Часть 10. Глава 57
– Товарищ майор, с вами сейчас будет разговаривать заместитель командующего группировки генерал-майор Рукавишников, – прозвучал в трубке сухой голос дежурного офицера.
Военврач Соболев, ВРИО начальника госпиталя, моментально внутренне собрался, вытянулся, застыв в ожидании.
– Здравия желаю, Дмитрий Михайлович, – по-свойски приветствовал Рукавишников. – Как служба? Как госпиталь? Не устали еще замещать Романцова? Я слышал, он идёт на поправку и вскорости к вам вернётся.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор, – немного натянутым голосом (не привык он, по сути своей человек сугубо гражданский, к разговорам с людьми такого уровня). – Госпиталь работает в привычном ритме, оказываем все необходимые виды медико-санитарной помощи. Что касается исполнения обязанностей, то никак нет, не устал…
– Ладно, майор, – насмешливо прервал его Рукавишников. – Чего ты напрягся так, в самом деле? Новый год на носу, большой праздник. Правда, со снегом, как в последние годы, совсем беда. Но что тут поделаешь? Говорят, потепление климата виновато. Ты сам как думаешь?
– Виноват, товарищ генерал-майор, я слишком далёк от метеорологии.
– Ну, ладно. Зато ты хирург от Бога, наслышан. О тебе моя дочка, Оля, много рассказывала. Общался с ней недавно.
Военврач Соболев оживился.
– Как она? – спросил с большим интересом.
– Освоилась в Питере, в клинике имени Земского. Понемногу начинает жизни радоваться, а то сам ведь знаешь, какая она уехала на Большую землю.
– Так точно…
– Ладно, это всё лирика, – голос Рукавишникова стал чуть строже. – У меня к тебе, Дмитрий Михайлович, просьба, скажем так, не совсем официальная. Ты слышал про такого певца – Берендей Северус?
– Звучит, как имя лешего из русской народной сказки, – не выдержал и усмехнулся хирург.
– Да типа того, – заметил генерал-полковник. – Короче, он очень популярный нынче исполнитель. Недавно Заслуженного артиста РФ получил. Поёт попсу всякую. Но с момента начала боевых действий ни разу не приезжал «за ленточку». Ему много раз об этом говорили, мол, если ты такой трус и не хочешь наших воинов поддержать, надо бы тебя отменить.
– Отменить? Это как?
– Несколько деятелей искусств, когда мы схлестнулись с нацистами, публично заявили: мол, ненавижу всё это, я человек мирный. Были и те, кто стал нашу доблестную армию грязью поливать. Они все из страны сбежали, а их творчество народ забыл. Те, кто остался, лишился концертов, возможности выступать и так далее, – неожиданно пространно для человека его уровня пояснил Рукавишников. – Это назвали словом «отменить». Так вот, Берендей этот делал вид, мол, я не я и лошадь не моя, так ему недавно прямо намекнули: кто не с нами – тот против нас. Вот он и рванул сюда, «за ленточку», концерты давать.
– Пошёл по стопам фронтовых бригад Великой Отечественной? – уточнил Соболев.
– Всё верно. Только если бы тогда хоть один прибыл на передовую под именем Берендей Северус, его бы шлёпнули, не допустив до сцены, – коротко хохотнул генерал-майор своей шутке. – Но времена теперь, Дмитрий Михайлович, другие. Так что ставлю задачу: принять, встретить, обеспечить жильём и поставить на время пребывания на довольствие. Помочь с организацией концерта.
– Есть, товарищ генерал-майор! – чётко ответил Соболев.
– Исполняйте, – и отключился.
Хирург устало положил трубку и покачал головой. «Легко сказать, – подумал он. – И что теперь делать с этим Берендеем? Чёрт бы его побрал совсем». Только теперь Дмитрий вспомнил: забыл же спросить самое главное – когда это чудо-юдо пожалует в госпиталь? Когда его ожидать? Шёпотом выругавшись, Соболев попросил сержанта Свиридова соединить его со штабом группировки. Там, несколько раз переключив ВРИО начальника госпиталя, соединили со специалистом по связям с общественностью. Тот сообщил: Северус прилетит завтра утром в Ростов-на-Дону, где у него вечером состоится большой концерт на стадионе «Ростов-арена». Затем он отправится на запад, и уже к обеду послезавтра следует ожидать его прибытия в госпиталь.
