Найти в Дзене
Рассказы от Ромыча

— Скажи прямо, я тебе все еще нужна? — спросила жена. Тишина сказала больше

— Скажи прямо, я тебе все еще нужна? — спросила Марина, и ее голос, обычно ровный, предательски сорвался на последнем слоге. Тишина в гостиной стала такой плотной, что ее, казалось, можно было резать ножом. Игорь даже не поднял головы от экрана своего планшета. Свет от гаджета падал на его волевое лицо, превращая его в гипсовую маску — красивую, дорогую и абсолютно мертвую. Прошла минута. Вторая. Слышно было только, как на кухне мерно капает кран, который Игорь обещал починить еще в прошлом месяце. Марина стояла в проеме двери, сжимая пальцами косяк так, что побелели костяшки. На ней было то самое шелковое платье цвета спелой вишни — он когда-то говорил, что она в нем похожа на грех, от которого невозможно отказаться. Сегодня она была похожа на тень, которую просто не замечают. — Игорь? Ты меня слышишь? Он наконец отложил планшет. Медленно, с какой-то издевательской неспешностью, поднялся с кресла. Посмотрел на нее так, словно перед ним была не жена, с которой прожито восемь лет, а дос

— Скажи прямо, я тебе все еще нужна? — спросила Марина, и ее голос, обычно ровный, предательски сорвался на последнем слоге.

Тишина в гостиной стала такой плотной, что ее, казалось, можно было резать ножом. Игорь даже не поднял головы от экрана своего планшета. Свет от гаджета падал на его волевое лицо, превращая его в гипсовую маску — красивую, дорогую и абсолютно мертвую. Прошла минута. Вторая. Слышно было только, как на кухне мерно капает кран, который Игорь обещал починить еще в прошлом месяце.

Марина стояла в проеме двери, сжимая пальцами косяк так, что побелели костяшки. На ней было то самое шелковое платье цвета спелой вишни — он когда-то говорил, что она в нем похожа на грех, от которого невозможно отказаться. Сегодня она была похожа на тень, которую просто не замечают.

— Игорь? Ты меня слышишь?

Он наконец отложил планшет. Медленно, с какой-то издевательской неспешностью, поднялся с кресла. Посмотрел на нее так, словно перед ним была не жена, с которой прожито восемь лет, а досадная помеха в расписании.

— Нужна ли ты мне, Мариша? — он усмехнулся, и эта усмешка была холоднее льда в его вечернем виски. — Знаешь, я долго думал, как ответить на этот вопрос. По-честному или так, как ты привыкла слышать на своих сеансах у этого шарлатана-психолога?

Марина вздрогнула. Откуда он...

— Да-да, — Игорь подошел к комоду и вытащил из ящика маленький черный приборчик, похожий на флешку. — Ты же у нас «ищешь себя», «прорабатываешь травмы». А я вот решил послушать, как ты меня за глаза грязью поливаешь.

Он нажал кнопку. Из динамика раздался голос Марины — хриплый, заплаканный. Она говорила психологу о том, как ей одиноко, как она боится его холода, как чувствует, что медленно умирает в этом золотом аквариуме.

— Игорь, это... это личное! Как ты мог?! Это же подло! — выдохнула она, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

— Подло? — он сделал шаг к ней, и она невольно отшатнулась. — Подло — это выставлять меня монстром перед посторонними людьми, когда ты живешь на всем готовом. Я записывал тебя полгода, дорогая. Каждое слово. Каждую твою истерику. Знаешь, для чего?

Марина молчала, глотая слезы. В голове пульсировала только одна мысль: человек, которому она доверяла спину, все это время держал там заточенный клинок.

— Мой юрист сказал, что этих записей в сочетании с твоими визитами к психиатру — а я позаботился, чтобы твой «психолог» по документам проходил именно так — вполне хватит, чтобы признать тебя эмоционально нестабильной. А это значит, что дарственную на фирму, которую твой отец оформил на тебя перед смертью, мы аннулируем. Ты же не можешь управлять активами в таком состоянии, верно? Тебе лечиться надо, милая. В тишине. В покое. Без права голоса.

