— Мам, а правда, что ты неудачница?
Нина замерла с половником в руке. Кухня, секунду назад наполненная запахом капустных пирожков и детским щебетом, вдруг стала ледяной. Артём смотрел на неё в упор — не по-детски, тяжело.
Сборы
— Ты положила Артёму те тёплые носки, которые я вчера купила?
Нина в третий раз перепроверяла сумку, хотя прекрасно знала: носки лежат сверху, аккуратно свёрнутые.
— Мам, ну какие носки? — Артём, высокий, нескладный подросток четырнадцати лет, закатил глаза, не отрываясь от телефона. — У отца в доме полы с подогревом везде. Даже в гараже, наверное. Зачем мне шерстяные носки?
Нина замерла. Ей стало обидно — не за носки, а за то, что сын прав. В её двухкомнатной квартире полы были обычные, линолеумные, и зимой без тапочек ходить было невозможно. А там — «умный дом», климат-контроль и жизнь, похожая на картинку из журнала.
— Возьми. Мало ли, гулять пойдёте, фейерверки смотреть, — настояла она, запихивая свёрток в угол спортивной сумки. — И рубашку белую не помни. Я её полчаса гладила.
— Ладно, — буркнул сын.
Восьмилетняя Лиза прыгала вокруг сумок.
— А папа сказал, что там будет настоящая карета! И лошади! И фея! — она натягивала колготки задом наперёд. — Мам, а фея настоящая?
— Настоящая, Лизок. Аниматор называется, — вздохнула Нина, переодевая дочке колготки. — Всё у папы настоящее.
Она посмотрела на часы. Через сорок минут приедет водитель. Не сам Вадим, конечно. Вадим — человек занятой: бизнес, молодая жена, подготовка к грандиозному приёму. Зачем ему тащиться через полгорода за детьми от первого брака, если можно прислать водителя на чёрном внедорожнике?
Это повторялось уже третий год. С тех пор как Вадим женился на Карине — звонкой, тонкой, двадцатипятилетней девушке с амбициями дизайнера интерьеров — формат праздников изменился. Раньше дети просто ездили к папе на обед первого января. Теперь их забирали тридцатого декабря и возвращали второго.
«Полный пансион, — как язвительно шутила подруга Света. — Всё включено: отец, мачеха и комплекс неполноценности для родной матери».
Нина отогнала мысли. Ей нужно было собрать детей так, чтобы они не выглядели бедными родственниками в особняке бывшего мужа. Поэтому Артёму были куплены джинсы за двенадцать тысяч — сумму, на которую Нина могла бы питаться две недели. А Лизе — бархатное платье, которое дочь наверняка заляпает соком в первые пять минут.
Чужой праздник
Телефон звякнул сообщением: «Машина у подъезда. Номер 555».
— Всё, на выход, — скомандовала Нина, чувствуя, как внутри натягивается противная струна. — Лиза, шапку! Тёма, зарядку взял?
— Взял, мам. Не начинай.
Они спустились. Огромная чёрная машина блестела, занимая половину тротуара у старой пятиэтажки. Соседка баба Валя, выгуливавшая своего вечного мопса, остановилась и смотрела на это зрелище с нескрываемым осуждением и завистью одновременно.
Водитель — молчаливый мужчина в костюме — вышел, открыл багажник, закинул детские сумки.
— Ну всё, — Нина присела перед Лизой, поправляя ей шарф. — Ведите себя хорошо. Тётю Карину слушайтесь. Папу не расстраивайте. Лиза, мандарины не ешь — у тебя сыпь будет, помнишь?
— Помню! — отмахнулась дочь, уже глядя в тёмный салон, где пахло дорогой кожей и чужой жизнью.
Артём потоптался рядом. Ему явно было неловко.
— Пока, мам. Ты это... не скучай тут.
— Да чего мне скучать, — бодро соврала Нина. — У меня дел полно. Ванну приму, кино посмотрю, оливье настругаю — неделю есть буду.
Дети сели в машину. Дверь захлопнулась с глухим, солидным звуком, отрезая их от матери, от подъезда с облупленной краской, от серого зимнего вечера. Машина плавно тронулась и исчезла за поворотом.
Нина постояла минуту, глядя на пустую дорогу. Мороз щипал щёки.
— Что, Нинка, опять одна куковать будешь? — проскрипела баба Валя. — А муженёк-то твой, барин, хоть бы сам приехал.
— С наступающим вас, Валентина Петровна, — сухо ответила Нина и пошла домой.
