Найти в Дзене

— В Новый Год позвоним по видео, чтоб всё на столе стояло! — пригрозила родня на прощание. Супругам пришлось давиться самогоном и огурцами

— Макс, если эта жаба останется на тумбе, я подаю на развод. — Это домовой, а не жаба… кажется. И вообще, люди старались. Алиса стояла посреди гостиной и смотрела на свое бывшее идеальное царство. Ещё пару часов назад здесь было красиво, спокойно и минималистично: бежевые стены, ровные линии, ничего лишнего, только свет и воздух. На столике — аккуратная композиция из еловых веток и двух тонких свечей. Тишина, как в дорогом отеле. Теперь от этого спокойствия не осталось ничего. В коридоре валялись пакеты из супермаркета, на пуфике стояла сумка в цветочек, а в центре гостиной, как опозоренный идол, торчала гигантская статуэтка домового с мешком денег. Домовой смотрел на Алису стеклянными глазами, будто тоже был не в восторге от переезда.
Все началось со звонка в дверь — громкого, настойчивого, как в милицейской драме. — Ну, пошли встречать цунами, — вздохнула Алиса. На порог ввалились тётя Люда и дядя Толя. Шапки в руках, щёки красные, от них тянуло морозом, вокзальными пирожками и чем

— Макс, если эта жаба останется на тумбе, я подаю на развод.

— Это домовой, а не жаба… кажется. И вообще, люди старались.

Алиса стояла посреди гостиной и смотрела на свое бывшее идеальное царство. Ещё пару часов назад здесь было красиво, спокойно и минималистично: бежевые стены, ровные линии, ничего лишнего, только свет и воздух.

На столике — аккуратная композиция из еловых веток и двух тонких свечей. Тишина, как в дорогом отеле.

Теперь от этого спокойствия не осталось ничего. В коридоре валялись пакеты из супермаркета, на пуфике стояла сумка в цветочек, а в центре гостиной, как опозоренный идол, торчала гигантская статуэтка домового с мешком денег. Домовой смотрел на Алису стеклянными глазами, будто тоже был не в восторге от переезда.


Все началось со звонка в дверь — громкого, настойчивого, как в милицейской драме.

— Ну, пошли встречать цунами, — вздохнула Алиса.

На порог ввалились тётя Люда и дядя Толя. Шапки в руках, щёки красные, от них тянуло морозом, вокзальными пирожками и чем-то копчёным.

— Ох, как у вас пусто! — с порога протянула тётя Люда, уже разуваясь и одновременно заглядывая в гостиную. — Чистенько, конечно, но будто в больнице. Не обжились ещё толком?

«Это называется скандинавский минимализм», — мысленно процедила Алиса, но вслух только улыбнулась:

— Мы просто любим, когда ничего лишнего.

— Ну ничего, сейчас исправим, — бодро заявила Людмила и протиснулась в квартиру, как ледокол, таща за собой сумку и пакет с надписью «Сельмаг».

Дядя Толя шёл следом, держа в руках подозрительно тяжелый пакет.

Гости сразу заняли всё пространство: куртки — на спинку дизайнерского стула, шапки — на аккуратно сложенный плед, подаренный Алисе подружками.

— Тёть Люд, может, мы сами… — попыталась вежливо вмешаться Алиса, когда та уже двигала её идеально выровненные вазы, чтобы поставить сумку.

— Да что ты, милая, я аккуратненько!

Ваза качнулась, сердце Алисы вместе с ней. Максим бросил на жену виноватый взгляд: «Ну потерпи чуть-чуть».

***

— Так, молодежь, давайте вручать подарки! — торжественно объявила тётя Люда, когда обувь была раскидана, шубы повешены кое-как, а гости освоились.

Алиса и Максим переглянулись. У обоих в глазах читалось одно: «О, боже...».

— Начнем с полезного, — сказала Люда и достала первую вещь. — Вот! Кружки нынче дорогие, а мы вам — красоту!