Он произнес это так обыденно, будто обсуждал покупку новых шин. В этот момент Марина поняла: перед ней не муж. Перед ней хищник, который долго выслеживал добычу и теперь готовится нанести последний удар.

— Ты... ты все это спланировал? Специально доводил меня до этих состояний, чтобы потом записать? — она почувствовала, как внутри что-то лопнуло. Тихий такой звук, будто струна оборвалась.

— Я просто страховал свои интересы, — Игорь равнодушно пожал плечами. — Так что давай без драм. Завтра соберешь вещи. Машину оставишь, она на компанию оформлена. Квартира — моя до брака. Ты свободна, Мариша. Иди, «ищи себя» где-нибудь в другом месте. Без гроша в кармане, зато с глубоким внутренним миром.

Он развернулся, чтобы уйти в спальню, явно считая разговор оконченным. Он был уверен в своей победе. Он всегда побеждал.

Но Марина вдруг перестала плакать. Она медленно выпрямилась. Красный шелк платья блеснул в свете люстры, как знамя.

— Игорь, — позвала она тихо.

Он обернулся, раздраженно вскинув бровь.

— Ты ведь думаешь, что ты самый умный? Что только ты один умеешь нажимать на кнопки?

Она подошла к своей сумочке, лежащей на столике у входа. Пальцы нырнули внутрь и выудили тонкую папку с синим логотипом одного очень известного детективного агентства.

— Полгода, говоришь? — Марина горько усмехнулась. — А я сомневаться в тебе начала чуть раньше. Помнишь свою «командировку» в Питер в сентябре? Или ту «ночную проверку объекта» в прошлый четверг?

Лицо Игоря на мгновение дрогнуло. Совсем чуть-чуть.

— В этой папке не только твои счета из отелей, — продолжала Марина, делая шаг вперед. — Там фотографии. Имена. И, что самое интересное для твоих бизнес-партнеров и налоговой — номера счетов, на которые ты выводил откаты, думая, что я слишком занята своими «травмами», чтобы заметить дыры в семейном бюджете. Ты хотел войны, Игорь? Ты ее получил. И поверь, мой «психоз» — это цветочки по сравнению с тем, что тебе устроит прокуратура.

Игорь застыл. Воздух в комнате зазвенел от напряжения.

***

Игорь стоял неподвижно, и Марина на секунду поверила, что победила. Что его самоуверенность дала трещину. Но он вдруг запрокинул голову и расхохотался — громко, лающе, пугая тишину пустой квартиры.

— Папка? Детективы? Ой, Мариша, ну какая же ты все-таки наивная...

Он подошел к кухонному столу, налил себе воды и, не оборачиваясь, бросил:

— Ты правда думала, что я позволю какой-то мелкой конторе копать под меня в моем же городе? Все твои «отчеты» проходили через мои руки раньше, чем попадали в твою сумочку. Думаешь, почему там только отели и счета? Да потому что я сам это туда вписал. Чтобы ты чувствовала себя охотницей, пока я расставлял капканы.

Марина почувствовала, как внутри все заледенело. Папка в руках вдруг стала невыносимо тяжелой.

— Но это еще не финал, дорогая, — Игорь повернулся, и в его глазах блеснуло что-то по-настоящему злое. — Знаешь, кто помог мне подправить эти документы? Кто подтвердил, что ты в последнее время «сама не своя» и бредишь какими-то заговорами?

Он достал телефон, набрал номер и включил громкую связь. Гудки тянулись бесконечно долго, а потом раздался знакомый, до боли родной голос с легкой одышкой.

— Алло, Игореша? Ну что там? Она успокоилась?

Марина задохнулась. Это была мама.

— Мам? — прошептала Марина, подходя ближе к телефону. — Мам, это я. О чем он говорит? О каких документах?

На том конце провода повисла тяжелая, постыдная пауза. Марина почти видела, как мама поджимает губы и поправляет платок на плечах — ее привычный жест, когда она собирается сказать что-то неприятное «во благо».