– Лейтенант, – обратился Соболев к собеседнику. – Хоть вы мне скажите: как готовиться к приезду этого певца?
– Соберите для него нечто вроде сцены. Ну, помоста примерно шесть на три и высотой в метр двадцать. Всё остальное они привезут с собой, я имею в виду музыкальную аппаратуру. Да, и еще, товарищ майор, побеспокойтесь насчёт электричества. Чтобы генератор в самый ответственный момент не вырубился. Этот Берендей не всегда поёт вживую. Предпочитает под фанеру.
Дмитрий поблагодарил лейтенанта, потом вызвал к себе начальника административно-хозяйственного отдела и поручил собрать сцену. Так, чтобы с тыльной стороны была небольшая лесенка – для удобства артиста. Подчинённый записал размеры и ушёл. Соболев облегчённо выдохнул: хотя бы время дали на подготовку, уже хорошо. Он твёрдо решил про себя, что никакого банкета и прочих увеселений для Берендея и членов его команды организовывать не станет. Слышал, подобное практикуется, но ему было глубоко наплевать на то, как встречают другие командиры воинских частей таких вот «столичных звёзд».
В штабе как следует подсуетились, и к моменту прибытия Берендея Северуса на территорию прифронтового госпиталя привезли несколько грузовиков с бойцами из мотострелковых подразделений, находящихся в тылу на отдыхе и пополнении. Толпа собралась, как успел заметить военврач Соболев, немаленькая – человек четыреста. Всех собрали на плацу, установив наспех сколоченные из досок скамейки, а также вытащив все стулья и табуреты, которые удалось найти. Сцену также сделать успели, и теперь она ожидала «звезду», источая приятный смолистый аромат. Установили пару прожекторов, подтянули провода от дизель-генератора. Словом, сделали всё необходимое, а в административном корпусе даже отвели помещение, чтобы Берендею и его коллективу было где подготовиться к выступлению.
Северус вместе со своими людьми прибыли по-отдельности. Он – в командирском «Тигре» под охраной дюжих штурмовиков, музыканты и танцоры – следом на двух БТР. Увидев столь внушительную колонну, Дмитрий улыбнулся, подумав: «Видать, расстарались в Москве, надавили на Рукавишникова, чтобы всё организовал по высшему разряду». Когда же из «Тигра» выбрался тот самый Берендей Северус, Соболев его, конечно же, сразу узнал. Такого персонажа разве забудешь?
Высокий, около двух метров, с аккуратно подстриженной чёрной бородой и усами, но полностью обесцвеченной головой, довольно стройный, но одетый странно: не в камуфляж, как следовало ожидать, совершенно иначе: кожаная куртка с заклёпками, под ней – бежевая водолазка, ниже штаны а-ля «охотник на природе» и ботинки на толстой подошве с высокими берцами. На груди – толстенная золотая цепь, ладони закрыты тактическими, с обрезанными пальцами, перчатками.
Но более всего военврача поразило лицо «звезды» – холёное, не привыкшее к воздействию низких температур, а главное – выражавшее страх Берендея. Казалось, он, словно комнатная собачка, вдруг оказавшаяся среди грозных волкодавов, опасается, как бы те его не загрызли. Единственное, что спасало его от конфуза, – это умение «держать марку». Северус тут же сделал вид, что ничего особенного с ним не происходит, такое вообще не в первый и не в последний раз.
Когда Соболев подошёл к нему и представился, певец протянул руку, не снимая перчатки, пожал ладонь и произнёс стандартную фразу о том, что очень рад побывать на передовой, чтобы «порадовать бойцов и командиров Красной Армии своим творчеством». Дмитрий от неожиданности даже захлопал глазами: не ослышался ли? При чём тут РККА? Насколько помнил хирург, ее переименовали в советскую армию в 1946 году. «Видимо, исторические познания у Берендея весьма скудные», – подумал он.
Северус вёл себя, в общем, довольно демократично. Никому не отказывал в автографе, общался и фотографировался вместе, не требовал ничего особенного. Соболев провёл его в административный корпус, показал отведённые помещения и сказал, что зайдёт за пару минут до начала выступления, чтобы убедиться, что всё идёт по плану. Берендей спорить не стал, зашёл в комнату, вызвал туда своих помощников, и те стали его готовить.