Тишина
В квартире было тихо. Не просто тихо — гулко, ватно. Обычно здесь всегда что-то происходило: работал телевизор с мультиками, Тёма слушал свою странную музыку, что-то падало, звенело, шкварчало на сковороде. А теперь тишина давила на уши.
Нина прошла на кухню. На столе осталась недопитая кружка чая Артёма и фантик от конфеты, которую стащила Лиза.
«Никаких соплей, — приказала она себе. — У меня праздник. Отдых. Никто не орёт, не требует "Мам, где мои штаны?", не просит есть».
Она открыла холодильник. Банка горошка, палка колбасы, десяток яиц, кастрюля со вчерашним супом. Готовить для себя одной не хотелось. Зачем? Кому это нужно?
Нина достала телефон. В соцсетях уже началась праздничная вакханалия — все выкладывали ёлки, столы, шампанское.
И, конечно, она не удержалась. Палец сам набрал в поиске имя Карины. Профиль был открыт — новой жене Вадима нравилось демонстрировать свою идеальную жизнь.
Свежие фото. Огромный зал с камином. Ёлка высотой метра три, украшенная дизайнерскими шарами — всё в золоте и серебре. Под ёлкой гора коробок в красивой бумаге.
А вот и дети. Лиза — смешная, в своём бархатном платье — сидит на коленях у Вадима. Вадим улыбается, холёный, в бежевом джемпере. Рядом Карина — в чём-то блестящем, облегающем, с бокалом в руке. Она что-то говорит Лизе, поправляет ей волосы. Выглядит как реклама майонеза или ипотеки: идеальная семья. Артём сидит с краю, в телефоне, лица не видно.
— Красиво, — вслух сказала Нина пустой кухне. — Богатые тоже плачут, но в «Бентли» плакать удобнее.
Позвонила Света.
— Ну что, мать, сдала своих в аренду? — голос подруги был бодрым, на фоне слышался шум гостей.
— Сдала, Свет.
— Приходи к нам! Сашка тут, Ленка с мужем — весело будет!
— Нет, Свет, спасибо. Честно, не хочу. Хочу просто полежать. Устала за год.
— Ну смотри. Если передумаешь — такси вызывай и дуй. Нечего киснуть.
Нина не поехала. Она нарезала себе маленький салатник оливье, открыла бутылку игристого, подаренную на работе, и включила старую комедию.
В полночь, когда за окном начали бабахать салюты, она выпила бокал и загадала желание: «Пусть у детей всё будет хорошо».
Потом подумала и добавила: «И пусть Вадим хоть раз алименты вовремя переведёт, а не с задержкой в две недели».
Потом заплакала. Тихо, чтобы не разбудить соседей за стеной.
Чужая территория
Первого января день тянулся как резина. Нина слонялась по квартире, вытирала пыль, поливала цветы. Написала Артёму: «Как дела? Как встретили?»
Ответ пришёл через два часа: «Норм. Ели. Гуляли».
И фото: стол, заставленный деликатесами. Икра чёрная, икра красная, какие-то рулеты, рыба.
«Лиза довольна?» — спросила Нина.
«Ага. Ей дом подарили. Для кукол. С меня ростом».
Нина посмотрела на свой подарок для Лизы, спрятанный в шкафу. Набор для рисования и пижама с единорогами. Рядом с кукольным домом «с меня ростом» это выглядело жалко.
«А тебе что подарили?»
«Айфон. Последний».
Сердце ёкнуло. Она полгода откладывала деньги, чтобы купить сыну новые кроссовки и беспроводные наушники. Хорошие, но не «яблочные».
«Круто. Папа молодец», — написала она, чувствуя, как пальцы с трудом набирают эти буквы.
«Угу».
Вечером она снова зашла на страницу Карины. Новых фото было ещё больше. Катание на снегоходах. Какой-то известный певец, приглашённый на вечеринку. Лиза танцует с аниматором в костюме белого медведя.
На одном из видео Карина обнимает Артёма за плечи и что-то говорит в камеру, смеясь. Артём криво улыбается.
«Смотри-ка, приручила, — с горечью подумала Нина. — Купила айфоном и снегоходами. Кто я против этого парка аттракционов? Уставшая женщина с двумя работами и вечным "нет денег"».
Она вдруг ясно представила, как через год дети скажут: «Мам, мы хотим жить с папой. Там весело. Там не надо экономить воду. Там у каждого своя комната».
И Вадим, конечно, согласится. Не потому, что ему нужны дети каждый день — воспитывать их будут няни и Карина — а чтобы не платить алименты и выглядеть героем.
