Через неделю после выписки из роддома Анну пригласили в следственный отдел полиции. Всё происходило как в тумане — показания, протоколы, бесконечные вопросы следователя. Дело возбудили по статье «Покушение на убийство матери и новорождённого ребёнка».
Отец отвёз её домой, где ждала мама с Полиной. Анна опустилась в кресло, чувствуя странное опустошение.
— Следователь сказал, что проводит обыск в нашей квартире, — произнесла она устало. — Ищут улики.
— Пусть ищут, — кивнул отец. — Меньше хлопот с вещами. Всё нужное мы купим заново.
Он сделал паузу, словно не решаясь сказать что-то важное.
— Знаешь, Анют, следователь звонил мне перед тем, как мы поехали в отдел. Максима нашли. Он в Казани, у дальней родственницы.
Анна вздрогнула. Почему-то новость о том, что Максим найден, вызвала не облегчение, а новую волну страха.
— Его задержали?
— Да, привезут завтра для проведения следственных действий.
Анна кивнула, машинально поглаживая шрам от кесарева сечения. Где-то глубоко внутри теплилась надежда, что всё это — страшная ошибка. Что Максим объяснит свой поступок, раскается, попросит прощения. Что тот добрый, заботливый парень, которого она полюбила пять лет назад, всё ещё существует.
Телефонный звонок раздался поздно вечером, когда Анна уже уложила Полину и собиралась лечь сама.
— Анна Сергеевна? — незнакомый мужской голос звучал взволнованно. — Следователь Карпов. Веду ваше дело. Извините за поздний звонок, но тут такое… В общем, мы кое-что нашли при обыске. Вам лучше приехать.
Через полчаса Анна уже была в отделении полиции. Отец настоял на том, чтобы сопровождать её. В кабинете следователя ждал сам Карпов — худощавый мужчина с внимательным взглядом. И какие-то незнакомые люди.
— Присаживайтесь, — Карпов указал на стулья. — Это эксперты-криминалисты. Они обнаружили нечто… шокирующее.
На стол лёг прозрачный пакет для улик. Внутри находился помятый лист бумаги, явно пролежавший долгое время в укрытии.
— Это нашли за плинтусом в спальне, — пояснил Карпов.
В тайнике, очень хорошо спрятанном. Даже не знаю, как эксперты его обнаружили.
Он достал бумагу из пакета и протянул Анне копию.
— Прочтите.
Если со мной что-то случится, ищите Максима Соколова. Он угрожал столкнуть меня с лестницы, если я рожу нашего ребёнка. «Дословно сказал: мёртвая жена лучше живой с алиментами». Я боюсь за своего малыша. Вчера он снова избил меня, синяки по всему телу. Прячу это письмо на случай, если не выживу.
Кристина Новикова. Первая жена Максима Соколова. 17 марта, 5 лет назад.
Кровь отхлынула от лица Анны. Пять лет назад. Именно тогда Максим начал ухаживать за ней. Выходит, на момент их знакомства он был… женат?
— Кто такая Кристина Новикова? — голос звучал сипло, будто чужой.
— Его первая жена, — ответил Карпов. — Погибла пять лет назад. Якобы упала с лестницы в их загородном доме. Дело закрыли как несчастный случай.
Он помолчал, глядя прямо в глаза Анне.
— Она была на пятом месяце беременности.
Судебный процесс начался через три месяца. Всё это время Анна жила как в кошмаре. Её показания, показания Ирины, экспертизы, очные ставки. Самым тяжёлым оказался допрос Максима. Впервые после происшествия Анна увидела его — осунувшегося, но всё такого же красивого. Он смотрел на неё с таким искренним раскаянием, что на секунду она почти поверила.
— Аня, родная, прости меня, — говорил он дрожащим голосом. — Я не знаю, что на меня нашло. Какое-то затмение. Я так испугался за тебя, за ребёнка. Мне казалось, нужно срочно в больницу, но я запаниковал. Растерялся.
Как же красиво он лгал. Если бы не видео, снятое Ириной, если бы не письмо Кристины — кто знает, может, Анна и простила бы его. Но теперь она знала правду.
Ирина оказалась бесценной помощницей. Она предоставила следствию видеозапись, которую сделала в первые минуты после того, как нашла Анну: медицинское состояние, точное место происшествия, показания самой Анны, снятые по горячим следам.
— Я специально записала всё на камеру, — объяснила Ирина. — Как врач, я знаю, что такие доказательства неопровержимы в суде. На видео чётко слышны слова Анны: «Максим высадил меня из машины, когда начались роды. Сказал, добирайся сама, может, мозги встанут на место».
Анна долго колебалась, стоит ли продолжать судебное преследование. Но, глядя на дочь, на её доверчивое личико, она понимала: этот человек должен ответить за всё, иначе он никогда не остановится.
— За Полину я буду бороться до конца, — сказала она отцу, принимая окончательное решение. — Даже если придётся пройти через десять судов.
Её слова оказались пророческими. Письмо Кристины заставило полицию возобновить расследование пятилетней давности. Было принято решение об эксгумации тела первой жены Максима. Процесс шёл параллельно с основным делом Анны, занимая долгие месяцы.
