— Слышала, что у Марины-то творится? Говорят, принц на белом мерседесе приехал?
— Какой там принц... Всё куда интереснее. Помнишь её мужа, Витьку-сварщика? Того, что вечно бурчал про экономию?
— Ну?
— Так вот, он её перед Новым годом выгнал. Сказал, что она дармоедка и праздник её — дурь. А теперь, говорят, он под её дверью ночует, только её там уже нет.
— Да ты что! А что случилось-то?
— Чудо, подруга. Настоящее новогоднее чудо, в которое только Маринка и верила.
Часть 1. Ледяная крепость панельного дома
Ветер за окном выл, словно голодный волк, царапая когтями стеклопакеты, но внутри квартиры было ещё холоднее. Этот холод исходил не от батарей, которые едва теплились, а от человека, сидевшего в кресле. Виктор, грузный, с мозолистыми руками, въевшейся в поры копотью и взглядом, не обещающим ничего хорошего, методично складывал свои вещи в спортивную сумку. Точнее, он перекладывал вещи Марины в мусорные мешки.
— Ты, Марин, не обижайся, — его голос звучал как скрежет. — Но мне этот цирк надоел. Ёлки, гирлянды, подарки... Детский сад, штаны на лямках. Ты взрослая баба, а всё в сказки веришь.
Марина стояла у дверного косяка, сжимая в руках стопку тетрадей. Её лицо оставалось пугающе спокойным. Она — преподаватель истории искусств, человек тонкой душевной организации, как любили говорить её коллеги, сейчас смотрела на мужа и видела не спутника жизни, а чужого, грубого варвара, вторгшегося в её храм.
— Виктор, до Нового года три дня. Ты выгоняешь меня сейчас? — тихо спросила она.
— А чего тянуть? — он хмыкнул, швырнув в большой чёрный пакет её любимый шерстяной плед. — Квартира, сама знаешь, моей бабке принадлежала, я её приватизировал до свадьбы. Так что по закону ты тут — никто. Я тебе, так и быть, разрешаю пожить в дедовском доме в Снегирях. Ключи на тумбочке.
Снегири. Заброшенный дачный посёлок в сорока километрах от города. Дом, который не видел ремонта с эпохи застоя.
— Ты забираешь все накопления? — Марина кивнула на открытый сейф.
— Я их заработал! — прорычал Виктор, багровея. — Я горбатился с горелкой, дышал газом, пока ты своим студентам картинки показывала! «Преподаватель»... Толку от твоей работы — шиш. Копейки приносишь, а на свои книги да свечи тратишь тысячи. Хватит. Я хочу начать год с чистого листа. Без балласта.
Он подошёл к старому, пыльному шкафу в углу, где хранился всякий хлам, который рука не поднималась выкинуть. С грохотом распахнул дверцу, выудив оттуда тяжёлую, грязную коробку, перевязанную бечёвкой.
— На вот, забирай свои «сокровища»! — он с силой швырнул коробку к её ногам. Тяжёлый предмет ударился о ламинат с глухим стуком. — Прабабкино барахло. Ты же любишь всякое старьё? Вот и вали с ним. Это тебе мой прощальный подарок. Вместо денег.
Марина посмотрела на коробку. Это был ящик, который Виктор привёз из гаража своего деда лет пять назад и запрещал трогать, называя «железяками на чёрный день», но так и не удосужился сдать в металлолом.
— Спасибо, Витя, — произнесла она вдруг твёрдо, без дрожи в голосе. — За щедрость твою спасибо. И за урок.
Виктор ожидал слёз. Ожидал мольбы, истерики, криков «На кого ты меня оставил!». Но Марина лишь поправила очки, нагнулась, с удивительной для её хрупкой фигуры силой подхватила тяжеленную коробку и свой чемодан.
— Я уйду. Прямо сейчас. Но запомни, Виктор: то, что ты считаешь мусором, иногда стоит дороже, чем вся твоя жизнь. А то, что ты считаешь силой, — лишь проявление слабости.
— Философию свою студентам читай! — гаркнул он ей в спину, захлопывая дверь.