Возвращение
Второго января Нина с утра напекла пирожков с капустой. Глупо, наверное: после чёрной икры и ресторанных блюд кормить их пирожками. Но это было единственное, что она могла противопоставить той роскоши. Запах дома. Запах материнских рук.
В три часа телефон пискнул: «Подъезжаем».
Нина вышла к подъезду.
Машина остановилась. Водитель снова открыл багажник — на этот раз сумок было в два раза больше. Пакеты с логотипами дорогих брендов, коробки, свёртки.
Лиза выскочила первая, раскрасневшаяся, в новой шапке с огромным помпоном. Старую шапку Нина так и не увидела.
— Мама! Мамочка! — дочка бросилась к ней, чуть не сбив с ног.
Нина выдохнула. Родная. Не переманили.
Артём вылез медленнее, таща в одной руке сумку, в другой — пакеты. Он был хмурый. Не сонный — именно злой.
Водитель поставил вещи у подъезда, кивнул и уехал.
— Ну пошли, путешественники, — Нина подхватила коробку с кукольным домом — он был разобран, но коробка всё равно занимала полкоридора.
Дома сразу стало тесно от пакетов.
— Мам, смотри! Это тётя Карина мне подарила! Платье принцессы! А это папа — планшет! А это конфеты, но они невкусные, там шоколад горький! — тараторила Лиза.
Артём молча разделся, бросил куртку на вешалку и прошёл в свою комнату.
Нина почувствовала неладное. Обычно после поездок к отцу он приезжал либо восторженный, либо лениво-сытый. А тут — грозовая туча.
— Тём, есть будешь? Я пирожков напекла. И суп куриный есть, — крикнула она вслед.
— Буду, — глухо отозвался он.
На кухне Лиза уже разворачивала конфеты, игнорируя суп.
— Лиза, сначала горячее! Желудок испортишь!
Артём вошёл на кухню, сел. Он вертел в руках новый телефон, но как-то странно, без радости. Словно это был не подарок мечты, а булыжник.
— Ну, рассказывайте, — Нина разлила суп по тарелкам. — Как всё прошло? Карина, смотрю, постаралась.
— Нормально, — буркнул Артём, ломая хлеб.
— Ой, мам, там так красиво было! — Лиза болтала ногами. — Ёлка до потолка! И салют: бабах, бабах! Тётя Карина добрая, она мне косички плела. И сказала, что я самая красивая девочка.
Нина кивнула, проглотив комок.
— Рада, что вам понравилось.
Она посмотрела на сына.
— Артём, а ты чего молчишь? Телефон нравится?
Сын поднял глаза. Взгляд у него был тяжёлый, взрослый.
— Телефон нормальный. Камера хорошая.
Он помолчал, ковыряя ложкой в супе. Потом резко положил её на стол.
— Мам, а правда, что ты неудачница?
Удар
Нина замерла с половником в руке. На кухне повисла звенящая тишина — только холодильник гудел.
— Что? — переспросила она шёпотом.
Лиза перестала жевать и испуганно посмотрела на брата.
— Кто тебе такое сказал?
— Карина, — Артём произнёс имя с брезгливостью, которой раньше не было. — Она думала, я не слышу. Они с подружками сидели в гостиной, шампанское пили. А я был на втором этаже, на лестнице. Всё слышно.
Нина медленно опустилась на стул. Ноги стали ватными.
— И... что именно она говорила?
— Говорила, что папа с тобой намучился. Что ты не развиваешься, сидишь на месте. Что не можешь обеспечить нам нормальный уровень жизни, а только ноешь и тянешь из папы деньги. Сказала: «Бедные дети, возвращаются в эту дыру к матери, которая даже одеть их нормально не может». Что она вынуждена нас переодевать, чтобы перед гостями не стыдно было.
Нина почувствовала, как жар ударил в щёки. Ей стало стыдно — за свои старые обои, за пирожки с капустой, за джинсы, купленные на распродаже. Это было как пощёчина. Звонкая, унизительная, отвешенная чужой ухоженной рукой с дорогим маникюром.
— Вот как, — голос предательски дрогнул. — Ну что ж... У неё есть право на мнение.
Она отвернулась к окну, чтобы дети не видели слёз. «Не реви. Только не при них. Ты сильная».
— А папа? — спросила она тихо. — Папа что сказал?
— Папы там не было. Он с друзьями в бане сидел.
— Понятно.
Нина вытерла глаз кухонным полотенцем, делая вид, что что-то попало.
— Ну, ешьте. Остынет.
