«Дети маленькие - подрастут и поймут», - бросил он и вышел. На плите булькает холодец, в комнате ждут дети, а Марина стоит в прихожей и не может вдохнуть.
Как накрыть праздничный стол, когда внутри все замерло? И главное, как жить дальше, когда тот, кому отдала лучшие годы, выбрал другую?
Сможет ли Марина найти силы не просто пережить эту ночь — но и начать заново?
***
Бутылка стояла на столе - зеленая, праздничная, с золотой фольгой. Марина смотрела на нее так, будто та была врагом.
Восемь лет шампанское открывал Дмитрий. Это был его ритуал: за пять минут до полуночи он брал бутылку, делал значительное лицо, крутил проволоку, придерживал пробку ладонью. Пробка вылетала с хлопком, дети визжали, Марина подставляла бокалы. Каждый год. Восемь лет.
Сейчас было тридцатое декабря, половина одиннадцатого вечера, и Дмитрия в квартире не было. И в городе его тоже не было. И в ее жизни - если честно - его не было уже давно.
Полина сидела на диване, делала вид, что смотрит мультфильм, но Марина видела: дочь не моргает. Ваня возился с машинкой на полу, ни о чем не подозревая. Пять лет - счастливый возраст, когда папа может уехать «в командировку» и это ничего не значит.
- Мам, - позвала Полина тихо. - А папа точно на работе?
Марина сглотнула.
- Точно, солнце. Срочная командировка. Он очень расстроился.
Ложь царапала горло, как рыбья кость.
Три часа назад Дмитрий стоял в прихожей с дорожной сумкой. Марина сначала не поняла - какая командировка, завтра тридцать первое? Потом увидела его лицо. Увидела, как он не смотрит ей в глаза.
- Я должен, - сказал он. - Я ей обещал.
Ей.
Марина прислонилась к дверному косяку. В кухне булькала кастрюля с холодцом. Пахло вареной морковью. На холодильнике висел список: «Купить: мандарины, свечи, бенгальские огни».
- Ты обещал ей, - повторила она.
Дмитрий поднял голову. И вот тут она увидела самое страшное - облегчение в его глазах. Он был рад, что больше не нужно притворяться.
- Я не могу так больше, - сказал он. – Не могу разрываться между вами. Она ждет и я обещал ей встретить Новый год вместе.
Марина слышала, как в соседней комнате Ваня катает машинку: вжжж, вжжж. Как Полина листает книжку.
- У тебя же дети, - сказала она. – Сегодня тридцатое декабря. Ты это понимаешь?
Он дернул плечом.
- Они маленькие, подрастут и все поймут. Потом поймут.
Потом. Это было его любимое слово последние два года. Потом разберемся. Потом поговорим. Потом, когда станет полегче.
Только «потом» никогда не наступало.
Дмитрий подхватил сумку. На секунду замешкался - может, ждал, что она будет кричать, плакать, цепляться. Но Марина стояла молча. Внутри все окаменело, как замерзшая земля.
- Я позвоню, - бросил он и вышел.
Щелкнул замок. Лифт загудел и уехал вниз.
Марина постояла еще минуту, глядя на закрытую дверь. Потом пошла в кухню, выключила плиту и села на табуретку. Руки дрожали. Она прижала их к коленям и заставила себя глубоко дышать.
***
Последний год был как долгая болезнь - из тех, что не сваливают сразу, а подтачивают изнутри, так что сама не замечаешь, как слабеешь.
В октябре Дмитрий перестал спрашивать, как ее день. В ноябре - перестал ужинать вместе со всеми, «задерживался на работе». В декабре начал спать на диване, «спина болит, тебя не хочу будить».
Марина замечала все и не замечала ничего. Как это бывает, когда признать правду страшнее, чем жить во лжи.
Однажды - это было за неделю до Нового года - она собирала его вещи в стирку. В кармане рубашки нащупала бумажку. Записка, написанная округлым девичьим почерком: «Жду. Твоя».
Марина расправила бумажку, прочитала, сложила обратно. Положила в карман и постирала рубашку. Записка превратилась в комок бумажной каши.
Она ничего не сказала мужу. Потому что, если сказать - придется что-то делать. А делать было страшно. Потому что за восемь лет она разучилась думать о себе отдельно от него.
***
На кухонном столе лежало все для оливье: вареные овощи, банка горошка, майонез. Марина смотрела на это и думала: надо готовить. Надо накрыть стол. Надо сделать детям праздник. Они не виноваты.