Новая судебно-медицинская экспертиза дала шокирующие результаты. Множественные переломы, полученные Кристиной, были несовместимы с однократным падением с лестницы. Травмы говорили о систематических избиениях и, возможно, о преднамеренном убийстве.
Зал суда был переполнен: журналисты, камеры, простые зеваки, привлеченные громким делом. Все хотели увидеть человека, бросившего беременную жену умирать на пустынной дороге.
Анна сидела в первом ряду между родителями. Полина осталась дома с соседкой. Видеть отца-убийцу было ей совершенно ни к чему, даже в таком юном возрасте.
Максим выглядел безупречно, даже в тюремной робе. Выпрямившись с гордо поднятой головой, он смотрел в зал с выражением человека, попавшего в ужасную и несправедливую историю. Его адвокат выстраивал линию защиты на том, что Максим просто растерялся. Испугался родов в машине, не знал, что делать. Дескать, решил вернуться в город за скорой, а жену временно оставил, чтобы не трясти в машине.
— Мой подзащитный признаёт, что поступил глупо и безответственно, — вещал адвокат. — Но это было минутное помешательство, а не умышленное преступление. Он просто запаниковал.
Максим кивал, изображая раскаяние. По его щеке даже скатилась слеза.
А потом прокурор включил видео. На большом экране перед всем залом предстало то, что Ирина засняла в момент обнаружения Анны. Бледное измученное лицо, мокрая от пота одежда, растрёпанные волосы, дрожащий и полный боли голос.
— Он специально вытолкал меня из машины. Сказал: «Добирайся сама, может, мозги встанут на место». А потом бросил сумку в грязь и уехал.
Камера скользнула по рваному пакету в придорожной луже, по грязным, испорченным вещам. По крошечным пинеткам с вышивкой «Для нашей Полиночки», пропитанным грязью.
В зале повисла гробовая тишина.
Затем начали давать показания свидетели. Ирина рассказала, как обнаружила Анну, в каком состоянии она была. Врачи из роддома говорили о серьёзном риске для жизни матери и ребёнка, о том, что счёт шёл на минуты.
— У пациентки развилась тяжёлая преэклампсия на фоне стресса, — вещал заведующий родильным отделением. — Если бы её не доставили вовремя, мы могли потерять обеих — и мать, и ребёнка.
Самым неожиданным свидетелем стала бывшая коллега Кристины Новиковой — миловидная женщина средних лет.
— Кристина часто приходила на работу в тёмных очках, — рассказывала она. — Говорила, что упала, ударилась, споткнулась. Мы догадывались, что её бьёт муж, но она всё отрицала. Последний раз, когда я видела её живой, она призналась, что боится за ребёнка. Максим требовал аборт, угрожал, что иначе ей не жить.
Версия защиты рассыпалась на глазах. С каждым новым свидетелем Максим всё больше бледнел, понимая, что его участь предрешена.
Приговор был оглашён через неделю. Судья, пожилая женщина с усталыми, проницательными глазами, зачитывала его размеренно и чётко.
— Суд признаёт Максима Соколова виновным в покушении на убийство жены и новорождённого ребёнка и приговаривает к пяти годам лишения свободы в колонии строгого режима.
Она сделала паузу, оглядев зал.
— Суд также признаёт Галину Фёдоровну Соколову виновной в соучастии и приговаривает к двум годам лишения свободы условно.
Ещё одна пауза.
— Подсудимый полностью лишается родительских прав в отношении Полины Орловой. Обязуется выплачивать алименты в размере 25% от всех видов дохода, а также компенсацию морального вреда в размере 2 миллионов рублей.
Судья сняла очки и посмотрела прямо на Максима.
— Ваши действия не имеют оправдания в цивилизованном обществе, — произнесла она уже не по протоколу. — Вы нарушили самый священный человеческий закон — защищать самых беззащитных. За это нет достаточного наказания.
После оглашения приговора к Анне подошла немолодая женщина, которую она смутно помнила. Кажется, соседка с пятого этажа.
— Анечка… — женщина нервно теребила сумочку. — Я… Вера Павловна… Жила над вами…
Анна молча кивнула, не понимая, чего хочет соседка.
— Я хотела… извиниться… — тихо проговорила Вера Павловна, и слёзы побежали по её морщинистым щекам. — Я слышала, как он кричал на тебя. Слышала плач, удары, но боялась вмешиваться. Думала, не моё дело, семейные ссоры. Прости меня, если можешь.
Анна помолчала. Сколько раз за этот год она злилась на соседей, которые делали вид, что ничего не происходит. Сколько раз мечтала крикнуть им в лицо: «Почему вы не помогли?»
Но сейчас, глядя на эту пожилую женщину, на её искреннее раскаяние, Анна поняла — ненависть не исцелит прошлое.
— Я понимаю, — мягко сказала она. — Страшно вмешиваться в чужую жизнь. Но знаете что? Теперь мы все будем смелее. Вместе.
Она обняла соседку, чувствуя, как в сердце разливается удивительное тепло. Прощение оказалось целительным не только для Веры Павловны, но и для неё самой.
продолжение