Соболев тем временем снова проверил, всё ли нормально в плане материально-технического обеспечения. Ему доложили, что можно не беспокоиться, – никаких проблем нет, в том числе на передовой: противник сегодня активности не проявляет. В течение ночи запустил примерно сотню беспилотников по регионам, но, как и прежде, безрезультатно: наша ПВО щёлкала «комиков», как орехи, не давая ничего разрушить.
Через двадцать минут, когда зрители уже собрались и в нетерпении ожидали появления артиста, военврач Соболев пошёл к гримёрку, чтобы позвать Северуса. Не то чтобы ему хотелось выступать в роли конферансье, – у Берендея собственный имелся, и всё суетился, путаясь под ногами, – просто захотелось проверить, как дела у нервной звезды. Вдруг чего-то не хватает?
Когда Дмитрий постучался, ему открыли не сразу. Стоило военврачу бросить взгляд на Северуса, как он застыл в глубоком шоке. Берендей, оказывается, собрался выступать перед бойцами в своём обычном концертном костюме, который мало того, что выглядел непонятно как, но ещё был украшен перьями, стразами и блёстками.
– Вы серьёзно? – ошарашенно спросил Соболев.
– В чём дело? – противным тоном спросил Северус, поджав губы. – Вас что-то не устраивает?
Военврач, к своему ужасу, обратил внимание и еще на одно: на лице у артиста был грим: подкрашены ресницы, румяна, подводка для глаз.
– В том, что если вы в таком виде выйдете на сцену, то я… ничего не могу гарантировать.
– Что значит не можете?! – возмутился певец. – Мне в штабе обещали полное содействие! Сам генерал-майор Рукавишников…
– Послушайте, вы! – внезапно рядом с Соболевым раздался зычный женский голос, и Дмитрий озадаченно повернулся в ту сторону. – Вы представляете вообще, куда приехали?! – звук исходил от медсестры Зиночки.
– Вы еще кто такая? – нахмурился Северус.
– Сержант медицинской службы! – прозвучало в ответ.
Певца скривило.
– А я – Заслуженный артист Российской Федерации! – воскликнул он. – И я никому не позволю вмешиваться в творческий процесс! Господин Соболев, так, кажется, вас зовут? – посмотрел на Дмитрия. – Если вы немедленно не…
– Пожалуйста, выходите, выступайте в этих… перьях с блёстками, – сказал Соболев. – Но если кто-то из бойцов вскинет автомат и даст очередь в это… – он не придумал слово, чтобы обозначить сценический образ, – то далеко не факт, что нам удастся вас вытащить.
– Это возмутительно, – уже чуть тише произнёс Берендей. – То есть вы в самом деле хотите сказать, что кто-то способен…
– Я уже сказал, – прервал Соболев. – Подобные… виды здесь не приветствуются. Это в Москве и в Питере, вероятно, вам станут рукоплескать, когда будете выступать вот так. Но не тут, так что, если жить хотите, имейте это в виду.
– В чём же мне тогда петь? – растерялся Берендей.
– В том, в чём приехали, – коротко ответила Зиночка. – Так вы хотя бы на петуха ряженого не похожи.
– Это не петух! – запальчиво ответил Северус. – Это символ птицы Феникс! Она сгорает, но не горит! Образ восстановления!
– Если не хотите, чтобы в вашем костюмчике лишних дырок понаделали, снимите это от греха подальше, – спокойно сказала Зиночка.
Артист помолчал, пожевал губами.
– Я бы попросил вас выйти. Мне нужно переодеться.
– Разумеется, – согласился Соболев и вышел. Медсестра последовала за ним.
– Ты зачем вмешалась? – оказавшись в коридоре, поинтересовался Дмитрий.
– Сама не знаю, – улыбнулась Зиночка. – Меня вообще-то за тобой послали. Костя Свиридов. Сказал, звонит Рукавишников, интересуется, как дела.
– Как сажа бела, – буркнул Соболев. – Ни минуты покоя, – и поспешил в кабинет начальника госпиталя.
Он вернулся оттуда минут через пять, потом прошёл к гримёрной и, увидев Берендея, покивал головой. Тому явно было неуютно без концертного образа, но артист явно жить хотел больше, чем красоваться в своём эпатажном наряде. Выступление прошло на ура, под аплодисменты, – Северусу хватило ума подобрать песни, которые не вызывали отторжения даже у суровых бойцов, – и потом он, в общем-то довольный, поспешил уехать. Колонна запылила по дороге, увозя артиста и его музыкантов, Соболев широко перекрестился.