— Отдашь нам всё, что за двадцать лет задолжала, — спокойно сказала мать, помешивая чай. — Он богатый, с его помощью нас обеспечишь. Ты обязана выйти за Виктора.
Юля застыла с кружкой в руках.
— Я… не люблю его, — выдавила она. — Он хороший, конечно, но я его не люблю.
Отец даже не поднял глаз от телефона:
— Ты не любить его должна, а доить. Он парень щедрый, будет деньги давать тебе, а ты — нам.
Юля нервно усмехнулась:
— А если я не выйду замуж?
Мать откинулась на стуле, посмотрела холодно:
— Если ты такая честная — собирай манатки и иди на волю. Взрослая уже, двадцать два года, не ребёнок.
— А жить где я буду? — у Юли пересохло в горле. — Учёба… у меня сессия, практика… Я не потяну учёбу и работу.
— Это не наша забота, — отрезала мать. — Ты - незапланированный ребёнок, знаешь сколько возможностей мы из-за тебя упустили? Мы могли бы депутатами стать, а в итоге двадцать лет вкладывались в тебя. Пора долги возвращать.
Юля почувствовала, как под ней будто стул поплыл.
«Не могут же они серьёзно меня выгнать, — пронеслось в голове. — Не могут…»
Но родителей она знала. Софья Николаевна умела выкинуть вещи на лестницу и поменять замок за один день, если что‑то было не так.
— Либо свадьба, либо чемодан, — подвёл итог отец. — Выбирай.
* * * * *
Свадьбу сыграли через три месяца. Юля стояла в ЗАГСе в белом платье и чувствовала себя невестой только по документам. На фотографиях потом будет видно: она — как будто в тумане, а её родители сияют так, словно в лотерею выиграли.
Виктор был старше её на двенадцать лет. Спокойный, аккуратный, без понтов. Маленькая фирма, своя машина, двушка в панельке. Не олигарх, но по меркам её семьи — почти Рокфеллер.
— Я постараюсь сделать тебя самой счастливой, — сказал он тихо у ЗАГСа, держа её за руку. — Если что‑то не так — говори, ладно?
Юля кивнула и подумала: «Спасибо, конечно, но я этого не заслуживаю. Прости...».
Через неделю после свадьбы родители явились в гости. Даже без звонка.
— А вот и мы! — радостно заявила мать, вваливаясь в квартиру. — Ну чего, как вы тут? Богато живёте.
Отец прошёлся по коридору, провёл рукой по стене.
— Ого, штукатурка, натяжные потолки… — присвистнул. — Не то что у нас обои времен СССР.
Виктор улыбался:
— Проходите, разувайтесь, сейчас чай организую.
Юля смотрела, как мать с отцом жадно осматривают комнату: телевизор, кухню, холодильник.
Виктор незадолго до этого протянул ей банковскую карту.
— Тебе, — сказал. — На всякие «хочу». Одежда, косметика, курсы какие-нибудь. Не экономь, если что — пополню.
Юля тогда даже растерялась от такого доверия.
Мать опустилась на табурет, вздохнула:
— А мы с отцом от гречки до макарон еде дотягиваем. Пенсии — кот наплакал. Несправедливо как‑то, не так ли?
Отец кивнул:
— Пора делиться, дочка. Мы в тебя вложились, теперь время обратно получать дивиденды.
Юля вспыхнула:
— Мам, пап, вы же знали, на что идёте. Дети — не вклад под проценты!
Мать сощурилась:
— Это ты Виктору так красиво говорить будешь. Мы с отцом по‑простому: ты нам должна. Двадцать лет жили на нас. Двадцать лет никуда толком из-за тебя не ездили, не отдыхали. Могли бы дачу купить, если бы не твоя школа и садик.
Юля сжала карту в кармане.
«Это его деньги, — кольнуло внутри. — Он их заработал. Я не могу просто взять их и отдать!»
Но родители смотрели требовательно, уверенно, как всегда. С детства одно и то же: «Если бы не ты…», «Мы всё ради тебя…», «Отдашь потом…».
— Ладно, — тихо сказала она. — Я переведу вам. Немного.
Немного превратилось в постоянно.
То «надо помочь с коммуналкой», то «зубы лечу, врач дорогой», то «телефон помер, а папе связь нужна». Суммы были не космические, но регулярные. Юлин счёт таял, деньги Виктор подкидывал, не задавая лишних вопросов.