Часть 2. Цех металлических конструкций
Искры сыпались дождём, озаряя полутёмное пространство цеха всполохами синего и оранжевого. Запах озона и расплавленного металла витал в воздухе плотным туманом. Виктор поднял защитную маску, вытирая пот со лба грязным рукавом робы.
— Ну ты, Витёк, и зверь, — покачал головой его напарник, молодой парень по имени Артём. — Перед праздником жену выставить... Не по-людски это. Она ж у тебя интеллигентная, куда она пойдёт?
Виктор сплюнул на бетонный пол.
— Интеллигентная? Бесполезная она, Тёма. Паразит на теле пролетариата. Я, может, ей услугу оказал. Пусть жизни понюхает, а то витает в облаках: «Ренессанс», «Барокко», тьфу! Я ей, дуре, полгода на шубу копил, а она просит книги подарочные. Ну не идиотка?
Виктор чувствовал себя победителем. Он освободился. Сбросил ярмо. Теперь вся его зарплата будет оставаться у него. Квартира свободна. Можно музыку слушать громко, пиво пить прямо в зале, и никто не будет смотреть на него этим укоризненным взглядом побитой собаки.
— А деньги общие? — спросил Артём, прикуривая сигарету.
— Какие общие? Я зарабатывал — значит мои. Она там свои копейки на проезд тратила да на еду. Я всё забрал. Машину себе оставил, квартиру. Ей отдал ключи от дачи гнилой. Пусть там со своими книжками греется.
— Жестоко, — протянул Артём. — Смотри, Витя, земля круглая. Бабы, они такие... Живучие.
— Да что она мне сделает? — расхохотался Виктор, и смех его эхом отразился от железных балок. — Она даже гвоздь забить не может. Я ей сунул коробку с дедовым хламом, говорю — подарок. Она и рада. Там весу килограмм пять, цветмет грязный, может, сдаст — на батон хватит.
Он чувствовал себя хозяином судьбы. Ему казалось, что он проявил мужской характер, поставил точку. Он не понимал одного: унижая другого, ты не возвышаешься, а лишь роешь яму самому себе. И яма эта была уже вырыта, оставалось только сделать шаг.
Часть 3. Учебный корпус гуманитарного колледжа
В аудитории Марина сидела за кафедрой, глядя в окно, где разыгралась метель. Студенты уже разошлись, сдав зачёты. В пустом коридоре эхом отдавались шаги уборщицы.
Ей было страшно. Невероятно страшно. В кармане — две тысячи рублей, в сумке — смена белья и зубная щётка. В багажник такси, она бросила ту самую грязную коробку. Почему она её забрала? Может быть, из гордости. Может, потому что Виктор так держался за этот «хлам», надеясь когда-нибудь сдать его, что лишить его даже этой малости казалось справедливым возмездием.
К кафедре подошла её коллега, Елена.
— Марин, ты чего такая бледная? С Витей опять?
— Нет Вити больше, Лен. Всё. Кончился.
— Как кончился? — Елена округлила глаза. — Умер?
— Хуже. Обнулился как человек. Выгнал меня. В Снегири поеду.
Елена всплеснула руками:
— Ты с ума сошла! В Снегири? Там же волки воют и печка дымит! Поехали ко мне!
— Нет, Лена. — Марина встала, расправляя плечи. — Я не буду жертвой. Не буду плакаться на кухне. Мне нужно побыть одной. Я встречу этот Новый год так, как хочу я. Пусть в хибаре, но без его кислой мины. Я верю, Лен, что этот год принесёт мне удачу.
— Ты неисправимая оптимистка, — вздохнула подруга. — Но если что — звони. А это что у тебя? — она кивнула на тяжёлый свёрток, который Марина поставила на стол.
— «Подарок» мужа. Сказал, наследство. Тяжёлое, зараза.
Марина развернула край промасленной тряпки. Внутри лежало что-то тёмное, покрытое вековым слоем грязи, копоти и, кажется, даже мазута. Это был массивный металлический предмет странной формы. Виктор использовал его в гараже как подставку под домкрат, а потом как гнёт для квашения капусты, но капуста в доме не прижилась.