За окном мигали гирлянды на балконе соседей. Из чьей-то квартиры доносилась музыка. Город готовился к веселью, и Марине хотелось закрыть окно, задернуть шторы и спрятаться.
Она сидела и не двигалась.
Потом в кухню заглянула Полина.
- Мам? Ты чего?
Марина подняла голову. Полине восемь. Она уже понимает больше, чем должна в этом возрасте. Она видит, что мама плакала и точно не верит в командировку папы.
- Ничего, солнце мое. Просто устала.
Полина подошла, прижалась к маминому плечу. От нее пахло детским шампунем и чуть-чуть - мандаринами.
- Мы можем без оливье, если что, - сказала дочь очень серьезно. - Можно просто чай попить.
И вот тут что-то внутри Марины сломалось. Не в плохом смысле - сломалось оцепенение, корка льда, которая держала всю ее кострукцию на месте.
Она обняла Полину крепко-крепко. Потом отстранилась, встала, вытерла лицо.
- А знаешь что, - сказала она. - Мы устроим такой Новый год, что все соседи обзавидуются.
***
Следующие двадцать четыре часа Марина не остановилась ни на минуту.
Она резала овощи для оливье - мелко, ровно, как бабушка учила. Открыла банку шпрот и выложила на хлеб с огурчиком - Ваня обожал шпроты. Натерла вареные яйца для салата. Руки работали сами, и это было спасением.
Утром тридцать первого она отправила детей к соседке тете Люде, а сама помчалась в магазин. Люди толкались у прилавков, выгребали последних кур, хватали мандарины. Марина протискивалась между тележками, и ей было почти хорошо - от суеты, от толпы, от того, что некогда думать.
Она наконец купила маленькую елку - настоящую, пахнущую хвоей. Купила гирлянду с теплыми огоньками. Купила упаковку серебряного дождя и три набора елочных игрушек - по одному на каждого.
Дома она поставила елку в ведро с песком. Повесила гирлянду. Достала коробку со старыми игрушками - там были шары еще бабушкины, стеклянные, расписанные вручную.
Когда дети вернулись, Полина ахнула.
- Мам! Елка! Настоящая!
Ваня бросился обнимать ее.
Марина смотрела на них и думала: вот ради этого. Вот ради этого можно все.
***
К вечеру квартира преобразилась. Марина накрыла стол белой скатертью, расставила тарелки с салатами, положила салфетки треугольничками. В центре стола - оливье в большой миске, мандарины, бутерброды со шпротами, холодец.
И бутылка шампанского. Та самая.
Марина смотрела на нее и понимала: это испытание. Маленькое, глупое, но испытание. Восемь лет шампанское открывал Дмитрий. Потому что это «мужское дело». Потому что она боялась, что пробка вылетит и разобьет люстру.
Она взяла бутылку влажными руками. Крутанула проволоку - раз, два, три. Обернула горлышко полотенцем. Начала тянуть пробку.
Пробка не поддавалась.
Марина тянула, крутила. Ничего. Бутылка выскальзывала. Пробка сидела намертво.
- Мам, давай я! - Полина подскочила помогать.
- Нет, я сама.
Она зажала бутылку между коленями, как видела когда-то в кино. Потянула.
Пробка вылетела с хлопком, ударилась в потолок и упала на пол. Шампанское вспенилось, брызнуло на скатерть.
- Ура-а-а! - завопил Ваня.
Полина захлопала в ладоши.
Марина стояла с бутылкой в руках и смеялась. Смеялась так, что текли слезы - и непонятно было, от смеха или от всего остального.
- Мам, ты чего? - удивился Ваня.
- Ничего, зайка. Все хорошо.
И в этот момент она поняла: да, хорошо. Непонятно как, непонятно почему - но хорошо.
***
Они встретили полночь втроем. Дети пили яблочный сок из бокалов, как будто это самое настоящее шампанское. Ели оливье и мандарины. Смотрели «Голубой огонек» по телевизору. Ваня засыпал на диване, но упрямо боролся со сном.
В половине первого Марина объявила:
- А теперь у нас по программе конкурсы!
Полина скептически подняла бровь.
- Какие еще конкурсы?
Марина выключила телевизор.
- Сначала - танцы снежинок. Кто замрет первым - получает шоколадку.
Она включила музыку на колонке. Ваня вскочил, сна как не бывало. Полина закатила глаза, но тоже встала.