Однажды мать позвонила:
— Папа дачу нашёл. Дёшево, сейчас таких цен нет. Надо брать.
Юля чуть не уронила телефон:
— У меня нет таких денег.
— Конечно, нет, — усмехнулась мать. — Но у Виктора то есть. Вы же семья. Ты ж жена, ты же не просто так замуж выходила. Неужели не выбьешь ради родителей?
«Подкидывал» Виктор, вырезая из себя эти суммы без боли. Юля продавала своё: золотую цепочку, подаренный им ноутбук (солгав, что сломался), пару платьев. В итоге дача была куплена и оформлена на родителей.
«Последний платёж — и всё, — говорила она себе. — И отстанут».
Последний платёж прошёл — и следом за ним пришел другой:
— Там крыша течёт, — вздохнула мать. — Надо подлатать. И забор сменить. А то что за вид… Давай, подключайся.
«Они как дыра без дна», — подумала Юля и в тот момент впервые честно признала это.
Вечером Виктор сел напротив неё за стол.
— Юленька, — сказал он, глядя внимательно. — Можно вопрос? Только честно. Я ругаться не буду.
Она вздрогнула:
— Что?
— Куда уходят деньги? — прямо спросил он. — Я не контролирую, специально. Но… ты ходишь в тех же джинсах, косметика у тебя та же, «лишних» покупок я не вижу. Я не против, просто хочу понимать. Ты играешь? Или в кредиты вписалась?
Юля молчала несколько секунд. Врать было уже очень тяжело.
— Родителям помогаю, — выдохнула она. — У них всё плохо. Денег нет, долги… Мама болеет.
Про болезнь она добавила автоматически — для убедительности. И тут же самой стало мерзко.
Виктор на миг напрягся, потом облегчённо выдохнул:
— Господи, я думал уже, что у тебя казино или микрозаймы. Почему молчала? Я к твоим родителям нормально отношусь, помогать — не проблема.
Юле захотелось провалиться сквозь землю.
Через пару дней мать уже говорила в трубку ласковым голосом:
— Молодец, доча. Про болезнь — это ты хорошо придумала. Постоянный доход теперь будет. Есть в тебе наша "коммерческая жилка"...
Юля на секунду задумалась: «Вот только чья “жилка” — их или моя?» — и впервые почувствовала к родителям… не просто обиду, а чистое отвращение.
Виктор оказался наивным, но не полностью. Он не жадничал, но вскоре перестал просто так давать «наличку на руки».
— Ты скажи, что нужно, — спокойно говорил он. — Лекарства — купим. Ремонт — наймём бригаду. Но чемодан денег я никому не вручаю, даже родным. Так уж я устроен.
* * * * *
Однажды, когда они были у родителей, мать театрально вздохнула:
— Да, ремонт бы у нас не помешал. Обои все отошли, позор. Внучка придёт — стыдно будет.
Виктор кивнул:
— Давайте бригаду подберём. По знакомству, подешевле. Материалы я оплачу.
Отец переменился в лице:
— А наличкой никак? Я сам… мужик всё‑таки, с руками.
— Вы с руками, а я — с чеками, — улыбнулся Виктор. — Я работаю по‑белому, люблю, чтобы всё фиксировалось.
Отец потом шипел Юле в трубку:
— Поговори с мужем, что за жлобство?! Милостыню нам раздаёт, ещё и с отчётом.
Юля вдруг сама себе удивилась:
— Виктор и так очень много сделал. Если вам неприятно, не берите.
В трубке повисла пауза.
— Вот как заговорила, — процедил отец. — Осмелела, да? Думаешь, ты лучше нас стала, раз тебя в люди вытянули? Я Виктору всё расскажу. Как ты на него соглашалась, какие речи толкала. Хочешь остаться без мужа и без квартиры? Уж в этом мы тебе с матерью поможем!
Юля сжала телефон так, что побелели пальцы.
— Ладно, — сдалась она. — Я… попробую поговорить.
Дома она осторожно подсела к мужу.
— Слушай, — начала она. — Можно… тебя попросить? Только не обижайся.
— Уже страшно, — улыбнулся Виктор. — Говори.