Марина, прищурившись, провела пальцем по грани предмета. Её профессиональный взгляд зацепился за одну деталь. Едва заметный изгиб, нехарактерный для грубой штамповки.
— Знаешь, Лена, — медленно произнесла она. — Дай мне, пожалуйста, твой набор для чистки серебра. Тот, с пастой ГОИ и салфетками. И растворитель.
— Зачем? Ты это чистить собралась?
— У меня предчувствие.
Марина не стала плакать. Она решила действовать. Страх отступил перед любопытством исследователя. Виктор думал, что унизил её, бросив ей «мусор». Но он забыл, что она — историк. Она умеет видеть сквозь время и грязь.
Часть 4. Занесённый снегом сруб
Дом в Снегирях встретил её ледяным дыханием и запахом застоявшейся пыли. Электричество, к счастью, не отключили. Марина, кутаясь в пуховик, первым делом растопила печь. Дрова, сложенные в сенях, отсырели, но всё же занялись, наполняя комнату живым теплом.
31 декабря. Вечер. За окном бушевала вьюга, отрезая её от всего мира. У неё была бутылка шампанского, банка шпрот, мандарины и тайна, лежащая на столе под светом тусклой лампочки.
Марина потратила четыре часа, счищая слои грязи, окислов и жира. Её руки были чёрными, ногти сломаны, но сердце билось как у гончей, почуявшей дичь.
Сначала проступил металл. Не чугун, как считал Виктор. Это было серебро. Тяжёлое, чернёное серебро высшей пробы. Затем стали видны детали. Это не была просто «болванка». Это была скульптурная композиция.
Тройка лошадей, запряжённая в сани. Мельчайшая проработка: каждая ворсинка на гривах, напряжённые мышцы коней, разлетающийся из-под копыт «снег», выполненный из горного хрусталя, вкрапленного в серебряное основание. В санях сидела фигура купца и барышни в соболиных шубах.
Марина, затаив дыхание, перевернула тяжёлую скульптуру. На основании, которое Виктор использовал, чтобы колоть орехи (отчего там остались царапины, но, к счастью, не фатальные), после тщательно полировки проступило клеймо.
Двуглавый орёл. И фамилия мастера. «К. Фаберже». И рядом ещё одно клеймо — «Поставщикъ Двора Его Императорского Величества».
Марина опустилась на скрипучий стул. В её руках было не просто украшение. Это было утраченное, вероятно, выкраденное в революцию настольное украшение-пресс-папье, о котором она читала в каталогах пропавших ценностей. Дед Виктора был партийным функционером, который, видимо, «экспроприировал» вещь, но, не понимая её художественной ценности, просто спрятал в гараже, замазав мазутом, чтобы не блестела. А Виктор... Виктор был слишком ленив и ограничен, чтобы хоть раз помыть «дедову железку».
Она взяла телефон. Связь ловила плохо, но интернет пробивался. Она нашла аукционный дом, специализирующийся на имперском серебре. Отправила фото.
Ответ пришёл через двадцать минут, несмотря на новогоднюю ночь.
«Уважаемая Марина! Если это не искусная подделка (что по фото маловероятно), то вы обладаете предметом из серии "Зимние забавы", изготовленным студией Фаберже в 1912 году. Ориентировочная стартовая стоимость — от шестисот тысяч долларов. Умоляем, ничего с ним не делайте, мы высылаем охрану и эксперта завтра утром».
Марина налила себе шампанского. В старом, продуваемом всеми ветрами доме, она подняла бокал, глядя на серебряных коней, рвущихся ввысь.
— С Новым годом, Витя, — прошептала она, и улыбка её была не злой, а какой-то вселенски спокойной. — Ты хотел, чтобы я жила на то, что ты выбросил? Я так и сделаю.
Часть 5. Роскошный банкетный зал в центре столицы
Прошло два месяца. Март ослеплял солнцем и слякотью.