— Мариночка... — голос матери дрожал, но в нем слышалась стальная нотка фальшивого сострадания. — Дочка, ты пойми, так будет лучше. Ты же совсем извелась. Тебе лечиться надо, отдохнуть. Игорь такой человек... он же все для нас делает. Мою операцию в Германии, клинику эту дорогую — ты же знаешь, у нас таких денег отродясь не было.

— Мама, он меня уничтожает! — закричала Марина, срываясь на хрип. — Он хочет забрать фирму отца! Он хочет выкинуть меня на улицу! Какая клиника? О чем ты?!

— Не кричи на мать, — отрезал Игорь, отключая связь. — Лидия Петровна — разумная женщина. Она понимает, что без моей поддержки ее счета за лечение станут просто бумажками. Она подписала все нужные бумаги. Подтвердила твою... хрупкую психику. Родная мать против дочери в суде — как думаешь, кому поверит судья?

Марина смотрела на мужа и не узнавала его. Человек, с которым она засыпала в одной постели, превратился в монстра. Но мама... та, что целовала ее разбитые коленки в детстве. Продать дочь за курс химиотерапии и комфортную палату?

— Ты купил ее, — тихо сказала Марина. — Ты купил мою мать.

— Я обеспечил ей старость, которую ты дать не смогла бы, — Игорь равнодушно пожал плечами. — Твой отец оставил фирму тебе, но ты же только и умела, что картинки в офисе перевешивать. Я поднял этот бизнес с колен. Он мой по праву. А теперь — вон. Вещи я уже велел горничной собрать. Они внизу, у консьержа. В чемоданах, которые я тебе дарил.

Он подошел вплотную, обдав ее запахом дорогого парфюма и выжженной пустоты.

— И не вздумай звонить матери. Она улетает завтра утром. Билет в один конец, в очень хорошую клинику. Я позаботился, чтобы связи у нее не было — врачи рекомендуют полный покой.

Марина стояла посреди огромной, залитой светом гостиной в своем ярко-красном платье, и ей казалось, что это платье — не одежда, а открытая рана. Она потеряла все. Мужа, дом, дело отца. И даже мать, которая теперь была лишь деталью в чудовищном плане Игоря.

Она вышла из квартиры, не взяв даже сумочку. Лифт ехал вниз бесконечно долго. Зеркальные стены отражали женщину с размазанной тушью и пылающими глазами.

У подъезда действительно стояли два чемодана. Шел мелкий, противный дождь, превращая красный шелк в темные пятна. Марина присела на чемодан, обхватив себя руками. Идти было некуда. Подруги? Игорь давно отвадил их всех. Деньги? Карты наверняка заблокированы.

В этот момент к бордюру медленно подкатил старый, побитый жизнью внедорожник. Стекло опустилось, и Марина увидела Олега — бывшего партнера ее отца, которого Игорь со скандалом уволил три года назад, обвинив в воровстве.

— Садись, — коротко бросил он. — Я видел, как выходила твоя мать из нотариальной конторы. Понял, что этот стервятник все-таки решился на финал.

— Олег? Но вы же... вы же меня ненавидите. Из-за Игоря.

— Я твоего отца любил, — Олег сплюнул в окно. — А Игорь — гниль. И если ты сейчас не сядешь в машину, эта гниль сожрет и тебя, и память о твоем отце. У меня есть кое-что, о чем твой муж забыл. Или чего он просто не мог знать, потому что слишком занят своим величием.

Марина посмотрела на окна своей бывшей квартиры. Там горел уютный свет. Там ее муж праздновал победу. А здесь, под холодным дождем, решалась ее судьба.

— У нас есть шанс? — спросила она, садясь на переднее сиденье.

— У нас есть не просто шанс, Марина. У нас есть динамит.

Олег вел машину уверенно, поглядывая на Марину в зеркало заднего вида. Он говорил о справедливости, о памяти ее отца, о том, что Игорь — выскочка, которого пора поставить на место. В его бардачке лежали бумаги, способные похоронить карьеру мужа, а в голосе сквозила жажда реванша.

— Мы его раздавим, Маринка, — шептал он, сжимая руль. — Ты вернешь фирму мне, я наведу там порядок, а тебе выпишем содержание. Будешь жить как королева, только не лезь в дела, как и раньше.