— Может, не надо так много им давать? — выдохнула она. — Ты им делаешь ремонт, лекарства, дачу… А я… — она запнулась. — А я выгляжу пропащей и меркантильной. Все думают: вышла за кошелёк.
Виктор пожал плечами:
— Мне всё равно, что думают люди. Я знаю, что ты не такая. Ты даже на кольце обручальном сэкономила, помнишь? «Зачем бриллианты, если я всё равно в перчатках работаю».
Той ночью она почти не спала. К утру в голове родилась мысль: «Пора прикрывать эту лавочку».
* * * * *
— Больше денег не дам, — ровно сказала она родителям при следующей встрече. — Всё. Достаточно.
Мать подняла брови:
— Слышал, Рома? Воспитали неблагодарную.
— Я не просила меня рожать, — Юля сама удивилась, как твёрдо звучит её голос. — Это было ваше решение. Повторяю, растить ребёнка — не вклад с процентами. Я свою часть уже отработала.
Мать презрительно фыркнула:
— Ой, слышали. Психологии начиталась? Нам твоя философия не нужна, нам деньги нужны. Ты нам должна!
Юля стиснула зубы, чтобы не сорваться в крик.
— Нет. Я вам ничего не должна, — сказала она и встала. — Это вы всё время на мне зарабатывали. Хватит!
Она вышла, что бы не разреветься у них на глазах.
Мир продержался недолго.
Однажды, вернувшись с работы раньше, Юля застала на кухне мать и Виктора. Мать сидела заплаканная, с платком, Виктор наливал ей чай.
— Что случилось? — напряглась Юля.
Мать вскочила:
— Ой, доченька… Я не хотела тебя тревожить. У меня… рак подозревают. Лечат, конечно, но всё платно, а пенсии… — она всхлипнула. — Я к Виктору зашла, думала, в долг взять, потом вернём.
Юля побледнела.
Виктор положил ей руку на плечо:
— Юль, почему ты молчала? Твоя мама болеет, а я узнаю от неё. Естественно, я помогу.
Мать уже вечером, по телефону, говорила обычным голосом:
— Ты что думала, мы останемся без куска хлеба? Раз ты такая умная, пришлось самой идти. Хорошо, что зять не урюк бесчувственный, как ты. Нашёл нам клинику.
— А когда Виктор спросит, какие анализы, какие выписки, ты что покажешь? — Юля сжала трубку.
— Это уже мои проблемы, — отрезала мать. — Не лезь. Ты уже своё «фи» высказала, иди теперь семейной жизнью наслаждайся.
Пошли: «дополнительные исследования», «реабилитация», потом — «санаторий по онкологии, очень нужно для восстановления». Суммы были крупнее прежних. Виктор вкладывал в здоровье тёщи, не торгуясь. Юле было физически плохо от каждой такой оплаты.
Она несколько раз начинала:
— Виктор, перестань. Там… всё не так страшно. Не надо.
Он смотрел удивлённо:
— Как это «не страшно»? Здоровье — самое важное! Или ты считаешь, что твоя мама недостойна нормального лечения?
«Считаю, что она недостойна твоих денег, — хотела сказать Юля. — И что никакого рака там нет». Но язык всё не поворачивался.
На какое‑то время атаки родителей притихли. Юля даже почти поверила, что они насытились. Жизнь с Виктором стала… настоящей. Не как договор, а как брак: общие ужины, его рассказы про фирму, про клиентов. Они смеялись, ругались из‑за ерунды, мирились.
Юля поймала себя на мысли, что ждёт его вечерами не как «кошелёк», а как человека. Ей нравилось, как он слушает, как интересуется её пустяками. Как однажды остановил машину, увидев, что на остановке сидит дрожащая бабушка без шапки, и потратил час, чтобы вызвать «скорую» и дождаться с ней врача.
«Он хороший, — признала она себе. — Слишком хороший для всего этого безобразия».
Вечером, вернувшись с работы, она увидела мужа мрачным.
— Что случилось? — осторожно спросила.
Он замялся:
— Звонил твой отец. Попал в неприятность. Говорит, случайно наехал на человека во дворе, тот жив, но требует отступные, иначе в суд пойдёт. Просит помочь "замять" дело. Не хочу, чтобы моё имя где‑то всплыло в связи с ДТП родственника. Думаю: проще заплатить. Как считаешь?
У Юли похолодели пальцы.