Алиса увидела это и внутренне сжалась. Кружка была кислотно-зеленого цвета, с кривой золотой окантовкой и огромной пучеглазой змеёй в шапке Санты. Змея хитро улыбалась, словно знала, что теперь будет жить в мире бежевых тонов и белого фарфора.


— Это символ года! Ты только смотри, какая мордочка! Будешь чай пить и улыбаться! — гордо пояснила тётушка.

Перед глазами Алисы промелькнул ее любимый набор тонкого фарфора, который она покупала по скидке, но все равно чуть не плакала на кассе. Белый, аккуратный, без единой надписи. Теперь к нему прилагалась эта зеленая катастрофа.

— Спасибо, очень… ярко, — выдавила Алиса.

— Следующий лот! — подключился Толик и с важным видом поставил на стол коробку. — Давай, Максим, открывай сам, мужик ты или где?

Максим послушно распаковал. Внутри оказался монстр — статуэтка размеров с лист А4. Домовой, обложенный монетами, с мешком денег и, судя по выражению морды, лёгким алкогольным прошлым.


— Это на богатство! В коридор поставишь или в залу. Пусть бабки в дом тянет! — радостно объявил Толя.

Домовой не вписывался никуда. Он был тяжелый, блестящий, с золотыми акцентами, и своим присутствием мог отменить весь ремонт, дизайнеров и концепцию Алисы за один вечер.

— А у вас что, иконы-то хоть есть? — подозрительно прищурилась тётя Люда, глядя на голые стены. — А то пустые стены — не к добру.

Алиса буквально услышала, как внутри у неё что-то сжалось.

— Ну и, конечно, самое главное, — многозначительно сказала тётка и позвала: — Толя, неси!

Из недр пакета появились трёхлитровые банки. Огурцы мутного цвета, смородиновое варенье с подтеками на крышке. Одна банка тут же оставила липкое пятно на белом столе.


— Своё, натуральное! Не то, что ваша химия из магазина! — с гордостью сказала Люда. — Вот огурчики — хруст, как стекло! А варенье — на зиму самое то. Толя, поставь им в холодильник, пока не испортилось.

«В наш холодильник?» — мысленно завизжала Алиса. Там контейнеры, подписанные даты, аккуратные коробки с ягодами, авокадо, лосось. Куда ставить трехлитрового монстра с огурцами?

— Спасибо большое… Мы просто сладкое почти не едим, и солёное тоже… — робко попыталась возразить она.

— Это потому что нормальных огурцов вы не пробовали, — отрезала тётя Люда.

Алиса посмотрела на мужа: «Спаси меня». Максим смутился, но лишь виновато пожал плечами.

***

Кульминацией явилась мутная пластиковая бутылка из-под минералки. В ней плескалась желтоватая жидкость, угрожающе поблёскивая.

— А это — самое главное, — понизив голос, сказал дядя Толя. — Самогон от Ваньки. Ты что, Ваньку не помнишь? Это который в девяностых бензин продавал! Он теперь на кедровых орешках настаивает. Лекарство!

Запах пробивался даже через пробку. По комнате поплыл дух сельского праздника и похмельного утра.

— Мы почти не пьем, — осторожно начал Максим. — Мы вино хотели открыть…

— Обижаешь! — сразу вспыхнул Толя. — Ваня старался! Месяц гнал!

— Мы ненадолго, мы же проездом, — включилась Людмила. — Но мы вам тут всего оставили. Новый год чтоб по-людски встретили. А то у вас, гляжу, даже салатницы нормальной нет, одна тарелочка сиротская.

Когда они наконец собрались уходить, Алиса мысленно уже составляла план эвакуации подарков.

В дверях тётя Люда обернулась:

— В Новогоднюю ночь позвоним по видео! Чтоб всё на столе стояло! И огурчики, и самогоночка под холодец. Проверим!

Дверь закрылась. В квартире наступила такая тишина, что было слышно, как тикают часы и как домовой на столе молча ржёт над ними.

Алиса и Максим стояли посреди гостиной, окруженные банками, статуэткой и зеленой кружкой.

— Максим, это что сейчас было? — наконец прошептала Алиса.