Ответ
— Я ей сказал, — вдруг произнёс Артём.
Нина резко обернулась.
— Что ты сказал? Кому?
— Карине. Я спустился. Прямо к ним, к гостям.
Нина схватилась за сердце. Она представила эту сцену: её сын, в новых джинсах, посреди роскошной гостиной, полной разодетых людей.
— Господи, Тёма, зачем? Не надо было...
— Я не хамил, — Артём смотрел прямо ей в глаза. — Я просто подошёл и громко сказал, чтобы все слышали. Сказал: «Моя мама работает на двух работах, чтобы нас кормить и учить. Она сама всё тянет, без помощи. А ты, тётя Карина, сидишь на папиной шее и тратишь его деньги. Так кто из вас неудачница?»
Нина открыла рот, но не смогла издать ни звука.
— Там такая тишина стала, мам, — в глазах Артёма на секунду мелькнул торжествующий огонёк. — У Карины лицо перекосило. Подружки её замолчали сразу.
— А папа? — прошептала Нина.
— Папа как раз вошёл. Услышал конец.
— И что?
— Ничего. Посмотрел на Карину, потом на меня. Сказал мне: «Иди в комнату». Строго. Но потом, когда я уходил, я слышал, как он ей сказал: «Заткнись и не смей при мне обсуждать Нину».
Нина сидела, оглушённая. Её сын. Её молчаливый, вечно недовольный подросток, который стеснялся её старого пуховика — встал перед толпой богатых, успешных людей и защитил её.
— Тём... Ты правда так сказал? — спросила она, не веря. — Или придумываешь, чтобы меня успокоить?
Артём пожал плечами, отламывая кусок пирожка.
— Спроси у Лизы. Она на лестнице сидела.
Лиза энергично закивала:
— Правда! Тёма так строго сказал! Как учительница! А тётя Карина стала красная-красная!
Артём жевал пирожок, глядя в тарелку.
— И ещё я сказал, что в следующем году мы к ним не поедем.
Нина замерла.
— В смысле?
— В прямом. Сказал: мы следующий Новый год будем с мамой. Нам с ней лучше.
— Артём... Но там же подарки. Снегоходы. Ты же сам хотел телефон.
— Да ну их, — махнул рукой сын. — Скучно там, мам. Всё какое-то... ненастоящее. Все улыбаются, а глаза пустые. И есть всё время заставляют. Твои пирожки вкуснее.
Он поднял на неё глаза. В них уже не было той детской обиды на бедность, которая мучила Нину последние годы. Там было что-то новое. Понимание? Жалость? Или просто мужская, недетская ответственность?
— Ты это... не плачь только, ладно? — он неуклюже потянулся через стол и тронул её за руку. — С Новым годом, мам. Поздно, но от нас.
Дома
Нина всё-таки заплакала. Она ревела, уткнувшись в плечо сына, который вдруг стал таким большим и надёжным. Лиза подбежала и обняла их обоих, перемазав шоколадом мамину кофту.
— Вы мои родные. Вы мои защитники, — всхлипывала Нина.
Потом они пили чай. Артём отодвинул новый айфон в сторону, чтобы поставить кружку.
— Мам, там кран в ванной опять течёт? — спросил он деловито.
— Течёт, сынок. Прокладку менять надо.
— Я посмотрю. В интернете найду, как делается.
— Посмотри.
Конечно, она понимала, что жизнь — не сказка. Что через неделю Артём, возможно, снова будет ворчать из-за нехватки карманных денег, а Лиза — просить дорогую куклу. Что Вадим позвонит, будет пытаться загладить вину подарками. И что дети всё равно будут ездить к отцу — потому что им нужен отец, какой бы он ни был.
Но прямо сейчас, на этой маленькой кухне, среди пакетов с дорогими подарками и запаха капустных пирожков, Нина чувствовала себя самой богатой женщиной на свете.
Она знала главное: её дети — не продаются.
И это было важнее любых «умных домов» и снегоходов.
А айфон... Пусть будет. Хорошая камера пригодится — снимать их настоящую, не глянцевую жизнь.
— Мам, передай ещё пирожок, — попросил Артём. — И давай вечером «Гарри Поттера» посмотрим? Все вместе.
— Давай, — улыбнулась Нина. — Только чур, я на диване лежу.
— Ладно, — великодушно разрешил сын. — Ты же у нас работаешь. Тебе можно.
Лиза захихикала и потянулась за третьим пирожком.
За окном снова начал падать снег — мягкий, новогодний. Праздник, оказывается, ещё не закончился.
Он только начинался.