Марина слушала его и чувствовала, как внутри разливается странная, ледяная пустота. Она смотрела на свои руки в красных пятнах от мокрого шелка. Один мужчина хотел ее уничтожить, другой — использовать как ключ к запертому сейфу. А мать... мать просто продала ее, как старую мебель.

В этот момент Марина поняла: если она пойдет за Олегом, она просто сменит одну клетку на другую. Золотую на железную.

— Останови здесь, — тихо сказала она.

— Что? Мы еще не доехали до офиса, там сейф, там...

— Останови машину, Олег. Сейчас же.

Как только старый внедорожник замер у обочины, Марина перегнулась через сиденье и резко выдернула ту самую папку из бардачка. Олег не успел среагировать — он не ждал нападения от «сломленной» женщины.

— Ты чего творишь, девка?! — рявкнул он, хватая ее за локоть.

Марина ударила его наотмашь свободной рукой — не слабой ладонью, а тяжелой папкой по лицу. Пока он ошарашенно протирал глаза, она выскочила из машины под холодный дождь.

— Ты ничем не лучше него! — крикнула она в приоткрытое окно. — Вы оба считаете, что я — пустое место. Так смотрите, как это «место» исчезает.

Она нырнула в темный переулок, зная этот район как свои пять пальцев. Олег что-то кричал вслед, но преследовать не решился — слишком много свидетелей, слишком много риска.

Прошел год.

Приморский городок за три тысячи километров от столицы жил своей неспешной жизнью. Здесь не было пафосных ресторанов и дорогих машин, зато пахло солью и свободой. На окраине, в небольшом здании из белого камня, открылся офис консалтинговой компании «Руби».

Хозяйка фирмы, молодая женщина, которую все звали просто Марина Алексеевна, никогда не улыбалась. Она всегда носила закрытые платья, а на ее столе стояло фото мужчины с добрыми глазами — ее отца.

Она сидела в кабинете, просматривая отчеты. Игорь? Игорь был разорен. Те документы, что Марина забрала у Олега, она отправила в налоговую анонимно. Олег? Он проходил свидетелем по делу о мошенничестве и лишился всего имущества, пытаясь откупиться. Они сожрали друг друга, как пауки в банке, стоило ей только подбросить приманку.

В дверь тихо постучали. Вошла пожилая женщина в сером халате, с низко повязанным платком. Она несла поднос с чаем.

— Твой чай, Мариночка... — негромко сказала она, не поднимая глаз.

Марина даже не взглянула на мать. Лидия Петровна не улетела в Германию — Игорь аннулировал билет, как только понял, что Марина сбежала с компроматом. Оставшись без копейки и с прогрессирующей болезнью, мать приползла к дочери, которую нашла через полгода.

Марина приняла ее. Оплатила лечение. Сняла ей маленькую комнатку в пристройке.

— Поставь на стол и иди проверь, все ли готово к завтрашней конференции, — холодно ответила Марина, листая бумаги.

— Мариша, может, посидим вечером? — в голосе матери послышалась жалкая надежда. — Я пирог испекла, как ты в детстве любила...

Марина медленно подняла голову. Ее взгляд был таким тяжелым, что Лидия Петровна невольно отступила назад.

— Пирог? — Марина усмехнулась одними губами. — Ты забыла, мама? У меня «хрупкая психика». Мне нельзя сладкое. И «сидеть» нам не о чем. Ты получила свою жизнь и свои таблетки. Я получила свою тишину. Иди.

Мать покорно кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь. Она была здесь на правах тени. На правах прислуги, которой позволяют доживать свой век из милости, но никогда — никогда больше — не подпустят к сердцу.

Марина подошла к окну. Ветер с моря трепал красную занавеску. Она вспомнила то платье — оно давно сгорело в камине ее нового дома. Но этот цвет теперь всегда был с ней. Цвет крови, цвет боли и цвет ее новой, беспощадной силы.

Она больше не была нужна Игорю. Она не была нужна матери. Она больше не была нужна никому, кроме самой себя.

И тишина, которая когда-то пугала ее в московской квартире, теперь стала ее самой верной союзницей.