— Как… зовут этого человека? — спросила она.
Виктор назвал фамилию. Юля дернулась: отец как‑то упоминал такого «знакомого с дачи».
— Не давай, — произнесла она, сама удивляясь своему голосу. — Это дружок отца. Никакого ДТП не было. Они тебя просто доить хотят подольше. Как корову.
Виктор посмотрел долгим, пристальным взглядом:
— На каком основании ты так говоришь?
Юля глубоко вдохнула.
— Потому что… — начала она. — Потому что вся эта история — с самого начала ради денег. Не только про это ДТП. Но и про наш с тобой брак тоже.
Он медленно сел.
— Поясни, — тихо сказал.
И она рассказала. Про «незапланированного ребёнка», про «ты нам должна», про «или замуж, или на улицу». Про дачу, «болезнь», липовые лекарства. Про свой стыд и вторую жизнь, которую начала рядом с ним.
Слова вылетали быстро. Виктор внимательно слушал. На последнем предложении он встал, прошёлся по комнате, налил себе виски.
— Значит, — медленно проговорил он, — ты изначально выходила за меня не потому, что… — он криво усмехнулся. — Почему ты сейчас всё это говоришь? Могла бы дальше молчать.
Юля уставилась в пол.
— Потому что сейчас уже не могу, — тихо ответила. — Потому что… полюбила тебя. Не за деньги, а вот за всё это добро, которое ты делаешь. За то, что не проходишь мимо. За то, как со мной разговариваешь. За то, какой ты… есть. И ты не заслуживаешь, чтобы тебя дальше имели. Я понимаю, что после этого ты, скорее всего, выставишь меня за дверь. Я уйду без скандала. Обещаю.
Она встала, машинально пошла в спальню собирать вещи. В голове звенело.
На пороге комнаты её остановил голос Виктора:
— Интересно, — сказал он. — Обирали меня втроём, а расплачиваться собираешься ты одна?
Юля обернулась:
— Что ты имеешь в виду?
Он подошёл ближе. Взгляд был уже не мягкий, а жёсткий и деловой.
— То, что я тоже хочу справедливости, — произнёс он. — Вопрос: ты со мной или с ними?
Она замерла.
— С тобой, — без пафоса ответила Юля. — Если… ты меня после всего этого вообще еще видишь рядом собой.
Виктор кивнул.
— Тогда слушай план.
Через пару дней он заехал к её отцу.
— Роман Иванович, — начал он, — вы мне как родной. И я подумал: хватит вам мелочь подкидывать, надо мыслить по‑крупному. Есть одно деловое предложение.
Отец насторожился, но любопытство взяло своё.
— Какое ещё?
— У меня есть дочерняя фирма, — пояснил Виктор. — На ней часть контрактов, не особо крупных, но прибыль идёт стабильная. Мне нужен номинальный владелец. По документам. Так сказать "правая рука". Работа не пыльная: раз в неделю подписи поставить. А прибыль… будем делить. Вам как, интересно?
Глаза отца загорелись.
— А жена твоя? — подозрительно спросил он. — Чего ты её не поставишь?
Виктор презрительно махнул рукой:
— Женщина и бизнес — вы же сами знаете. «Баба на корабле — к беде». Юлька у меня душевная, но… — он покрутил пальцем у виска. — С цифрами не дружит. Деловой хватки нет. А вы — мужик, голова на плечах.
Роман Иванович самодовольно выпрямился.
— Вот это разговор. Бумаги показать можешь?
Бумаги были. Настоящие. Фирма тоже была — только с очень специфическими условиями.
Подписал он всё быстро. Красивая печать, статус «директора», «владельца» - это вам не "хухер мухер". Через месяц на счёт капнули первые деньги — ощутимая сумма. Потом ещё и ещё... Родители Юли ходили, как павлины.
— Смотри‑ка, — хохотал отец. — Глупая у нас дочь, а мужа себе нормального отхватила. Умный мужик, оценил, кто тут настоящий глава семьи!
Мать довольно поддакивала.
Юля слушала спокойно.
— Виктор говорил, проект большой на эту фирму перекидывает, — вскользь заметила она. — Если всё выгорит, ты, пап, за год свои «двадцать лет вложений» отобьёшь.
— Так я что, зря тебя растил? — довольно хмыкнул он.
В её глазах мелькнуло что‑то новое. Холодное.
