю заметки по дому и цепляю магнитом к холодильнику. Проводит на бумаге четкую, жирную линию. Затем берет кулон пинцетом (достала из косметички, говорит, всегда носит для бровей) и держит его боком, бриллиантом вниз, прямо над линией. – Теперь посмотри через камень на эту линию. Видишь?
Я прищуриваюсь, вглядываюсь. Линия карандаша, видимая сквозь грани камня, казалось, раздваивалась или слегка искривлялась.
– Да… вроде как… она не прямая. Искривилась.
– Вот! А будь это фианит, муассанит или просто стекло, линия осталась бы абсолютно прямой. Это один из самых простых «домашних» способов. Но есть и другой, еще нагляднее.
Катя встает, берет со стола чистый стеклянный стакан, наливает в него обычной водопроводной воды и аккуратно, пинцетом, опускает туда кулон с камнем.
– А теперь что видишь?
Я смотрю. И замираю. Камень в воде… будто растворился. Он стал почти невидимым, лишь контур оправы выдавал его присутствие.
– Он… исчез? Почти не видно.
– Вот именно! Я же говорю: настоящий бриллиант! У него очень высокий коэффициент преломления, близкий к коэффициенту преломления воды, поэтому в воде он «прячется». Фианит или стекло так не могут. Так, подожди, сейчас кое-что еще проверю.
Катя достает свой смартфон, открывает какое-то приложение с увеличительной линзой и калибровкой, и пристраивается рассматривать камень под разными углами, очень сосредоточенно. Потом откладывает телефон и докладывает с видом настоящего геммолога:
– Значит, так. Форма у него простая и называется «шар». Размер примерно 7 на 7 миллиметров. Значит, здесь, по грубым прикидкам, минимум два карата. Может, чуть больше.
– Ого, – восхищенно, почти благоговейно выдыхаю я. В голове крутится мысль: два карата. Огромная сумма. – Это же… Кать, а это сколько такой стоит?
– Ну… – Катя задумчиво чешет кончик носа, производя мысленные расчеты. – Все зависит от качества. Цвет, чистота, огранка… Но если он, как я подозреваю, идеальной чистоты (VVS или даже IF) и абсолютно бесцветный (цвет D или E), то… Ориентировочно… Около пяти миллионов рублей. Может, чуть больше.
– Сколько?! – мой голос срывается на визгливый шепот. Я инстинктивно хватаюсь за край стола, как будто от новости может закружиться голова. – Ты хочешь сказать, что на шестилетней девочке висит украшение на больше чем пять миллионов? Да моя эта квартира лет десять назад столько стоила.
– Я совершенно серьёзно, Маш. Если хочешь, завтра с утра сходим к моему знакомому ювелиру. Посмотрит под микроскопом, на спецоборудовании, и скажет точно. И заодно, что даже важнее, – Катя делает многозначительную паузу, – мы узнаем, это вещь серийная, заводская, или эксклюзивная, авторская работа. А если авторская – у мастера может быть стиль, он может быть известен. Или на изделии могут быть микроскопические клейма, которые мы не видим. Это реальная зацепка! Он поможет понять, где примерно эта вещь могла быть куплена или изготовлена. Сузит круг поисков.
– Кать… – я смотрю на нее, и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы – уже от совсем других эмоций. От смеси шока, надежды и бесконечной благодарности. – Спасибо тебе. Огромное. Ты не представляешь…
– Обращайся, – усмехается подруга, но в ее улыбке теперь тоже читается понимание всей серьезности ситуации. – Теперь у нас не просто потеряшка. У нас… загадка с очень дорогим бриллиантом в платиновой оправе. Между прочим, грамм платины теперь стоит больше пяти тысяч. А в кулоне с цепочкой… граммов четыре-пять примерно.
Мы расстаёмся уже далеко за полночь. Катя, наконец, вызывая такси, уезжает, пообещав с утра созвониться и договориться о визите к ювелиру. Я же, с камнем, тяжелым как свинец, в кулаке, иду готовить Дашу ко сну.
Она уже так наигралась за день, что сидит на краю кровати и клюет носом, еле держась на ногах. Я бережно отправляю девочку в душ, сама мою ей голову, заворачиваю в мягкое полотенце. Потом, когда она уже в пижаме, осторожно надеваю на тонкую шею цепочку с тем самым кулоном. Холодок металла заставляет ее вздрогнуть, но она только прижимает сердечко к груди ладошкой, улыбается сквозь сон и практически мгновенно проваливается в глубокий сон, как только голова касается подушки.
Стою над кроватью, глядя на милое, безмятежное лицо, на светлый завиток волос на щеке, на ресницы. Сердечко с бриллиантом тускло поблескивает в свете ночника.
– А ты, оказывается, далеко не такая простая девочка, – говорю почти беззвучно, едва шевеля губами. И вопросов в моей голове теперь в сто раз больше, чем ответов. Кто ты? И почему у тебя на шее состояние, за которое некоторые люди готовы на все?