Часть 10. Глава 58
Перестук вагонных колёс был единственным, что отмеряло время во время пути по железной дороге. Валя сначала хотела добраться из Астрахани до Ростова-на-Дону на самолёте, но рейсы оказались отменены из-за беспилотной опасности, а ждать, когда снова возобновится регулярное авиасообщение, Парфёнова не могла: время поджимало – нужно было как можно скорее вернуться в часть, чтобы там чего плохого о ней не подумали.
Она лежала на полке, слушала мерный, гипнотический ритм «тудук- тудук, тудук-тудук» и смотрела в окно плацкартного вагона, где за стеклом сначала тянулась бескрайняя степь Астраханской области и Калмыкии, затем потянулись поля и перелески. Южный пыльный город остался позади, и Валя была ему благодарна за то хотя бы, что даровал короткую, но необходимую передышку. По крайней мере, удалось выспаться на твёрдой почве. К тому же вдохновлял разговор с доктором Прошиной: медсестре показалось, что у Екатерины началось прояснение, а это значит, что она перестанет сидеть в раковине, выберется наружу и что-нибудь решит со своими отношениями с военврачом Соболевым.
Переключив мысли на себя, Валя подумала, что поступает правильно. Она могла бы остаться в прифронтовом госпитале, – ей предлагали, – в относительном покое, но мысль о том, что её коллеги там, за ленточкой, останутся работать без её умений и опыта, не давала покоя. Это было не чувство долга, а что-то более глубокое, почти физиологическое – чувство принадлежности. Да, Валя понимала, что врагам, погубившим ее товарищей, отомстить не получится. Она не схватит автомат и в атаку не побежит. Но хотя бы снова станет спасать тех, кто сделает это за нее.
Поезд, набитый военными, рабочими, возвращающимися из отпусков, и просто людьми, едущими по своим делам, пах табаком из тамбура, немытыми телами, и нехитрой снедью: варёными яйцами и курицей, сушёной воблой и пивом. Это был запах обычной жизни, а там, на передовой, он складывался совсем из другого: земли и травы, раскалённого металла и мокрого брезента, резины, выхлопных газов тяжёлой техники и сгоревшего пороха.
Она возвращалась. И этот путь был самым тяжелым. Каждые сто километров приближали ее к тому месту, где страх переставал быть абстрактным понятием и становился липким, холодным ощущением под ложечкой. Там, на передке, он присутствовал рядом всегда, но теперь к нему примешивалась острая, ноющая боль утраты. Двое мужчин, которые стали ее фронтовой семьёй. Водитель Дед с его морщинистым лицом и руками, которые могли починить что угодно, от сломанного кипятильника до пробитого колеса. Он был, как отец, как нерушимая стена, за которой Валя чувствовала себя в безопасности, даже когда вокруг свистели осколки. «Валюша, не дрейфь, – сказал он однажды, – довезу в лучшем виде. Хоть на трех колесах, хоть на одних дисках». Но теперь он больше ни слова не скажет. Вражеская мина, прилетевшая из-за реки, оборвала его жизнь.
А Костя, Студент. Парень чуть за двадцать, который ещё недавно признавался Вале в своих чувствах, а потом лежал на носилках, страшно бледный и без признаков жизни. Парфёнова воспринимала его, как младшего брата, потому его слова о чувствах восприняла… довольно сложно. Ответила тогда, что она старше, у нее есть сын, и она обязательно к нему вернётся, а потом их прервали, и Парфёнова ощутила облегчение – не хотелось обидеть парня жёстким отказом.
Ей вспомнилось, как Костя однажды, перед сном в душном подвале, превращённом в блиндаж, спросил перед тем, как уйти в свой угол: «Валя, а ты веришь в то, что после всего этого всё станет по-другому? Что люди будут лучше? Мне дедушка рассказывал, как после Великой Отечественной все ходили счастливые, радовались каждому дню, несмотря на трудности, а потом, к середине шестидесятых, это всё закончилось…» Она верила. А он не дожил, чтобы это увидеть.
Слёзы не текли. Они давно закончились, превратившись в тяжелые, свинцовые шарики в груди. Валя чувствовала вину за то, что выжила; за то, что не смогла спасти их, хотя была рядом. Она медсестра, её работа – спасать. Но пули и осколки не спрашивают, кто ты и что ты должен делать. Просто летят куда попало и делают, что хотят. «Я возвращаюсь, ребята, – прошептала Валя, глядя на свое отражение в темном стекле. – Буду работать и за вас тоже».
***
Поезд остановился на узловой станции, откуда до прежнего места дислокации было рукой подать. Валя сошла на перрон, вдохнула знакомый, горький запах дыма и сырой земли. Здесь уже чувствовалось дыхание того, что уже много лет опаляло эти бескрайние просторы с плодородной землёй, которая могла давать огромные урожаи, но вместо этого оставалась насыщенной кусками металла и неразорвавшимися боеприпасами. Парфёнова знала: минёры работают активно, но сколько их, а сколько квадратных километров обезображенной сражениями земли? Несопоставимые цифры.
Прогулявшись немного по районному центру, медсестра Парфёнова нашла попутную машину – старый, грохочущий грузовик, который вез продовольствие. Водитель, молодой парень с позывным Гном, подбросил её до знакомого поворота. Дальше его путь лежал в другую сторону.
– Но ты смотри, там пусто, сестричка, – сказал он. – Переехали пару дней назад. Километров десять на восток, в сторону села Ветрогорье. Мне один боец рассказывал, твои там обосновались в подвале старой школы. От нее мало что осталось, а подвал уцелел – нациков оттуда быстро выбили, разрушить ничего не успели. Но снаружи, говорят, только стены торчат.