— Это да.., — кивнула она.
Через полгода к отцу влетел бледный бухгалтер.
— Роман Иванович, — заикаясь, начал он. — Там… по срокам поставок… Мы не успели закрыть два контракта. Не по нашей вине, но заказчик… шлёт претензии. Штрафные санкции… огромные.
— Какие ещё санкции? — заорал отец. — Вы что, совсем? Вы же за всё отвечаете!
— Формально вы, — выдал бухгалтер. — Все контракты на вас. Везде ваша подпись. Мы вас предупреждали, что сроки горят, вы сами сказали «потом разберёмся» и ушли.
Через пару дней отец стоял в квартире у Юли и Виктора. Бледный и злой.
— Это подстава! — орал он. — Это твои юристы всё провернули, я не верю, что ты не знал!
Виктор смотрел спокойно.
— Контракты подписывали вы, Роман Иванович, — сказал он. — Я вам предлагал читать. Вы сами говорили: «Да ладно, бумаги — не моя тема».
— Это твоя фирма! — не унимался тот. — Ты обязан отвечать!
— По документам — ваша, — напомнил Виктор. — Если очень хотите, можем встретиться в суде. У меня хорошие юристы, тут вы правы. Но тогда придётся вытаскивать наружу все эти «болезни», дачи, липовые санатории. Уверены, что вам это надо?
Отец обернулся к Юле:
— Ты что, молчать будешь? Твой муж меня кинул!
Юля впервые за долгое время посмотрела на отца без страха.
— Вы сами себя кинули, — спокойно сказала она. — Годы считали свои долги, придуманные. Решили, что вам все вокруг должны. Вот и пришло время настоящие счёта оплачивать.
— Я тебя растил! — завёлся он.
— Настоящие отцы растят, потому что любят, — ответила Юля. — А вы… просто вкладывали и ждали процентов. Теперь ваш вклад обнулился.
Отец схватился за сердце, сполз на стул.
— Убила… родного отца… — простонал он.
Виктор усмехнулся:
— Не перегибайте. Жить будете. Но, как говорится, за всё в этой жизни надо платить. Вы с Софьей Николаевной много лет ставили дочь на счётчик. С процентами. Теперь пришла обратка.
— Мы… подадим в суд, — прохрипел отец.
— Подайте, — пожал плечами Виктор. — Там всё и расскажем. Про «непланового ребёнка», про шантаж, про липовые болезни. Очень интересная будет история.
Отец вскочил:
— Ты ещё пожалеешь, — бросился и хлопнул дверью.
Когда он ушёл, Юля молча села на диван. В груди было пусто и тяжело.
— Я… ужасный человек, да? — тихо спросила она. — Помогала тебе… их добить.
Виктор сел напротив, долго молчал.
— Если честно, — сказал потом, — первый порыв был — выставить тебя из квартиры, когда ты рассказала про начало. Но… я увидел, как ты это говоришь. Не как отмазку, а как приговор себе. И понял: ты уже не их послушная дочь.
Он вздохнул.
— Мне не жалко денег, которые ушли. Честно. Мне было жалко, что меня сделали дураком. А дураком я быть не люблю. Сейчас, как ни странно, мне легче.
Юля смотрела на него, не веря.
— Ты… не выгонишь меня? — прошептала она.
— А ты меня любишь? — спросил он в ответ. Без улыбки, серьёзно.
Она не задумывалась:
— Всей душой.
Он на секунду прикрыл глаза.
— Тогда давай жить дальше, — сказал. — С одним условием: больше никаких секретов. И никаких дорогих подарков твоим… биологическим родственникам. Только лекарства по реальным назначениям, если когда‑нибудь будут. Иначе — нет.
Юля криво усмехнулась:
— Договорились. И… мне тоже не надо дорогих подарков. Хочу, чтобы ты знал: я с тобой не ради денег.
Виктор пожал плечами:
— Посмотрим, что будет дальше. Любовь любовью, а осадок всё равно остался.
Юля это понимала. Осадок остался и у неё: за себя двадцатилетнюю, за все те переводы, за ложь. За родителей, которым она так и не стала дочерью, а оказалась всего лишь удобной статьёй дохода.
Если хотите продолжения подобных историй, поддержите этот текст реакцией — для меня это сигнал продолжать!
Читайте дальше...