— Любовь родственников, — так же тихо ответил он. — Очень дУшная любовь.

***

— Итак, — Алиса решительно достала мусорный пакет. — План такой. Сейчас мы всё это… перераспределим во Вселенную. Банки — в мусор, домового — кому-нибудь подарим, самогон — в раковину. Кружку… ладно, кружку можно отвезти в офис. Пусть там мучаются.

— Лис, подожди, — Максим аккуратно взял пакет из её рук. — Ну неудобно же. Люди старались. Это же не из Ашана хватанули, это всё с душой. Ваня, может, реально месяц этот самогон делал.

— То есть ты предлагаешь жить с этим? — Алиса ткнула пальцем в домового. — Я, конечно, люблю фольклор, но не в таком формате!

Начались поиски места. Домового попробовали поставить на полку с книгами — он перекрыл половину корешков и смотрел на них так, будто сейчас запросит жертву. В коридоре он создавал ощущение, что за тобой наблюдает налоговая. В ванной вообще вышел хоррор: в ночи зайдешь — инфаркт обеспечен.


— На балконе замёрзнет, — серьёзно сказал Максим.

— Он из гипса, Макс, — устало ответила Алиса. — Ему не холодно. Это мне уже холодно от одной мысли жить с ним в одной квартире.

Банки заняли полхолодильника. Авокадо и руккола сдвинулись, как пассажиры метро в час пик. Стейки из лосося смотрели с полки с немым укором.

— Максим, у нас был план: лёгкий Новый год, без майонеза, без тяжести. А теперь что? Самогон, огурцы и домовой. Мы шли к этой кухне три года!

— Это всего на одну ночь», — попытался успокоить её муж. — Поставим, покажем по видео — и потом разберёмся.

***

К тридцать первому числу квартира снова выглядела почти как в журнале.

Ёлка в корзине, гирлянда тёплого света, на столе аккуратные тарелки, канапе и салат с креветками. В углу, накрытая пледом, стояла гора подарков, как священный тотем.

— Это не подарки, это могила моего вкуса, — мрачно сообщила Алиса.

Они готовили сразу два Новых года. Алиса — свой: лёгкие закуски, запечённая рыба, бокалы для просекко. Максим — родственникам: достал селёдку, холодец, сражался с крышкой банки огурцов, которая не хотела поддаваться.


— Она не открывается! Это знак! — радостно объявила Алиса.

— Это Ванькина крышка, а не знак, — пыхтел Максим, — он их всегда до упора закручивает… Ура! — крышка с треском поддалась, запах чеснока и уксуса разлетелся по кухне.

— Пахнет коммуналкой, — поморщилась Алиса.

Самогон они перелили в красивый графин — стало чуть легче на душе. Зелёную кружку поставили так, чтобы её было видно в кадре, но, по мнению Алисы, не слишком сильно видно. Домового водрузили на комод на заднем плане: пусть торчит как «символ достатка», но не доминирует.


— Поверни его хоть немного, а то он смотрит прямо в душу, — попросила Алиса.

Перед самым звонком они успели поссориться из-за места для варенья.

— Я не буду ставить банку с подтёками на мою льняную скатерть! — взорвалась Алиса.

— Ладно, поставим на тарелку, — сдался Максим. — Но чтоб в кадре было, Алис. Нам проверка предстоит.

***

Ровно в полдвенадцатого зазвенел телефон. На экране — широкое застолье: цветная скатерть, ковры на стенах, тазик оливье, селёдка под шубой, горка мандаринов, ведро с салатом «Мимоза».

— Молодые! Ну наконец-то! — радостно закричала тётя Люда. — Поверни, поверни, я хочу вашу ёлку посмотреть!

Максим аккуратно повёл телефоном — показал ёлку, гирлянду, часть стола. Потом притормозил, чтобы в кадр попали огурцы, графин с самогоном и домовой.

— О! Стоит! Я ж говорила — красота будет! — Людмила чуть ли не захлопала. — Домовой как родной!

Алиса натянуто улыбнулась, чокнулась рюмкой с Максимом. Сделала вид, что пьёт. Чуть пригубила — глаза расширились.