Они танцевали, кружились, замирали по команде. Марина подыгрывала - специально замирала криво, чтобы Ваня выиграл. Потом был конкурс «Собери мандарин с закрытыми глазами». Потом - хоровод вокруг елки.
В два часа ночи Ваня все-таки уснул, прямо на ковре. Марина укрыла его пледом. Полина сидела рядом, смотрела на гирлянду.
- Мам, - сказала она тихо с улыбкой. - Это был самый классный Новый год.
Марина погладила дочь по голове.
- Правда?
- Правда. - Полина помолчала. - Папа, наверное, расстроился, что пропустил.
Марина сглотнула.
- Наверное.
Она ничего больше не сказала, а Полина не спросила.
Они сидели вдвоем, смотрели, как мигает гирлянда, и молчали. За окном хлопали фейерверки, небо расцветало разноцветными вспышками.
***
Первое января началось со звонка телефона. Марина взяла трубку и увидела: Дмитрий.
Она не ответила.
Он позвонил еще раз, потом написал сообщение: «С Новым годом. Как дети?»
Марина убрала телефон в ящик и пошла готовить завтрак.
Дети проснулись поздно, ели блины с вареньем, смотрели мультики. Марина смотрела на них и думала: я справилась. Мы справились. Без него.
Мысль была одновременно страшной и освобождающей.
***
Зима тянулась долго. Дмитрий иногда звонил, иногда забирал детей на выходные, иногда - забывал о договоренностях. Марина научилась не ждать. Научилась планировать свою жизнь так, будто его не существует.
Весной она нашла другую работу - с зарплатой чуть больше. Сняла квартиру поменьше, зато ближе к школе Полины. Научилась менять лампочки и открывать любые бутылки с первого раза.
Прошел год. Потом еще один. И еще.
Марина не заметила, как именно и в какой момент это произошло. Но однажды она поймала себя на мысли, что перестала думать о Дмитрии. Его лицо как-то размылось в памяти, голос забылся, а обида превратилась в легкое недоумение: как она могла терпеть это так долго?
А через несколько лет произошло кое-что. Полине как раз исполнилось тринадцать лет.
Марина познакомилась с мужчиной , и вышла замуж. Сергей был спокойным и надежным, с золотыми руками. А главное, смотрел на Марину так, будто она - самое удивительное, что случилось в его жизни.
Дмитрий к тому времени окончательно исчез. Сначала приезжал к детям все реже, а потом совсем перестал. Полина один раз увидела его аккаунт в социальной сети - он жил в другом городе, с другой женщиной, у них был ребенок.
- Не скучаешь? - спросила Марина дочку.
Полина пожала плечами.
- По чему скучать? Он же и раньше как будто не с нами жил.
***
Это был декабрь, много лет спустя. Полине - двадцать три, Ване - двадцать. Они сидели за столом у Марины и Сергея, ели оливье, пили шампанское.
- А помнишь, - сказал вдруг Ваня, - тот Новый год, когда ты конкурсы устраивала? С танцами снежинок?
Марина замерла.
- Помню.
- Это был самый классный Новый год в моей жизни, - сказал Ваня серьезно. – Нет, серьезно! Я потом каждый год ждал, что будет так же круто.
Полина кивнула.
- Да, да. Я тоже помню. Ты еще пробку от шампанского, в потолок запустила, - она улыбнулась.
- Ага, и скатерть залила, - добавила Марина.
Они засмеялись, а Сергей слушал, улыбался, подливал всем чай.
- А отец тогда был в командировке? - спросил Ваня.
Марина на секунду замешкалась. Полина посмотрела на нее - понимающе, по-взрослому.
- Да, - сказала Марина. - В командировке.
Ваня кивнул и потянулся за еще одним бутербродом. Ему было все равно.
Марина смотрела на своих детей - взрослых, красивых, счастливых - и думала о той ночи много лет назад. О бутылке шампанского, которую она боялась открыть. О конкурсах, которые придумала на ходу. О слезах, которые вытирала украдкой, пока дети не видели.
Она справилась. Они справились.
Сергей положил руку ей на плечо. За окном шел снег - медленный, пушистый.
Скоро полночь. Надо открывать шампанское.
Марина встала, взяла бутылку, крутанула проволоку. Привычно обернула горлышко полотенцем.
Пробка вылетела с первого раза.
- С Новым годом, - сказала она и улыбнулась. 👇ЧИТАТЬ ЕЩЕ 👇