– Деваться некуда, придётся топать, – сказала Валя, поспрошалась и дальше пошла пешком. Десять километров по разбитой дороге, мимо воронок, мимо сожженной техники. Пейзаж был унылым: серые поля, изрытые снарядами, редкие, обгоревшие деревья. Медсестра вслушивалась, чтобы не пропустить, если в небе вдруг застрекочет беспилотник, но пока вокруг царила тишина. Даже передовую не было слышно.
«Может, перемирие какое объявили?» – подумала Валя. Ей вспомнились последние новости: то в одном месте переговоры, то в другом. То напрямую, то через посредников. Она не верила американским чиновникам, когда те велеречиво трепались о том, как сильно они хотят остановить вооружённый конфликт. Помнила из уроков истории: этим, из-за океана, всегда надо лишь одного – установить свою власть над какой-нибудь территорией, чтобы потом выкачивать из неё ресурсы. На то, как там люди дальше станут жить, на руинах, им глубоко наплевать. Хотя делают вид, что всё не так. Но примеры говорили об обратном: в пыли и беспорядке остались Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия… Повезло только Вьетнаму, да и то лишь потому, что за него вступились СССР и Китай, а иначе бы…
Через полтора часа пути Валя увидела её – старую, одноэтажную сельскую школу. От здания действительно остались только несущие стены. Крыша провалилась, окна зияли черными провалами, а фасад был испещрен следами от пуль и осколков. Но во дворе, за импровизированным маскировочным навесом из старых сетей, стояли две знакомые санитарные машины. Неподалёку дымилась полевая кухня.
– Наши, – выдохнула Валя. – Дошла.
Она пошла дальше и была остановлена дозорным, укрывшимся в небольшом ДЗОТе из брёвен.
– Стой, кто идёт! – окликнул он, но, присмотревшись, узнал Парфёнову и широко улыбнулся: – Валюша! Вот так встреча! А говорили, что ты… – он споткнулся на слове, не зная, как правильно сказать, чтобы не обидеть.
– Кукушкой поехала? – усмехнулась медсестра, подсказывая.
Боец смутился, пожал плечами.
– Да болтали всякое. Что у тебя этот, как его…
– Посттравматическое стрессовое расстройство, – добавила Парфёнова. – Нет, со мной всё уже хорошо. Подскажи, где Док с нашими обосновался? Я слышала, в подвале школы?
– Так точно, тебе вон туда, – и он показал направление.
Валя поблагодарила и дальше пошла. Пока шагала, все, кто попадался навстречу, улыбались и радостно её приветствовали, только глаза становились грустными. Вспоминали о тех, кого она потеряла. Так и добралась до школы. Спустилась в подвал и сразу остановилась, ощутив привычные запахи. Заглянула в помещение: там вдалеке висели мишени, кажется, здесь находился тир, где школьники учились обращаться с мелкокалиберным оружием – у стен валялись маленькие стреляные гильзы. Вдоль стен стояли койки, на них лежали легкораненые. Стояла и весело потрескивала горящими поленьями «буржуйка», трубу которой вывели наружу через пролом в кирпичной кладке.
Первым, кого Валя увидела из коллег, был капитан Док. Командир взвода, хирург от Бога, человек, который всегда держал себя в руках, даже когда вокруг творился ад. Он стоял у «буржуйки», грея руки, и выглядел постаревшим. Морщины на его лице стали глубже, а в волосах прибавилось седины.
Он услышал шаги, повернул голову, поднял глаза и увидел её. На мгновение его обычно непроницаемое лицо дрогнуло.
– Валюша! – сказал он искренне и улыбнулся. – Я знал, что ты вернешься.
– Товарищ капитан, старший сержант Парфёнова для дальнейшего прохождения службы… – она вытянулась по стойке «смирно», ощущая, как от волнения дрожат колени.
Док подошёл и со словами «Вольно, Валя. Рад тебя видеть. Очень рад», – обнял медсестру. Получилось так по-граждански, что она чуть не расплакалась. Как-то навалилось всё сразу, и боль от потери товарищей, и вся эта привычная атмосфера. Но сдержалась. Капитан отпустил её и сказал:
– Располагайся, Валя. У нас тут… рабочая обстановка. Впрочем, как всегда.
– Я знаю, – тихо ответила она.
Док протянул ей кружку с горячим, крепким чаем.
– Как съездила? – спросил. – Своих повидала?
– Да, конечно, – ответила Валя. – Спасибо, у них всё хорошо, скучают только очень.
– Я слышал, тебе в госпитале предлагали остаться. После всего, что ты пережила, я бы не стал спорить, если честно.
– Нет, товарищ капитан. Я не смогла. Моё место здесь, с вами.
– Что ж, Валентина, если ты в этом уверена…
– На сто процентов, товарищ капитан.
– Это хорошо. Сама знаешь, люди нам всегда нужны. Ты давай вот что. Располагайся, у нас жилое помещение вон там, за поворотом. Есть свободная койка, даже не одна. Выбирай, клади рюкзак, а потом приходи ко мне. Я дальше, вон в том углу обосновался. Приходи, посвящу тебя в курс дела, что у нас тут и как.
– Есть.
Вскоре медсестра снова нашла капитана. Он сидел за школьным столом, накрытым чистой клеенкой, рядом у стены высились ящики с медикаментами. Перед офицером стояли чайник и две кружки, лежало печенье в тарелке, две упаковки сухпая.
– Давай, Валентина, бери табурет, присаживайся. Итак, фронт сдвинулся на запад, потому и нам пришлось передислоцироваться. Так и оказались здесь. Но, конечно, не это самое главное. Есть пополнение. Кстати, ты как планируешь? Снова на передок или будешь здесь работать? Если что, приму любое…