— Ну как? — сразу спросил дядя Толя. — Жжёт?

— Очень… выразительно, — с трудом выдавила Алиса. — Прям… согревает.

Максим честно сделал глоток, кашлянул, но улыбнулся:

— Да, дядь Толь, серьёзная вещь.

— Огурчиком закуси! Ну! — заорали с того конца.

Максим театрально хрустнул огурцом. Алиса тоже откусила маленький кусочек, чтобы от нее отстали. И вдруг поймала себя на том, что вкус — реально как в детстве у бабушки: хрусткий, чесночный.


Родня расцветала. В кадре появился Дядя Ваня — красноносый, растроганный.

— Ну, с Новым годом, детки. Я ж старался для вас. Чтоб у вас всё было, как у людей…

И тут Люда сказала фразу, от которой Алиса внутренне сжалась.

— Мы ж понимаем, что у вас там всё модное, не наше. Чисто, красиво, как в кино. А мы, деревня, куда нам! Но так хотелось частичку дома вам передать. Чтоб вы там, в своём городе, корни не забыли.

Алиса посмотрела на зеленую кружку. Та стояла, нелепая, кислотная, но вдруг перестала казаться врагом. В ней сейчас был чай с лимоном.

Чай, который она пьёт в своей стильной, правильной квартире, окружённая всеми этими «правильными» вещами. А кружку ей подарили люди, которые любят их по-своему — громко, навязчиво, без права на отказ, но искренне.

***

Когда связь оборвалась, наступила неожиданно мягкая тишина. Телефон потух, гирлянды мерцали, ёлка пахла хвоей.

— Выдохнули? — спросил Максим.

— Выдохнули, — кивнула Алиса.

Она подошла к статуэтке домового, взяла её в руки. Тяжелая, дурацкая, блестящая.

— Ну что, товарищ символ достатка, — вздохнула она. — Будешь жить у нас в шкафу.

Они вместе отнесли домового в шкаф в коридоре, нашли ему полку. Не на почётном месте, но и не на помойке.

Максим вернулся на кухню, взял огурец, откусил.

— А вообще-то вкусно, — признался он. — Как в детстве, когда я летом к ним ездил.

— Как такое можно забыть, — хмыкнула Алиса. — Но огурец и правда нормальный. Даже очень.

Она взяла еще один, хрустнула. Вкус был очень конкретный: чеснок, уксус, укроп — и почему-то внезапное ощущение, что дома не только бежевые стены и правильные тарелки.

— Смотри, — сказала Алиса, открывая холодильник. — Так. Одну банку варенья оставляем. На сырники. Остальное — раздаем коллегам. Огурцы — одну банку себе, остальное — тебе в офис, пусть мужики порадуются. Самогон…

— Самогон — стратегический резерв, — серьёзно ответил Максим. — «На случай, если к нам ещё кто-то с подарками придёт.

Они засмеялись. Смех снял остаток напряжения.

Алиса взяла зеленую кружку, налила туда чай. Поставила на подоконник. В отражении стекла кружка казалась уже не такой кричащей. В ней плясали огоньки гирлянды.


— Знаешь, — тихо сказала она, подходя к Максиму и обнимая его за плечи, — пусть будет так. Интерьер — мой. Хлам — их. Но где-то посередине — мы.

— Это как? — улыбнулся он.

— Это налог на любовь родственников, — ответила Алиса. — Платишь — и живешь спокойно.

Она прислонилась к нему, глядя на ёлку, на смешную кружку, на приоткрытую дверцу шкафа, где теперь жил домовой.

И вдруг поняла: да, всё это по-прежнему чуждо ее вкусу. Но больше не бесит. Потому что за каждой банкой, кружкой и статуэткой стоит не только безвкусица — там ещё и их «хотели как лучше».

А это, как ни крути, тоже часть домашнего уюта. Только не из Pinterest, а из жизни.

А вам дарят ненужные подарки? Что с ними делаете?

Ещё можно почитать:

Ставьте 👍, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать еще больше историй!