Виктор сидел в своей кухне, заваленной коробками из-под пиццы. Квартира выглядела запущенной. Настроение было паршивым. С деньгами стало туго — оказалось, что половину быта, включая закупку продуктов и оплату счетов, тянула Марина, и без её «копеек» его зарплата улетала мгновенно.
Тот самый друг Артём прислал ему ссылку на видео.
«Смотри, это ж твоя бывшая!» — гласило сообщение.
Виктор тыкнул в экран. Репортаж с какого-то светского раута.
«...сенсацией аукциона стало обнаружение уникальной работы мастерской Фаберже, считавшейся уничтоженной. История находки поражает: шедевр десятилетиями пылился в гараже, пока новая владелица, известный искусствовед и эксперт Марина Николаевна, не явила его миру...»
Камера выхватила Марину. Она выглядела сногсшибательно. Новая причёска, дорогой костюм, в ушах сверкали бриллианты. Она держалась уверенно, беседовала с каким-то седым мужчиной в смокинге.
Репортер сунул ей микрофон:
— Марина Николаевна, скажите, как к вам попал этот шедевр? Правда ли, что вы нашли его на свалке?
Марина улыбнулась в камеру. Прямо в глаза Виктору.
— Почти. Мой бывший муж, человек широкой души... Точнее, широкого жеста, подарил мне его при разводе. Буквально швырнул к ногам со словами: «Забирай этот хлам». Я безмерно благодарна ему за то, что он оценил меня именно так. Ровно на стоимость этого «хлама».
Шестьсот тысяч... Долларов? Виктор полез в калькулятор. Цифры на экране не умещались в голове. Он продал бы эту «железяку» на цветмет за пятьсот рублей!
Он схватил телефон. Гудки шли долго.
— Алло? — голос Марины был далёким.
— Маришка! — заорал он, пытаясь изобразить радость. — Родная! Я всё видел! Поздравляю! Слушай, нам надо встретиться. Это же ошибка вышла. Я погорячился. Мы же семья, а вещь дедова, моя то есть... Надо по-честному поделить. Я готов простить тебе...
— Виктор, — перебила она его. Тон был таким железным, что он заткнулся. — Я консультировалась с лучшими юристами. У меня есть свидетели — твои крики слышали соседи на лестничной клетке. Ты публично отказался от имущества, назвав его мусором, и передал его мне в дар в присутствии третьих лиц (соседка тетя Валя всё подтвердила). Ты выгнал меня с одной этой коробкой. Более того, я уже подала на раздел твоей квартиры и машины, так как машина приобретена в браке, а ремонт квартиры сделан на общие средства. Но я готова проявить великодушие.
— Какое? — прохрипел Виктор, чувствуя, как пот катится по спине.
— Я не буду претендовать на твою «хрущёвку» и твой старый джип. Оставь их себе. Взамен ты подписываешь полный отказ от любых претензий на мою находку. Иначе я уничтожу тебя в суде. У меня теперь есть возможности нанять таких адвокатов, которые докажут, что ты мне ещё и должен останешься за моральный ущерб. Выбирай: остаться с квартирой или остаться на улице, но с пустыми амбициями.
— Ты... Ты... Этого не сделаешь, — прошептал он, понимая, что она посмеет.
— Я уже посмела быть счастливой без тебя. Юрист придёт к тебе в ближайшие дни. Будь благоразумен. Прощай, Витя. Вари свои трубы.
Гудки.
Виктор смотрел на облупленную стену своей кухни. Он вспомнил, как пинал ту коробку. Как смеялся.
Он думал, что наказал её, оставив ни с чем. А оказалось, что он собственноручно вручил ей лотерейный билет с джекпотом, а себя оставил на обочине жизни в обнимку со своей жадностью.
Он налил себе водки, но она не лезла в горло. Самым страшным было не то, что он потерял деньги. А то, что он, считавший себя крутым мужиком, оказался просто слепым глупцом, который держал в руках Жар-птицу, но принял её за курицу гриль и выбросил в окно.
Автор: Вика Трель ©
Рекомендуем Канал «Семейный омут | Истории, о которых молчат»